Влад Савинн - Амбидекстр. Повесть

– Епт на… – на непонятном мне языке, судя по всему, выругался он и, выдержав непродолжительную паузу, спросил:

– Как твоя фамилия, боец?

– Скорин!

Офицер посмотрел еще раз внимательно на меня и с сочувствием спросил:

– Скорин, а ты точно не дурак?! Обычно у меня просят об обратном.

Через несколько месяцев я уже сидел на призывном участке с наголо выбритой головой, ожидая приезда особой команды под ничего не говорящим мне номером К-250. Эта команда должна была забрать троих призывников, на личных делах которых рукой военного комиссара были написаны две заглавные буквы ПП.

Аббревиатура расшифровывалась просто: Президентский полк – подразделение, входящее в состав Федеральной службы охраны Российской Федерации и решающее специфические боевые задачи по обеспечению охраны объектов московского Кремля.

Поздно вечером на военном автобусе нас привезли на место нашей службы, в прямом смысле слова, в сосновый лес. В этом лесу размещались несколько трёхэтажных зданий, спортивная площадка и большое заасфальтированное пространство, именуемое «плац», которое на ближайший год становилось местом, где из вчерашних тухлых романтиков собирались ковать элиту Вооруженных сил России. Открыв дверь в расположение нашего подразделения, сержант, сопровождавший нас от военкомата, резким ударом сапогом в живот заставил стоящего на полусогнутых ногах дневального проснуться, вытянуться в полный рост и прокричать команду: «Дежурный по роте – на выход!»

С этого эпизода и началось мое первое знакомство с армией. Рота спала… А нас, молодых призывников, до утра разместили на двухъярусных скрипящих металлических кроватях, предоставив возможность выспаться и привыкнуть к происходящему, наблюдая из-под синего армейского одеяла за дрожащим от перепадов напряжения мрачным освещением батальонной оружейной комнаты.

Поскольку я был самым исполнительным и неразговорчивым солдатом, в первое время мне доверяли самую «ответственную» работу – мыть сортиры.

Сортирами служили большие просторные помещения с восемью отверстиями в бетонном полу. Каждое отверстие имело одинаковое для всех неброское название «очко».

Время от времени отверстия системы «очко» забивались настолько, что ставили под угрозу боевую готовность целого подразделения. Поэтому работу по очистке таких систем доверяли только самым исполнительным военнослужащим. Дежурный по роте решил, что таким военнослужащим должен стать рядовой Скорин. И время выбрал подходящее – канун нового двухтысячного года.

Сержант привел меня в хозяйственное помещение и указал на угол, в котором одиноко стоял предмет под названием «поршень» – длинный металлический лом, на одном конце которого была закреплена плоская круглая резиновая мембрана. Когда лом с мембраной опускался в «очко», он создавал высокое давление в канализационной трубе и, двигаясь в обратном направлении, освобождал систему от «запоров». Из курса физики я хорошо помнил о третьем законе Ньютона, поэтому начал активными движениями нагнетать давление в системе, пока «поршень» не заклинило. Чтобы высвободить его из плена, я поплевал на обе ладони, крепко схватился за лом и изо всех сил начал тянуть его вверх.

Потихоньку «поршень» начал поддаваться, трогаться с места, и вдруг резко вылетел наружу. Образовавшееся в системе высокое давление вместе с «поршнем» высвободило все содержимое канализационной трубы, которое фонтаном ударило вверх и в стороны. Я в ужасе замер на месте.

Вбежавший в помещение через пару секунд сержант попытался мне что-то объяснить, но так и не подобрав нужных слов, прокричал:

– Cукаааааааа! Скооорин!

В общем, он дал мне понять, что я чересчур «ответственно» подошел к порученному мне делу…

Так получилось, что служить я пришел еще в эпоху ельцинской России, а первый свой Новый год в армии я уже встречал под поздравительную речь президента Путина, в стороне от общего новогоднего стола и в спортивном костюме нашего старшины.

Помимо нарядов в моей солдатской жизни была еще физическая, огневая, идеологическая и, конечно, строевая подготовка. Много строевой подготовки. Даже не так. Очень много строевой подготовки. Строевая подготовка с оружием и без оружия, строевая в составе отделения, в составе взвода, строевая в составе всей роты и даже в составе целого батальона.

Но это было днем. А ночью, когда офицеры уходили домой, сержантский состав принимался за «воспитательную» работу, не входящую, по понятным причинам, ни в общевойсковой устав, ни в устав караульной службы.

– Рота! К сушке «крокодилов» приступить! – сразу после команды «Рота! Отбой!» кричал старослужащий по фамилии Шлыков и по кличке Шлык. По этой команде все молодые солдаты должны были резво встать и, повернувшись лицом к постели, ухватиться руками за металлическую спинку кровати у изголовья, а ноги поставить на спинку, находящуюся в другом конце койки. Несмотря на мой рост в метр восемьдесят два, я был одним из самых низкорослых в батальоне, а значит, длины моего тела не хватало на то, чтобы продержаться в таком положении хотя бы пять минут.

Очень быстро мое тело, руки и ноги начинали лихорадочно дрожать, и еще через 40—60 секунд я, обессиленный, падал на кровать.

По правилам «игры» падающий получал от старослужащего плоской деревянной доской по заднице, что служило для «воспитуемого» очередной командой «зависнуть». Мои «падения» продолжались до тех пор, пока общее время «игры» не подходило к концу. Абсолютно не чувствуя рук, плеч, спины и задницы, я моментально проваливался в сон.

Через пару дней, в солдатской бане, меня подозвал к себе высокий грозный старшина.

– Рядовой, Скорин, кру-гом!

Я выполнил его команду, и моя голая задница оказалась предметом его пристального изучения.

– Солдат, почему у тебя все, что ниже спины, синего цвета? – грозно спросил старшина.

– Падаю с кровати, товарищ старшина! – уверенно ответил я.

– На что падаешь? На станковый пулемет? – удивился тот.

– Никак нет, товарищ старшина! На пол!

В армии было негласное правило – пацанов не сдавать. И этого правила придерживались все, независимо от срока службы. С одной стороны, это казалось бесчеловечным, но с другой – закон был пацанским, а значит – святым для всего мужского коллектива. Кроме того, все прекрасно понимали цель такого «воспитания».

– Шлыков! – громко позвал старшина.

– Шлыков в парной, товарищ старшина! – прокричал кто-то в ответ из моющей свои «бубенцы» группы бойцов.

Старшина положил мне руку на шею и повел в сторону парной. Открыв дверь, мы зашли в наполненное горячим паром помещение. Но я увидел, что здесь только старослужащие.