Влад Савинн - Амбидекстр. Повесть

В день Военно-воздушных сил СССР на построении полка командир воинской части вызвал моего отца из строя и от лица командования поздравил его с рождением сына.

– Летчиком будет! – пожав руку еще совсем молодому прапорщику, во весь голос сказал грозный седовласый офицер в парадной форме небесно-синего цвета, после чего также громко чихнул.

Авиация… Это не только романтика, не только небо и самолеты… Это еще и сотни литров неучтенного авиационного спирта. Командование части до какого-то момента закрывало глаза на пьяные выходки начальника склада горюче-смазочных материалов Скорина только лишь потому, что за него из самого Владивостока приезжал просить родной брат моего деда – Скорин Иван Антонович, фронтовик и морской офицер-орденоносец. Тем не менее, рано или поздно любому терпению приходит конец. Отца все-таки уволили из рядов Советской армии, и наша семья, в которой еще к тому времени появился мой младший брат, переехала в Москву. В столице на самой окраине родители стали снимать жилье и готовиться к встрече нового 1987 года. Этот год был годом их надежд. Отец должен был найти новую работу, мать планировала выйти из декретного отпуска и поступить в педагогический институт на заочное отделение, а я готовился пойти в первый класс обычной московской средней школы.

Когда самый главный человек в Советском Союзе Михаил Сергеевич Горбачев торжественно поздравлял по телевизору всех жителей моей необъятной Родины с наступающим Новым годом, я задал отцу вопрос:

– Пап, а что у него на голове нарисовано?

В этот момент отец только закончил уплетать свой любимый салат с горошком. Неторопливо дожевав и так же неторопливо утерев уголки рта бумажной салфеткой, он серьезно ответил:

– Это – карта Советского Союза, сынок…

С еще более серьезным видом он налил себе полную рюмку холодной водки и, одним глотком выпив ее, продолжил:

– Вот вырастешь, станешь самым главным человеком в нашей стране, и тебе такую же на башке забабахают…

– А ее что, обязательно нужно на голове носить? – удивленно спросил я.

– Нууу… можно и на другом месте, – по-прежнему с серьезным видом ответил отец. – Но представь: встречаешься ты с американским президентом, а он тебе задает такой вопрос: «Ты кто такой?»

А ты ему:

«Я – Савва Скорин! Самый главный в Советском Союзе!»

А он тебе:

«Чем докажешь, Савва Скорин, что ты самый главный в Советском Союзе?» И вот тут тебе придется снять штаны и показать ему свою жопу… Поэтому лучше на башке.

– Почему тогда у американского президента на голове ничего нет?! – быстро смекнул я.

– Нууу… – на секунду задумался отец, – значит, ему нравится каждый раз снимать штаны…

Детально представив себе встречу двух лидеров, я уже тогда понял, что не очень-то и хочу быть «самым главным» в своей стране. И уж тем более – показывать этой стране или еще какой свою плоскую задницу…

Отец и после переезда в Москву продолжал пить. Пил он часто и много. И опьянев, избивал мать. К счастью, нас с братом он никогда не трогал, ни за что не наказывал и никогда не учил жизни. Словом, никак не участвовал в нашем с братом воспитании. Наступивший год действительно стал переломным в его судьбе: через несколько месяцев его поймали на контрабанде коллекционных книг. Так он загремел в тюрьму. На фоне постоянных стрессов, унижений и безденежья мать тоже запила, и в нашей квартире начали появляться сомнительные гости. Мама в молодости была очень красивой женщиной, не выглядела на свой возраст, и за ней хвостом стали виться разного рода кавалеры из всех социальных слоев…

Через три года Скорин-старший вернулся из мест заключения. Он попросил у всех нас прощения, и мы снова стали жить вместе. Начинался новый этап в жизни моей семьи. Отец вернулся совершенно другим, как мне показалось тогда, более смелым и даже дерзким. Начало 90-х было не только эпохой тотального дефицита, но и повсеместного распространения коммерции. Его предприимчивый ум быстро сообразил, на чем он сможет заработать хорошие деньги.

Через месяц после возвращения он уже договаривался с заведующими продовольственных магазинов, перекупая у них мелким оптом алкоголь и затаривая ящиками с ликвидным товаром нашу квартиру. Со всего района зависимая от спиртного «братва» приходила закупаться у нас по цене в два, а то и три раза выше рыночной. Понятно, что отец сразу привлек меня как старшего сына к стартовавшему и уже функционировавшему двадцать четыре часа в сутки семейному бизнесу. В мои обязанности входило открывать клиентам двери, брать купюры, передавать товар и следить за «кассой». Часто работать приходилось и ночью, регулярно подрываясь с кровати на громкий звонок в дверь. На следующий день я просыпался, завтракал и шел в школу. Несмотря на невероятную усталость, со своей работой я справлялся. Еще и потому, что это был далеко не первый мой опыт в коммерции.

– Сын! Что по вчерашней кассе? – утром из ванной громко требовал отчета отец.

– Пятьсот двадцать восемь рублей и шестьдесят копеек, – отвечал я, достав из кармана брюк свой блокнот.

– Серебряк приходил?

– Да, шесть ящиков забрал. Деньги в столе.

– Мотор вернул долг?

– Он вчера половину вернул – двенадцать рублей. Просил меня подождать еще три дня, но я дал сутки, до сегодняшнего вечера.

Отец, видимо, остался доволен моим ответом, но промолчал.

– Примерно в восемь часов привезут «чернила». Думаю, ящиков пятьдесят. Будь дома, поможешь Рыжему, – он просто ставил меня перед фактом.

«Чернилами» называли дешевое плодово-ягодное вино.

– Пап, – осторожно начал я, – хотел сегодня после школы в гараж пойти. Две недели не было выходных…

Отец вышел из ванной, вытирая руки и лицо полотенцем.

– Что у тебя в гараже?

– Да так… Дело одно…

– Какое дело, Савва? – глядя мне прямо в глаза, повторил он.

– Я… в общем, я стеклотару собрал там. Хочу сдать сегодня.

– Бутылки собираешь? – спросил отец, доставая из шкафа свою одежду.

– Мужики собирают… под меня.

Он ухмыльнулся, сверкнув недавно вставленным золотым зубом. Я напрягся: ухмылка отца могла означать что угодно, я никогда не мог понять, уловить его ускользающее от реальности настроение. Несмотря на то, что я был его сыном, очень часто мне казалось, что между нами была огромная пропасть. И возможно, именно из-за той пропасти, я боялся делать шаг навстречу, чтобы лучше узнать его.

– Ладно, занимайся своей стеклотарой. До темноты домой! Заметано? – приказал отец.

– Заметано! В девять буду дома, – обрадовался я, и уже почти выбежал из квартиры, как снова услышал:

– Стоп! А сколько тары собрал?

– Ящиков двести… – ответил я.

– Сколько??!! – закричал он. – Ни хрена себе! Стекольный король на районе… Дуй в школу!