Владимир Ситников - Взятие Крутоторска

Как-то странно жили эти Тютрины. Вечером все поджидали, когда придёт с работы Варвара Диевна. В увесистых засаленных двух сумках приносила она из столовой, где работала кассиром, всё, что оставалось после обедов и ужинов: котлеты, макароны, масло, хлеб, стряпню, пластины яиц, иногда целых полбидона битых яиц, которые можно было сразу выливать на сковороду. На ужин им и на будущий день этого всего хватало. Тая не ела, а клевала, говоря, что она днём пообедала и есть не хочет.

– Ну, как знаешь, – с обидой говорила Варвара Диевна. – У тебя и так кожа да кости.

А впереди у Тайки была ночь с Жекиными приставаниями.

Вовсе тесно стало у Тютриных, когда появился ещё один член семьи Альберт, мальчик, больной менингитом. Таисья поняла, что когда сменят незавидное житьё в дровянике на квартиру, будет куда хуже, потому что в комнате ей места нет. И кто она собственно? Случайная приблудшая овца.

Жека, выбираясь из дровяника, говорил, что со своей бабой спал. Он уже точно определил её место возле себя. А она не знала, кто она ему. И вообще куда ей деваться? Подневольное житьё, неожиданно навалившееся на неё, только угнетало и не сулило никакого просвета. И деньги, казавшиеся большими, таяли. Заметила она, что убыло их наполовину: то ли Жека взял, чтоб опять платить артистке, то ли сестра Тоня, которую почему-то отказались принимать на швейную фабрику «Заря», прихватила. Наверное, дебильноватым показался её вид, и опять бегала Тоня по городу в поисках работы.

Тая недоумённо думала о себе: неужели безвыходность вовсе доконает её и возбудит отвращение к жизни? Нет, надо как-то справляться с обстоятельствами и с самой собой. А как справляться? Где выход? Теперь без денег в Эстонию не поедешь. И перехватить их негде. Возвращаться домой, в Несваричи, стыдно. Всё прокутила и домой прикатила. Тая ходила по городу, читала объявления, куда можно устроиться на работу. Звали во многие места. Но ей надо было найти такой завод или фабрику, где бы предоставлялось общежитие.

И вот наконец объявление: требуются рабочие на комбинат «Искож». И внизу спасительное: общежитие предоставляется.

Она забрала свой чемоданишко и папку, сказала сестре Жеки Тоне, что уезжает в Эстонию. Там ей сулят и хорошую работу, и общежитие. Подруга там.

Села в троллейбус и покатила вовсе не на юг, в сторону вокзала, а наоборот, на север, где спасительный и долгожданный комбинат «Искож». И пусть не ищет её Жека, потому что ничего, кроме обиды, не осталось в её памяти от его вероломной любви и неприкаянного совместного житья. Тем более, что не понимала она: любил он её или просто смеялся. А ей зачем такая жизнь?

От кого-то из знакомых Тая знала, что работающие на комбинате «Искож» ходят всегда с подведёнными траурными глазами, потому что сажи там, как в дымовой печной трубе. И как же она была обрадована, попав в цех по изготовлению кирзы, что можно в общежитие возвращаться с девственно чистым воротничком фирменной кофточки. Однако запах ацетона и резиновых смесей преследовал её повсюду. Аллергия была у неё на них. Операцию по сшиву полос корда освоила быстро. Даже чуть рационализатором не стала, когда предложила сделать полочку-подставку для заготовок. С полочкой-то удобнее и быстрее получается. Работа спорится.

– Соображаешь, – похвалила её мастер Дарья Савельевна Садакова.

А ещё успела поступить Тая в механико-технологический техникум и теперь по утрам после ночной смены и вечером после дневной добирала знаний о станках и кожезаменителях. Правда, спать после работы хотелось. Клевала носом, буквы в конспектах съезжали по странице вниз и замирали, уткнувшись в край листа. Преподаватели не сердились – понимали, каково после смены учиться.

А подбивала Таю на учёбу всё та же мастер Дарья Савельевна, окончившая этот техникум. Хорошо, что в общежитии Тая попала в её комнату и под её опеку.

У этой спокойной женщины с уверенной твёрдой походкой, казалось, в жизни всё было предопределено и ей хотелось, чтобы другие люди жили тоже по твёрдому распорядку. Тогда не будет сбоев, неожиданных происшествий и, не дай Бог, ЧП.

Забранные в валик на затылке русые волосы, усмешливый взгляд серых живых глаз делали её похожей на учительницу. На комбинате в цехе она могла придраться, отчитать за брак. В общежитии преображалась. Распустив льющиеся шёлком волосы, схватывала их резинкой, накидывала халатик, подчёркивающий стать, и уже могла похохотать, пустить анекдотец, пооткровенничать. Недаром некоторые о ней говорили – «в доску свой парень».

Тут она была Дашкой, у которой можно денег перехватить, поплакать в передник, посплетничать, помечтать о летнем отпуске где-нибудь в Крыму или даже о поездке по турпутёвке в Болгарию. Во все эти места Даша успела съездить и даже побывала в капиталистической Италии, где произошёл с ней презабавный случай. На скудные туристические денежки мечтала купить она модный кожаный пиджак и, конечно, учила слова, как обратиться к продавцу, сколько стоит облюбованное кожаное чудо. И всё вроде складывалось нормально. Только вместо слов: куанто коста? (сколько стоит?) в неё сорвалось с языка в магазине:

– Коза ностра, – а это мафия. Продавцы полезли под прилавок.

– И из вип-персоны – желанного покупателя – я превратилась во влип-персону – мафиози. В общем, влипла.

– Ой, боязно да и расходно ехать далеко-то, – вздыхали работницы постарше. – Лучше в нашу Боровицу.

– Ерунда, – отрезала Даша. – На Дальнем Востоке говорят: 100 рублей – не деньги, 100 километров – не расстояние, 100 граммов – не выпивка. Пока молода, надо ездить.

Тайкой Даша была недовольна:

– Ты чего такая худючая-то? Скелет на палочках. Ешь пуще, как у меня мама говорит. Парни-то не собаки, на кости не бросаются, – поучала она Таю.

– Не в коня корм, – оправдывалась та, не вдаваясь в подробности своей, как она считала, незадавшейся жизни.

Подбивали клинья к Даше многие видные парни и, говорят, начальник цеха был неравнодушен к ней, но она умела отшить любого. У неё заканчивал авиационный институт муж Андрюша в Москве, и она ждала, куда он получит распределение. Туда и придётся ехать. У него-то профессия поважнее.

Конечно, Даша взяла шефство над Таей. И та с удовольствием подчинилась соседке. Кровать заправляла, как она, над кроватью коврик повесила, как у неё. Единственно, что было сделано по-своему, – это рисунки в простенке и портрет персиянки Сати, который сразу бросался в глаза.

– Не бабушка твоя? – спросила Дарья Савельевна. – Красивая девушка.

– Да нет. Потом как-нибудь расскажу, кто это, – пообещала Тая, стесняясь своей детской фантазии.

Ещё висела у Даши над кроватью вполне приличная гитара. Иногда она играла для Таи и для себя песни. А даже охальноватые куплеты, вроде той же «Новобранцы»: