Виктория Булдашова - Осень давнего года. Книга вторая

– Кирилл Владимирович, – в панике спросила я нашего гида, – что происходит? Почему Жестокость Петра размножилась? И что делать с Саней?

– Мы его таким еще не видели, – растерянно пробормотала Светка.

– Пороки монархов! – воскликнула птица. – Окружающие их просто не замечают, поэтому безнравственность быстро расцветает в сердцах правителей. В результате, не встречая себе сопротивления, душевные изъяны властелинов заражают собой их родных, приближенных и слуг. Ведь любой царь, король или раджа в глазах его подданных – это наместник Бога на земле, а значит, то, что он делает, – правильно и хорошо. Следовательно, и остальным можно – и даже нужно! – пускаться вместе с венценосцем во все тяжкие! Впрочем, Наталья Кирилловна нападает сейчас на Шакловитого скорее из страха за жизнь и благополучие своего ребенка. Она видит в советнике врага – и будущее подтвердит ее недобрые предчувствия.

– Но Саня-то – не придворный и не родственник Петра! – в отчаянье возразила я. – А Вы посмотрите: он как бешеный лупит Федьку по щекам. Тот уже и не шевелится. Что делать?!

Скворец покачал головой:

– Александр сейчас считает царя правым , понимаешь? Жестокость вашего друга, девочки, особенно опасна, потому что он действует не из подражательства Петру, а по искреннему порыву души. Александр убежден, что поступает по совести: заступается за несправедливо обиженного царя…

– А также за Андрейку, – подсказала Светка.

– На самом же деле просто тупо мстит советнику! – крикнула я. – А значит, поступает ничем не лучше Шакловитого. Иноземцев ведь так может и в ящерюгу превратиться, как Дормидонт в жабу!

Птица кивнула:

– Действительно, помочь Александру будет трудно. Но вы все равно идите ему на выручку – и о других тоже не забудьте. Я, если кого-то интересует мое мнение, советую начать с них!

Мы с подружкой подскочили к боярам и довольно быстро оторвали от них ящерок. Раскрутив рептилий за хвосты, перебросили их за крепостную стену. Вельможи, опомнившись, отступили от Шакловитого и прижали ладони к окровавленным дырам на кафтанах. Потом я сдернула маленькую Жестокость с груди Натальи Кирилловны. Царица вскрикнула и заплакала, прижав руки к глазам. Светка, пыхтя, старалась оттеснить огромную ящерюгу от Петра – но не могла! Чудовище ловко отмахивалось от Ковалевой хвостом и передними лапами и продолжало, чавкая, пожирать сердце государя. Я сказала подружке:

– Оставь ее пока! Идем-ка лучше к Сане!

Вид у нашего друга был измученный. Временами он судорожно мигал и оглядывался по сторонам – Иноземцев пытался понять, что с ним происходит. Но алая гадина, сжав когтями его разодранную грудь, с новой силой вгрызалась в Сашкино сердце. И мальчишка опять начинал месить потерявшего сознание советника.

– Ну, погоди же! – хором крикнули мы с Ковалевой, вцепляясь в обнаглевшую рептилию.

Светка, морщась, ухватила пальцами липкую от Саниной крови голову ящерицы, чтобы отодрать ее зубы от сердца Иноземцева. Однако Жестокость не желала отпускать жертву! Тогда я, собравшись с силами, начала пальцами отжимать от Сашкиной груди глубоко вонзившиеся в нее когти рептилии. Это оказалось невозможным: они были как каменные и совершенно не двигались. Вдруг нас с подружкой опалило жаром. Я оглянулась: Жестокость Петра, вывернув шею, злорадно косилась на нас огненным глазом. Ее лапы топали по земле, еще больше раздувая в стороны окутывающее гадину пламя. Волосы у нас на головах, готовые вспыхнуть, затрещали. Но не могли же мы бросить Иноземцева одного погибать!

Ковалева кивнула мне и схватила Сашку под левую руку. Я схватила под правую. Мы с трудом оттащили мальчишку от лежащего навзничь Шакловитого – а что еще можно было сделать? Санина ящерица, забеспокоившись, убрала зубастые челюсти от его сердца. Рептилия на мгновение высунула голову из раны и попыталась зацепиться кончиком хвоста за лапу Жестокости Петра, которую та ей протянула.

– Обойдешься, – усмехнулась Ковалева, дернув ящерюгу за длинный хвост и оторвав гадину от ее начальницы.

Ящерюга зыркнула на мою подружку и снова приникла к Сашке. Мы усадили Иноземцева, прислонив мальчишку спиной к крепостной стене. Саня потерянно молчал, глядя вниз, на впившуюся в его грудь Жестокость.

– Петруша, успокойся, мой родной, – донесся до нас молящий голос Натальи Кирилловны. – Иначе опять с тобой припадок приключится. А вечером ты зачнешь пустых покоев пугаться, от тишины дворцовой дрожмя дрожать. Ночью от дурных видений спать не сможешь.

– Не мешайте мне, матушка! – нетерпеливо вскрикнул царь. – Измена в государстве есть превеликое зло. Ее огнем и мечом выводить надобно. Лучше помоги поднять с земли Федьку – раба лукавого. Один я не могу, зело тяжел Сонькин наушник… Вот ведь, даже нам двоим сие не под силу. Господа бояре, подойдите сюда!

Вельможи приблизились, степенно поклонились царствующим особам.

– Понудите его встать! – приказал государь.

Сановники, неловко толкаясь, подняли Шакловитого, встряхнули. Поддерживая под обе руки и подпихивая сзади в спину, поставили перед Петром.

– Девчонки, что там происходит? – слабым голосом спросил Иноземцев.

Светка фыркнула:

– Да ничего хорошего! Этот маменькин сынок сейчас будет Шакловитого добивать, а царица и бояре – ему помогать. Это ведь будущий Петр Великий, ему можно творить что угодно.

– Д-добивать? Впятером одного, уже побежденного? – ошеломленно пробормотал Саня. – Не может быть. Зачем Петру так унижать себя? Он же полководец, а не гопник!

Я с радостью увидела, что Жестокость нашего друга недовольно трясет хвостом. Железная хватка ее когтей заметно ослабла – гадина теперь с трудом держится за Иноземцева. Я поймала одобрительный взгляд скворца, сидевшего на плече Ковалевой, и шепнула Светке:

– Смотри!

Подружка скосила взгляд на ящерюгу, кивнула и без малейшего страха сжала руками шею и хвост рептилии. Я же освободила из ее загнутых когтей лацканы и полы Сашкиного пиджака. Воспрянувший духом Кирилл Владимирович сразу вспорхнул вверх и весело закружился над нами. Потом сел на землю рядом с Саньком.

– Раз, два, три! – скомандовала я.

Мы с подружкой дернули вверх обмякшее тело Жестокости. Ух, наконец-то мы оторвали ящерицу от Иноземцева, какое счастье! Ковалева, отодвинув меня рукой, снова ухватила гадину за хвост, со свистом раскрутила над головой и кинула ее через стену. Мы с улыбкой пожали друг другу руки: дело сделано!

Сашка поднял на нас осоловелые глаза и заморгал. Тяжело поднялся на ноги. Ранка на его груди еще продолжала кровоточить – весь пиджак мальчишки был покрыт бурыми оплывающими пятнами. Но Иноземцеву было не до того! Смущенно пробормотав: