Мари Мишель - МирЭМ

Она посмотрела по сторонам. «Может около нее давно есть кто-нибудь, некий «тайный вздыхатель», скромно держащийся особнячком, мечтающий составить ей пару?» Но нет! Никого поблизости… Губы ее поджались жалобно.

По дороге ей встретилась местная бабуля, Тамара Ильинична, разодетая в длинный прилично-выглядящий на ней сарафанчик. Как говорит про нее Маруся, «агент еще тот». Наперед знает про каждого, и даже то, чего и сам не успел сделать. Глаза как у ясновидящей, оптические стекла, пронизывающие полынью горькой. Машка поприветствовала ее кротко, поспешив мимо.

– Здравствуй Машуня, к Колосовым идешь? – задержала ее бабуля вопросом, скользнув по Маше боковым зрением.

– Да, сегодня же поминки бабушки Паулины, – встала Маша подле, вежливо отвечая.

– Знаю деточка, знаю про поминки, царство ей небесное…

– Да. Жаль Паулину, – вздохнула тяжело Мария, втянувшись в разговор, вслушиваясь в щебет птиц, стрекотание кузнечиков в утренней траве. Вот и корова замычала, на прилежащей улице и собака гавкнула, натягивая воздух, а в небе ритмично секлись неугомонные ласточки.

– Всех жалко, Машенька. Тебе не надо горевать, молодая ты, а у нас старых один уж конец!

– Убереги вас бог! – выпалила Машка, с продрогнувшими ногами от утренней прохлады.

– Спасибо, бог даст, поживем свое маленько, – улыбнулась она сомкнутыми уголками губ, и искрящее солнце коснулся ее неувядающего лица.

– Ладно, извините. Мне бежать надо, – подернулась Мария телом.

– Беги милая, беги, – отпустила ее Тамара Ильинична, не смея задерживать.

Утопала в солнечной одежде просторная Маруськина изба, с дощатым полом, где бабушка Паулина была лучом, животворящим озаряя собой всю горницу. И каждая травка сникла, березки, да рябина застыли в дань памяти, прощаясь с любимицей.

В доме суетилась Марта, одетая в черное, с покрытой головой, нарезая на кухне сыр, колбасу, сало. На плите тушилась картошка с мясом. Варилась кутья на помин.

– Привет! – поздоровалась с ней Маша. Ее голубые глаза на фоне траурного облачения особо выделялись нежно.

– Привет, Машунечка! Повязывай фартук, берись за селедку, ты вроде спец по ней, – рьяно управлялась не скучающая Марта.

– Детей Маруськиных нет?

– Нет, Агафья Алексеевна, свекровь Маруськина, должна прийти с Яной и Соней, а Арина со всеми ушла на похороны. А что?

– Я им конфеты принесла, – произнесла Мария, показывая на пакет.

– На стуле оставь, как придут, угостишь. – А платок твой где? – заметила Марта, хлопоча.

– Про платок я и не подумала, – замешалась Маша, упустив нюанс.

– У меня есть запасной, повяжу тебе, как полагается, – заверила ее Марта, и Маша наклонилась вперед. – Ты чего такая, как будто не выспалась? – поинтересовалась подруга, обратив внимание на темные Машкины круги под глазами.

– Не знаю, что-то спала плохо, – ответила Мария, приступая разделывать сельдь. – Представляешь, какой-то мужчина заснул у меня под окном, – поведала она.

– Забулдыга что ли? Хочешь Дениса не него натравим? – прозвенела пылкая Марта, поспевая с помощью.

– Нет, нет. Ты что! – всколыхнулась Маша, – думаю, проспится и сам уйдет. – Мне казалось, что через колючий шиповник к моим окнам никто не проберется. И как только его занесло?

– Ничего удивительного! Пьяный себя не помнит. Главное шибко не переживай, Машунь, если вздумает ходить под твои окна полеживать, сразу позвони мне, а Денис там разберется, – беззлобно, но по делу разложила Марта, располагающе улыбнувшись.

Маша оцепенела, огорошено посмотрев на подругу:

– Думаешь, может повадиться?

– Не факт, но всякие бывают личности, не хочу стращать тебя, элементарно будь осторожна, если что, обращайся, – успокоила ее Марта, заверив в помощи. Но, Машка заробела, искусно запрятав страх, она выкладывала на селедочницу сельдь, принимаясь нарезать лук.

– В большой комнате поставили стол, все блюда сразу туда составляем, – распорядилась Мартушка, унося овощи. – Хлеб осталось нарезать. Скоро уж вернутся…

8

Первая явилась свекровь, Агафья Алексеевна. Привела внучек, которые ночевали у нее. Соня, после смерти Паулины, ежечасно спрашивала:

– «А бабушка теперь приведение?», чем накануне напугала Янку, а Яне одной было не интересно бояться, выбрав себе в компаньонки младшую сестру, подговорив ее закатить истерику, чтобы уйти вместе ночевать в другой дом. Владу ничего не оставалось, как увезти их к своей матери, которая от силы, раза три, не больше, за все время почивала у себя в гостях родных внучек, неоднократно отказываясь брать, ссылаясь на плохое здоровье.

Седая, постаревшая женщина, с глазами вдовы, молчаливо поздоровавшись с двумя энергичными помощницами по хозяйству, заставила девочек помыть руки, после чего прошла в комнату, присаживаясь у стола. На стене, возле протертого дивана, висел ковер дорогостоящий, ручной работы, ромбами перекрестился за упокой.

– Ты видела, какой у нее взгляд, пренебрежительный, стылый? – прошептала Марта, заметавшись по кухни, – мне аж не по себе от нее.

– Маруся как-то обмолвилась, что жизнь потрепала ее нещадно, поэтому она с возрастом нелюдимая такая, – просветила Мария подругу, приоткрывая личную тайну Маруськиной свекрови.

– Печально, раз так…

Вскоре с кладбища вернулись Денис, Влад, Маруся со старшей дочерью Ариной и две пожилые соседки, которые близко общались с Паулиной при жизни. «Провожающие в последний путь», тщательно обтерев ноги об мокрую тряпку на крыльце, зашли в хату.

Маруся, подавленная утратой, сидела бледная, как в воду опущенная. Марта слегка подтолкнула локтем Машу, показывая на страдающую подругу. Они с радостью бы были готовы, облегчить ее душевные страдания, но не знали, как…

Агафья Алексеевна, Маруськина свекровь, долго не засиживалась. Помянув со всеми упокоенную, сославшись на дела, попрощалась с присутствующими и поспешила удалиться. За ней сразу же ушли две пожилые дамы, дружившие с Паулиной по-соседски.

Маруськины дочери скрылись в другой комнату для поедания шоколадных конфет, что принесла им Маша.

Влад настроился обстоятельно. Помянув бабушку стаканом водки, он плотно и охотно закусил, забивая свои щеки едой, подобно хомяку. Ныне тяготея к кладоискательству «силы ой, как скоро пригодятся». Работы непочатый край, и ему на этот раз стопудово повезет! А посему, такую удачу надобно отметить, наливая себе следующий стакан, после которого и счет потерялся. Развеселился он не на шутку, обводя по собравшимся у поминального стола, пронырливыми глазками чтоб даже мысли ни одной не могли его прочитать, бесцеремонно разболтавшись языком:

– Жаль, конечно, Паулину, жаль… Хорошая была бабка. Тепленькая, сладенькая… Пусть земля ей будет пухом! Недолюбливала она меня, ну и ладно, главное, нужную дорожку указала. Давайте помянем ее по-людски, царство ей небесное! – разошелся Влад, с щеками маслянистыми.