Виктория Булдашова - Осень давнего года. Книга первая

Любительница канареек подняла глаза и бросилась с крыльца. Это ей удалось не сразу – мешало длинное платье, а подобрать его она от волнения забыла. Наконец, два раза запнувшись, женщина спрыгнула на землю и устремилась через поляну к деревьям. Добежав до высокой ели, она воздела руки вверх и завопила:

– Птиченьки мои, золотые, ненаглядные! Ох, не удумайте опять то же самое сделать! Христом-Богом молю вас, не надо!

Мы увидели, что канарейки на зеленых ветвях встрепенулись и захлопали крылышками.

– Наверное, сейчас улетят, – деловито предположила Светка. – Кому захочется всякую чушь слушать?

– Конечно, тем более что они на свободу вырвались, обрадовались. Как моя бабушка говорила, птице ветка дороже золотой клетки, – поддержал Ковалеву Сашка.

У меня были некоторые сомнения насчет вольнолюбия этих птичек, потому что я кое-что о них знала. Но спорить с Иноземцевым было некогда, потому что канарейки внезапно замерли, как бы оцепенев, и стали одна за другой падать вниз. Пушистые «лимончики», трепеща перышками, рассыпались на траве у ног своей хозяйки. То же самое происходило и на других елях, приютивших маленьких беглянок. Скоро все птицы лежали внизу, а их бывшая хозяйка, обхватив руками голову, рыдала. Даже издали было видно, что канарейки мертвы: ни одна больше не шевельнулась.

– Что произошло? – со слезами в голосе спросила Светка. – Может быть, деревья отравлены?

Мы, переглянувшись, побежали к женщине. Помочь ей было нельзя, но можно ведь человеку хотя бы посочувствовать…

– Не плачьте, пожалуйста, – сказала я, подойдя ближе. – Так их жалко, просто ужас! Но ведь канареек уже не оживишь.

– Успокойтесь. Вы не виноваты в их смерти, – добавила Светка и присела на траву рядом с женщиной.

Земля ощутимо дрогнула. Вокруг потемнело, и на наши головы дождем посыпались еловые веточки. Мы с Сашкой испуганно схватились друг за друга. Ковалева вскочила и оглянулась вокруг. Внезапно упавшие на мир сумерки стремительно густели. Налетевший ветер завыл в вершинах деревьев, они отозвались грозным гулом.

– Смотрите! – хрипло сказал Иноземцев, показывая рукой на мертвых птичек. Злой вихрь сбил канареек в одну кучку, распушив желтые перышки на их крохотных тельцах. Но… что это? Прямо на наших глазах грудки птах стремительно меняли цвет. Они вдруг потемнели. Яркий свет вспыхнувшей в небе молнии осветил все вокруг, и мы увидели, что птичьи грудки стали почему-то густо-розовыми. Я вскрикнула. Рыдающая женщина подняла голову и пристально вгляделась в останки своих любимиц.

– Опять! – взвизгнула она. – Почто сейчас-то, а не раньше?

Удар грома оглушил всех, и женщина мелко-мелко закрестилась, не отводя взгляда от птичек, вдруг ставших похожими на маленьких снегирей. Прошло несколько томительных секунд, и неизвестно откуда взявшееся легкое белое пламя охватило жалкие тельца. Мгновение – и они исчезли, рассыпавшись прахом на траве. Женщина вскрикнула, вскочила и, обхватив голову руками, бросилась бежать к дому. Мы переглянулись. Как быть? Догнать несчастную плакальщицу, попытаться утешить ее в горе? Но вдруг ей не нужно наше сочувствие? Может, человек хочет печалиться о гибели любимых птичек один, без свидетелей?

Стеной хлынувший дождь развеял наши сомнения, и вся троица устремилась к дому, надеясь спастись под крышей от ледяных струй. Ливень был так силен, что мы успели вымокнуть до нитки, еще не добежав до крыльца. Запыхавшись, взлетели по ступенькам вверх, и Сашка успел придержать входную дверь, уже закрывающуюся за хозяйкой особняка. Мы быстренько протиснулись вслед за ней в просторную переднюю, скудно освещенную керосиновой лампой (я видела такие в кино) – а что было делать? Нехорошо, конечно, вламываться в чужой дом без приглашения. Мы виновато переглянулись. Сашка пожал плечами. Может, все-таки уйти? Но тут женщина, уже стряхнувшая с платья воду, сняла мокрую шляпку, бережно положила ее на столик в углу и сказала осипшим от слез голосом:

– Заходите, детки. Милости прошу. Гостями будете.

Она открыла еще одну дверь в глубине прихожей, и мы, облегченно вздохнув, вошли вслед за хозяйкой в комнату. Она тонула в темноте. Надо же, как быстро наступила ночь в Нелживии! А ливень прекратился, его шум утих. В узкое оконце проник лунный свет, обрисовав серебристым силуэтом стоявший посередине круглый стол, покрытый белой скатертью. Видны были черные очерки двух рогатых подсвечников на столе.

– Сейчас я свечки запалю, не бойтесь, – тихо сказала хозяйка и чиркнула в темноте спичкой.

Сашка сзади меня, судя по грохоту, налетел на стул и растянулся на полу. Недовольно бурча, начал подниматься и ударился рукой о что-то железное, отозвавшееся глухим звоном. Но тут над столом затеплились огоньки, и сразу стала хорошо видна большая комната. Конечно, это был не привычный нам яркий электрический свет, но все же! Оказывается, в полной тьме и четыре свечки – радость! Мы внимательно огляделись. Да, помещение было низким, а обстановка его старинной, как в спектакле на историческую тему. В комнате, кроме упомянутого круглого стола посередине, стоял у окна еще один – письменный, массивный, явно очень тяжелый. За ним виднелось широкое неуклюжее кресло. В углу поблескивал стеклами резной шкафчик темного дерева, а в глубине его угадывались горки серебряной и фарфоровой посуды. Справа от входа я с удивлением разглядела железный сундук-шкаф, вделанный в стену. Было еще несколько гнутых стульев, расставленных вокруг круглого стола, и огромный комод в углу. И все- таки обстановка дома показалась мне знакомой! Я мучительно старалась вспомнить, где я ее видела… Но тут хозяйка, уже немного успокоившаяся, пригласила:

– Садитесь, деточки, отдохните. Устали ведь, небось, с дороги. Путь-то сюда неблизкий. Да и здесь не медом намазано.

Мы с удовольствием расселись вокруг стола. Действительно, устали мы что-то, и мокрая одежда очень неприятно липла к телу. А в комнате было тепло и сухо, на стене справа уютно тикали ходики. Хотя бы обсохнем тут, а уж потом… Об этом не хотелось думать. Да и, в конце концов, наша хозяйка вроде бы добрая женщина, не выгонит же она детей ночью в лес! На языке у меня опять вертелись вопросы. Судя по таинственным переглядкам моих друзей, у них тоже. Интересно, кто из нас первым решится на разговор?

Часы тихонько зазвенели, потом раздался скрип открывшейся дверки, и из нее выглянула кукушка. Живая! – хотя и совсем малютка. Светка изумленно заерзала на стуле, а Иноземцев замер, глядя на пестренькую птичку, которая, встряхнув крылышками, начала звонко петь. Я посмотрела на нашу хозяйку, которая, кажется, не слишком обрадовалась кукушке. Женщина нахмурилась. С досадой махнув рукой, прошла к письменному столу и села в кресло. Закончив свою долгую руладу (а ее «ку-ку» никто не считал, не до того было!), птица вылетела из часов и опустилась прямо на стол. Сложила крылышки, повернула голову в сторону хозяйки и сердито спросила: