Ольга Дарфи - Электричество. Роман-нарратив от создателя фильма «Я – Гагарин»

Истошный рев отчаяния огласил помещение, бабушка побежала за настойкой пиона. Она виновато и беспомощно разводила руками, да, она выкинула из сумки старые поломанные шишки. Зачем мусор тащить в город?

Пришлось мириться с потерей, выбора не было. Никто не собирался тащиться три часа в Лугу, чтобы забрать моего «отца». Тем более Шишан ничего не мог рассказать о моей удивительности.

А потом я сама себя подстригла. Вяла ножницы, отрезала косу, сложила ненужный придаток в пакетик и вынесла на помойку.

Мне никто ничего не сказал, но бабушка повела меня к доктору. Серьезный пожилой профессор посоветовал давать на ночь валерьянку, не смотреть телевизор (в нашем доме его и не было) и не читать волнительные книжки. Книги, ножницы и на всякий случай ножи и вилки стали аккуратно от меня прятать.

Когда мне требовались ножницы, я без труда находила их на дальней верхней полке. Книги, все без исключения волнительные, читала под одеялом с фонариком.

В новой школе, где я оказалась после нашего переезда, вопрос о моей удивительности быстро рассеялся, возможно, это было связано со стрижкой. Превращение удивительного ребенка, который всем помогает, в злого звереныша, который всех бьет, произошло так стремительно, что бабушка, разочаровавшись в докторах, истово и троекратно осеняла меня крестным знаменем перед выдворением в школу и, перекрестившись сама, долго била земные поклоны.

В эти дни мы с мамой и отправились покупать зимнее пальто. В «Детском мире» на втором этаже пылилось небольшое войско серо-коричневых клетчатых пальтишек. Бурая полоска овчинки у горловины усиливала отчаяние.

Мама стонет.

– Боже… а для девочек… неужели ничего нет?

Продавщица сонно пожимает плечами.

– Это и для девочек, и для мальчиков.

И тогда мы отправляемся в «Ателье индивидуального пошива».

Меня обмеривают: надо поднять руки вверх, отвести в сторону, не вертеться. Надо три раза приезжать на примерку: все то же самое, дышать, не дышать, руки поднимать, опускать, стоять смирно. Я все выдерживаю, и чудо случается.

Через пару недель я выхожу из-за пластмассовой ширмы, а на мне красуется ярко-голубое приталенное пальто с рыжим лисьим капюшоном и пушистыми помпонами на длинных веревках. Я кружусь и задыхаюсь, а закройщицы дружно аплодируют. Мама мной гордится.

На следующий день в пальто с лисьим капюшоном я бодро отправляюсь в школу.

Как только бабушка скрывается за поворотом, сильный толчок в спину валит меня с ног. Еще пять минут, и я вываляна в мутной жиже песка и снега. Еще минута – и я лишаюсь помпона.

На перемене пробегавший мимо раздевалки парень разодрал мой лисий капюшон.

Бабушка не ругалась, капюшон починила, недостающий помпон мы восстановили, чтобы не заметила мама.

Но вскоре я настойчиво потребовала серое пальто в клетку с бурой овчинкой вокруг шеи. Я визжала и отказывалась ходить в школу. Мама сдалась. Мне купили серую робу с коричневым воротником, такую как у всех.

Довольная, я пришла в школу и долго не раздевалась. Одноклассники должны понять, что теперь я со всеми. И действительно, дети заулыбались. Хищники скалились, поблескивая полированными зубами, мгновение – они раздерут меня в клочья.

Я вжалась в стенку у гардероба, отступать некуда. Быстро хлопала глазами. Между ресниц накапливалась влага, целые мешки с жидкостью.

Подбежала очкастая учительница, повесила мое на крючок, и мы зашагали прочь по лестнице.

Я уселась за парту и уставилась на матовую зеленую доску. Я смотрела на нее весь день. Там были следы белого мела, тире и точки, буквы и цифры, загогулины и круги, в них ловко переплетались линии моих побед и поражений.

На следующий день я пришла в школу в лисьем капюшоне с бодрыми помпонами. Я вызывающе встала в дверях класса.

Первый, кто ко мне приблизился, треугольный вихрастый мальчишка, получил ногой в живот и отлетел к стене. Девочке-задавале с прической «сессун» я заехала в курносый нос жестким портфелем. Брызнула кровь, меня потащили в учительскую. Как Самсон, я не прощаю врагам ни злого слова, ни косого взгляда.

У всех девочек была шкатулка, закрытая на ключик. В шкатулке – локон, фантики и стеклышки, из них судьба складывает пазл жизни. Если кто положил правильные фантики и ровные стеклышки, тот молодец, жизнь удалась. Как раскрутить память и вспомнить, что я положила?

Во время очередного переезда я роюсь в маминых папках с документами. Я надеюсь найти что-то волнующее, что-то о своем происхождении, какой-нибудь секретик. Я знаю, что он есть.

И я нахожу. Свидетельство об удочерении.

Мне уже пятнадцать, я могу разобраться в справках. Мои догадки о настоящем отце подтверждаются бумажкой из ЗАГСа.

Мама долго увиливала и произносила что-то нечленораздельное. Я требовала назвать имя. Мама не поддавалась. Я гипнотизировала взглядом. Наконец она сдалась и выдохнула имя. Адреса она не знала.

Через несколько лет я нашла его в городе, который к тому моменту стал другой страной. Приехала на вокзал, побродила по центру, приятный городок. После Москвы остальные города кажутся тихими и сонными.

Поехала на троллейбусе по адресу, нашла дом. Типичный сталинский дом, кусты сирени под окнами, скамейка у подъезда, ни вывесок, ни плакатов с надписями: «Здесь живет твой отец, детка!», «Тебя тут ждут!».

Заняла стратегическую позицию в кустах, напротив нужного подъезда. Пыталась различить его в заходящих-выходящих. Не разглядела. Сидеть в кустах надоело, волосы лезли в глаза и одолевали какие-то насекомые.

Поднялась на этаж, позвонила. Он открыл дверь. Лохматая шевелюра, моложавый вид, наглый взгляд. Я осторожно сказала:

– Здравствуйте! Вы такой-то?

– Да, а что? – он ухмыльнулся.

Я назвала имя матери.

Он поморщился:

– Ну, знал такую.

– Я – ее дочь! – вызывающе произнесла я.

– Ну, мне все равно, – пробурчал, – заходи. Коньяк будешь?

Я зашла.

В коридоре – наполовину опустошенный ящик с иностранными бутылками. На кухне на огромном круглом столе – коньяк «Наполеон», торт «Наполеон», сало и лук, на сковородке – огромные куски мяса. Взгляд на меня внимательный и немного такой бычий. Я отступила к выходу.

– Да, проходи, – он жестом пригласил следовать за ним и направился в кухню.

– Волосы вроде похожи… Бля, где у меня чай? Я его не пью вообще.

Пока он шарил по шкафчикам, отмывал заварочный чайник и наливал чай, пришли его друзья – загорелые усатые мужики в джинсах. Из общих разговоров я поняла, что он целыми днями бухал с товарищами, иногда гонял на мотоцикле, а на переговоры с клиентами ездил на машине. Я тоже любила вечеринки и большие скорости.

Потом мы пошли на рынок за едой.

– Купим тебе что-то… а то бомж, бля, какой-то. Мать тебя что, не одевает? Вот ведь овца!