Мари Мишель - МирЭМ

В семь вечера к Марусе зашел Денис, худощавый, высокий, сдержанно-разумный. Его тугие щеки, отливали загаром. И жалостно посмотрев на двоюродную сестру, он прочитал на лице мглу и убитое несчастное сердце внучки.

– Сочувствую, я тоже любил Паулину! – печально произнес двоюродный брат по отцовской линии, вклиниваясь светло-карими разумными глазами в сестру, присаживаясь рядышком на стул.

– Спасибо! – сказала Маруська и присела на край кровати.

– Влад то где?

– За избой прохлаждается. Слышишь, как голосит!? Уже выпил и песни поет во всю глотку!

– Это он так смерть оплакивает? – Чего он не на работе? – почесал Денис свой твердый затылок, неробкой жилистой рукой.

– Собирался вроде как после обеда, да вдруг решил, что с него хватит… – нездоровым голосом высказалась Маруся, покрываясь испариной, прибрав волосы назад.

– Дуралей, – произнес Денис, подумав, что это не его дело. – Как на счет похоронить в пятницу. Возьму выходной. Проводим на кладбище, место же есть вроде?

– Рядом с дедом.

– Уже легче, а тело покойной в доме?

– Нет. Забрали в морг. Дети боятся, – уронили ее губы неулыбчивую тональность, щеки серые, глаза заплаканные, с вздутыми веками. – Завтра нужно получить свидетельство о смерти.

– Вернусь с работы, свожу тебя утром, нет проблем, – кашлянул Денис, расстроенно.

– Спасибо, что помогаешь.

– Пожалуйста, всегда рад помочь… В пятницу мы на кладбище, а Марту попрошу помочь с готовкой, а она пусть Машку зовет, подругу вашу, – сказал он и мрачно поглядел на Маруську, – жаль, что жизнь заканчивается, родные уходят, никого уж и не осталось у нас, – замолчал Денис задумавшись то время, как зрачки его блестели собранностью. – Дети то твои где? Что-то не слышно их…, – спросил он после образовавшейся паузы.

– Аришка смотрит за Соней, а Яна гуляет.

– Что ж, пойду я, ждет меня служба. Если Яну увижу, загоню ее ко двору, нечего ей сегодня долго гулять.

– Да, хорошо, загони если увидишь. Она любит на пригорке гулять с девочками, – заранее поблагодарила его Маруся, взглянув на брата. Лицо выражало собранность, решительный сосредоточенный взгляд. Работа обязывала, а ему то всего двадцать пять лет.

– До завтра, держись! – простился Денис и вышел на террасу, обходя вокруг дом, где застал выпившего Влада, обнимающего с лопатой, сидя на скамейке.

Где-то в самом низу участка, стекал ручей. Бежал весело тонкой струйкой. Играл каплями на уходящем солнце.

– О Денис! – протянул ему свою руку Влад, шатко держась на ногах. Панама на голове, в глазах муть осоловелая.

– Здравия желаю! – по привычке поздоровался Денис протянув ладонь, – лопатой то, чего вооружился, зимним посевом занимаешься? – поинтересовался он.

– Посевом? – переспросил кладоискатель и бегающими глазками, покосился на свою лопату, – да, точно. – Думаю лук, свеклу, морковь посадить, морозоустойчивые сорта, – объяснил садовод. Ладонь у Влада большая, не мозольная, но сильная в злости.

– Вроде рано?

– Да не рано, – прикинулся простаком Владислав, желая отделаться быстрее от ненужных разговоров, – вольюсь работать, а Маруська, будет давить на меня, отсюда решил заранее подготовиться….

– Ты только громко не пой, и много не пей, а то Маруся неважно себя чувствует, – вежливо попросил Денис, глядя на чудака и пустые бутылки из-под крепкого пива.

– Понял… воздержусь, – пообещал Влад представителю закона и попрощавшись с двоюродным шурином, с ухмылкой довольной принялся в своем азартном одиночестве попивать далее, откупоривая четвертую по счету бутылочку «крепкого», предположительно размечая на глаз просторное поле для деятельности своих будущих раскопок. «Вот найду клад и на багамские острова уеду! Отлично заживу там! Кайфово!» – смаковал он, свои ложные посылы. «А, Маруська?!» «А она пусть тут живет, как знает!» «Таких как моя Маруська, там пруд пруди и даже лучше!» «По щелчку!» – щелкнул он пальцами в довершение отрадных мыслей.

6

Дрема разгулялась по их округе, почти всех уложив спать. Насыщенная, густая тьма останавливала припозднившихся прохожих на первом же перекрестке и обрекала их уткнуться в путеводитель, ненамеренно сбивая с нужного пути.

Маша не могла заснуть. Певчие алкоголики запевали хором: – «Что тебе сниться, крейсер Аврора; В час, когда утро встает над Невой?» Кто-то им кричал с окон: – заткнитесь, иначе над вами полиция встанет! Голоса затихали и где-то за кустами садового жасмина, раздавались заново и с новыми песнями.

Она переворачивалась с боку на бок. Натягивала одеяло, закидывала на себя сверху подушку, а когда становилось жарко, сбрасывала эту водруженную конструкцию и снова просыпалась от пьяных криков. «Откуда они берутся? В их четырехэтажке уже давно никто не пьет». «Наверное эти заблудшие, иначе как объяснить…»

«– Майкл…! Майкл…!» – Звал кто-то кого-то. «– Куда же ты…, Майкл?»

«Задам я этому Майклу!» – погрозилась она и не заметила, как провалилась в глубокий сон.

В восемь утра зазвенел будильник. Машка протянула руку, желая поскорее его выключить, да тот отскочил, покатившись на пол, затрезвонив пуще прежнего, во все колокола.

«Как же ей не охота вставать!» Но она обещала прийти к Марусе, помочь с готовкой на поминки!

Откидывая одеяло и выползая вслед за будильником, она наконец-то выключила орущее изобретение. Поставив на плиту чайник, умылась, налила себе черное кофе. Свежее утро вглядывалось в ее окно на первом этаже. Разросшиеся кусты шиповника отделяли ее живым заборчиком от идущих по тротуару любопытных зевак. С чашкой кофе в руках, она подошла к окну, выглядывая. В окружении розоцветия, на зеленой травке кто-то сладко спал…

– «О бог мой, кто же это пристроился под ее окнами!?» – испугалась она, отставляя в сторону недопитую чашку и облачившись в заранее приготовленную черную рубашку и юбку, торопливо покинула квартиру, затормозившись у подъезда. С любопытством обозрев спящего, она не слишком одобрительно подметила – «Мужчина. Нашел, где разложиться»! И тут же сердце Марии дрогнуло: – «замерзнуть может», но не озаботиться о том, чтобы как-то помочь уснувшему или уже почти «мертвому», о чем она потом всю дорогу до самого Маруськиного дома переживала.

7

Каждое утро солнце примеряется в разные оттенки, которые видны лишь внимательному глазу. Этим утром оно приобрело коньячный антураж, озарившись и замерцав, перемешавшись с голубым небом, обещая сухую и ясную погоду. Казалось, природа напевает свое особое, тихое приветствие, которое может услышать каждый, если захочет, стоит только замереть и прислушаться. Июль подходил к концу, приятно шелестев зелеными листьями на деревьях.

Маша прошлась глазами, отмечая великолепие нынешнего лета и благочинный аромат соцветий. «Какой-то месяц и вся эта красота пожелтеет», – подумала она с сожалением, давно разлюбившая осень… И даже то, что в осени присутствует некий дух пестрого праздника, втягивающий всех в состояние литургии, не спасало ее положения. Осенние пейзажи никак не благословляли ее на хороший настрой. Осенними, темными вечерами душа Марии страдала от одиночества, обостряя застаревшую депрессию.