Павел Тиккоев - ГОРА РЕКА. Летопись необязательных времён

Той смотрел на надписи на заборе, не читая их и не вникая в нарисованное. Он подбирал слова, чтобы развернуться и взорваться ими в пацанов. «Какого… чё… идите вы… уставились…» – пытался он конструировать “взрыв”, но фарт [10] фарт – удача (жаргон) явно не шёл. Взгляд Тоя от недовольства собой разбычился и стал воспринимать забор забором, а меловые иероглифы – словами.

Стоявшие за спиной Тоя парни и тихо трендевшие ни о чём, вдруг со свистом хватанули своими глотками морозного воздуха из-за треснувшего их по ушам колотого смеха Тоя. А тот по-прежнему стоял к ним спиной и как обухом топора коротко бу́хал сгустками выбрасываемого изо рта пара. Это, пожалуй, был даже не столько гулкий смех, сколько взрывной “ик”.

– Спрыгнул с катушек, – изрёк Тюль, вышагнув в сугроб, чтобы глянуть Тою в лицо.

– Чем тя так забрало? – легонько постучался Хомель в спину Тоя.

– Той, ты чё? – Толстый уже стоял перед Тоем и тряс его за грудки.

– Посторонитесь, учащиеся! – Той унял свой “икучий топо́р”, наколовший кучи морозного пара и отхлопнув руки То́лстого, развернувшись спиной к забору, затрубил с неимоверным пафосом. – К торжественной линейке становись!

После этого возгласа Той манерно залапал в правую руку шапку, предварительно сняв её с головы Анастаса и вытянув эту руку вперёд и чуть вверх, создал на себе лицо верного ленинца, взывающего к всеобщему подвигу.

– П…, спятил! – Анастас вырвал шапку у Тоя и впаял её себе на голову по самые брови. Он, видимо, хотел ей прикрыть ещё и глаза, но глубины шапки не хватило; впрочем, и его лоб оказался для этого высоковат.

– Воспряньте к разуму! Отрекитесь от дерзости своей – пережитка тёмного царского прошлого! – Той воздел руки к чёрному небу, которого и видно-то не было. – Выполните и осознайте, наконец, требовательные призывы нашей любимой и направляющей! Не буду уточнять: чего и куда. Это вы и сами должны знать, изучив всю эту мораль нашего “строительного кодекса”. Тем более что плакат с этими премудрыми словами вы видите ежедневно. И если кто-то ещё проходит мимо, так и не удосужившись его изучить, напомню, что вывешен он на стене первого этажа нашей средней школы аккурат наискосок от уборной… Не смейте ничего уточнять! Наискосок от туалета, а не от сральни. И не следует ржать, Анастас. Этот “талмуд” завещан нам нашими отцами и прадедами!.. А к мудям, Анастас, эта эпохальная вещь никакого отношения не имеет… И не спорь – это не тождественные понятия.

Тирада, произносимая Тоем, на самом деле, не была прервана ни вмешательством какого-либо слова, ни нетерпение какого-либо тела. Парни лишь хитрили глазами, предвкушая развязку. Настроение у всех явно шло в гору ещё и потому, что парни видели – Той “отошёл”.

– Отщепенцы! Своей ленью и главное своим равнодушием к делу нашей партии вы отключили себя от источника, пропихивающего в вас знания. Нам всем уготовано светлое будущее! Пусть и с не очень приятными ощущениями в пути. Но цель – дойти, пусть даже и доползти… и победоносно… умереть. Но чего бы нам и вам это ни стоило, мы суровой рукой, а зачастую и ногой всё же заставим вас туда идти… хотя большинство из вас и сдохнет на этом пути!

Той снова ловко сорвал шапку с головы Анастаса, развернулся, высвободив весь простор расписанного забора и размахнувшись, со всей дури вбабахал шапку себе под ноги, потоптал снег вокруг неё и молча, воззрел на пацанов.

Парни стояли с недоумёнными минами, готовые уже усомниться в том, что Той “отошёл”. Похоже, в них заселялась догадка, что Той после разборок с дверью “дошёл” или скорее действительно “спрыгнул”. Явное разъединение намечавшегося контакта продолжилось новым действием Тоя. Он сорвал шапку теперь уже с себя и с возгласом: «Двоечники!», метнул её в забор. Шмяк шапки о доски привлёк к месту удара уже очень тревожные взоры парней.

Первым выхлопнул изо рта хохотливый пар Тюль. Он весьма музыкально клацал своими, безусловно, лошадиными зубами и из этого прищёлкивающего “гейзера” ещё и ритмично извергалось: «Ооох… уеть, ооох… уеть». Толстого с Фасолем “ковырнуло” почти одновременно. Да так, что они, заметавшись до гопака, завалили в сугроб почившего в раздумьях непонимания Хомеля. Однако его ханский нрав и монгольский хват немедленно, но беззлобно приземлил на уже весьма затоптанную перину этот танцевальный дуэт. Барахтанье танцоров в снегу торкнуло тормозное состояние Анастаса и как будто бы инициировало работу его мозга, который мгновенно искривил мимические мышцы лица и задвигал кадыком как поршнем, начавшим выбрасывать вовне звук, напоминающий одновременно и кашляющий лай и лающий кашель. Сузившиеся до щелок глаза Анастаса органично довершили эту маску рассерженного удивлением дворового барбоса. Окончательное осознание действительности довершилось мудрым восклицанием Хомеля:

– Карманьдень какая!

На заборе, аккурат на самом освещённом месте и нарочно под фонарём ярко-белой краской было бесстыже-актуально выведено: «Слова́ КПСС». Происхождение краски явно указывало на неоспоримые преимущества советского военно-промышленного комплекса.

Той удовлетворённо наблюдал за всё разраставшимся ша́башем и подкочегаривал его хлёсткими залпами глоточной пушки:

– Пятилетку выполним за 2–87 года, на крайняк – за 3–62 [11] стоимость бутылки водки в те времена ! Перекуём лоботряса в орало и кричало! Вдарим книгой знаний по башке учащегося и высечем из неё искру осознания конца тьмы! Верной дорогой брéдите подростки!

Бесившуюся толпу парней резко насторожил тихохонько потухший свет в окне первого этажа стоявшего наискосок деревянного барака и ёрзнувшая за окошком занавеска. Той сразу окоротил буйство и жестами окучил парней вокруг себя.

– Сука вохровская пасёт за нами, – Той затылком отмахнул в сторону барака, – не пяльтесь туда! – пресёк он разворот взглядов пацанов на барак.

– Щас продолжайте кучковаться и орать. Анастас, загни коленце, – сказал Той и пошёл в сторону грузового гаража.

– Б……..! – со всей глотки заблажил Анастас.

– Это уж чересчур, да и громковато, – обернувшись, сделал замечание Анастасу Той.

– На……………! – добавил, тем не менее, громкости в свои захрипевшие динамики Анастас.

– Береги горло матершинник. В кутузке лекарства не выдают… – эти слова и далее уже что-то неразборчивое скрылось вместе с Тоем за углом гаража.

Толпа парней, улюлюкая и подначивая друг друга, побрела вслед за Тоем по нещадным сугробам снега. Мат, хрип и топ-шлёп через несколько секунд обва́тились в тёмной нише гаражных боксов и в округе наступила тишина. Пропасть сомкнувшегося покоя углубил шёпот Тоя: