Александр Коломийцев - Начало

После утренней раскомандировки работных Козьма Дмитрич спускался в Вознесенскую шахту. Не терпелось. И, правда, мастера доложат, что сделано и как сделано. Но не мог утерпеть, чтобы самому не глянуть. Слишком долго ждал этого. Двадцать с лишком лет назад в Берёзовке на Урале он запускал первое своё детище – золотопромывательную машину. Тогда его, молодого, жгло нетерпение. То нетерпение осталось на всю жизнь. Сколько раз Кабинет отклонял его проекты, усматривая в них лишь пустую трату средств, коих в казне и без того мало. Действительно, зачем тратить деньги на облегчение труда мастеровых. Или в России мужичье сословие оскудело, или розог не хватает, чтобы заставить мужичьё работать. Того начальство не понимало – благодаря его устройствам, не только тяготы горных служителей уменьшатся, но и добыча руды возрастёт. На все его доводы в Главной конторе посмеивались: «Батогов не жалейте, вот и добыча возрастёт». Посмеивались, пока жареный петух не клюнул. В верхних выработках руду взяли, в нижних воды по колено, работать невозможно. Побежали мужички из подземной каторги в таёжное приволье. И голодно, и холодно, зато воля. Хотя в тайге никто с калачами не ждёт, но и надсмотрщиков нет, на «козе» не раскладывает и сквозь строй не гоняет. И работа совсем не та, что в подземелье. Тут-то и вспомнили про проекты надоедливого сына мастерового. Дозволили строить водоотлив.

Камеру для водоналивного колеса, что приведёт в действие поршни водоотлива, все проходы обложили крепким роговым камнем на растворе из глины, песка и извести. Хороший раствор получился (сам не раз пробовал). Хотя и не терпелось поскорей закончить постройку, но делали без спешки, добротно. Пока к окончательному решению пришёл, сколько дум перебрал, прикидывал и так, и эдак. Разгадка пришла среди ночи. Козьма Дмитрич вскочил на постели, до смерти напугав сладко почивавшую супругу.

– До чего же я туп! – объявил супруг, зажигая свечу. – Как такая простая мысль сразу в голову не пришла! Не нужно второе колесо, не нужно!

– Батюшки светы! – проговорила супруга, хлопая со сна глазами. – Какое колесо? Приснилось чего? Испей кваску да спать ложись. Беда с тобой.

Козьма Дмитрич поставил свечу на стол, достал бумагу, карандаши. Вода поднималась установкой на сорок сажен, до поверхности оставалось двадцать. Предстояло ставить ещё одно колесо, подводить к нему воду, устанавливать насосы, а для них пробивать ещё одну шахту. Среди ночи пришло озарение. Да ведь Корбалиха находится много ниже. Не нужны ни дополнительное колесо, ни насосы. Нужно от выработки для поднятой воды пробить наклонный подземный проход, и сбрасывать воду в Корбалиху.

Завтра пошлёт маркшейдера сделать все необходимые замеры, хотя и так всё ясно. Спать в ту ночь Козьма Дмитрич больше не ложился.

В свои пятьдесят шесть Фролов поднимался от рудника к Горной конторе без остановок и одышки. Солнце подкатывалось к Караулке и слепило глаза. Сверкал снег, заваливший избы, огороды, весёлые воробьи клевали конские яблоки, рассыпанные по дороге. У крыльца, греясь, толкались два подростка. Караульный солдат сказал им что-то, те прекратили толкотню, скинули шапки, поклонились в пояс. Тощий загнусавил промёрзшим голосом. Фролов подумал: милостыню просят.

– Дяденька, – второй ткнул локтем в бок, тот поправился: – Ваше превосходительство…

Товарищ перебил:

– Господин бергмейстер, мы горные ученики, направлены к вам барнаульской конторой для обучения всяким горным наукам.

– Добро, добро. Чего ж на морозе-то ждёте?

Солдат, оправдываясь, пояснил:

– Василий Фомич велели тута ваше превосходительство дожидаться.

Фролов хмыкнул: ох уж этот Василий Фомич!

– Идёмте в контору, чего на морозе разговаривать?

Парни сняли сермяги, шапки, сложили на пол у порога, несмело оглядывали кабинет. Фролов разделся, сел в кресло.

– Ну-с, молодые люди, как добрались, понравился Змеиногорск?

Спирька согрелся, дядька бергмейстер оказался вовсе не злым, как представлялось в дороге. Глаза, окружённые морщинками-лучиками, смотрели по-доброму.

– На нас волки напали, – поведал он с детской непосредственностью. – Так и скачут, так и скачут. А зубастые – страсть. Одного мужика насмерть задрали.

– Этого нам ещё не хватало, – проворчал Фролов. – Рассказывайте, что изучали. Арифметику, геометрию, черчение знаете? Кем работали?

– На толчее и промывке робили, – ответил Пашка.

Досконально выяснив знания и навыки учеников, Фролов отправил их устраиваться.

– Завтра пойдёте со мной на Вознесенскую шахту, там будете работать. Сейчас идите в рудничное общежитие, устраивайтесь. Вот вам записка, найдите штейгера Луконина. Он вам место укажет и муку выдаст. У вас еда-то есть какая, деньги? Голодные небось?

При упоминании о еде парни невольно сглотнули.

– Нам сказали: тут, на руднике, на довольствие поставят, – виновато ответил Пашка. – А домашнее съели.

Фролов хмыкнул, вынул кошель, достал рубль, протянул Пашке.

– Вот, возьми. Сходите в лавку, тут недалеко. Поешьте чего-нибудь, пока устроитесь. Утром, как барабан услышите, сразу вставайте, у нас с этим строго. Приходите сюда, в контору, я освобожусь, и пойдём на шахту.

Отправив учеников, Фролов вызвал секретаря. Спицын остановился посреди кабинета, предваряя вопрос, доложил:

– Добыча руды на уровне прошлого года. За последнюю неделю никто не сбежал. Понятное дело: то буран, то морозяка заворачивает.

То были больные вопросы. Добыча руды, который год падала, количество же беглых год от года возрастало.

– Бери бумагу, карандаш, Василий Фомич, писать будем.

– Опять в Кабинет, Козьма Дмитриевич?

– Туда, туда, – поджимая губы, скороговоркой ответил Фролов.

Спицын прилежно исполнял свои обязанности, не вступая в споры и пререкания с начальством. Он человек служивый, – что начальство прикажет, то и исполняет. Охота начальству переводить казённую бумагу и тратить попусту время – на то его, начальства, воля. Ежели начальство прикажет делать сегодня прямо противуположное вчерашнему, он с готовностью исполнит. Недавно из Кабинета пришёл сердитый ответ на очередной фроловский прожект. Предлагал Фролов для побуждения усердия к работе у горных служителей и мастеровых поощрять их серебряными рублями, подобно тому, как поощряет Кабинет за беспорочную службу господ офицеров серебряными значками и шарфами. Ещё предлагал мягкосердечный бергмейстер давать горным служителям и мастеровым неделю отдыха один раз в месяц, дабы не только отдыхали от тяжкой работы, но и по своей охоте, с дозволения начальства ходили на заработки. Ибо содержать семьи на выплаты, кои они получают, нет никакой возможности. Работа же есть и на самом руднике, в кузнице, на лесопилке, в салотопне. Подобные меры облегчат жизнь работников и сократят самовольное оставление работ. Фролову разъяснили: серебряные рублёвики пойдут во вред, а не на пользу, ибо употребятся простолюдьем на пьянство. Да и не может казна сорить рублями. Для возбуждения усердия к службе у горных служителей и заводских мастеровых есть розги и шпицрутены. Дабы приучить мужиков к дисциплине, существуют казармы со строгим распорядком. Коли рабочих рук не хватает, следует просить Ея Величество о приписке к руднику новых деревень. А он, господин управляющий, действует несообразно обстоятельствам. При нехватке рабочих рук хочет установить отдых.