Игорь Мосин - В поисках счастья

– Вы, батенька, не из иудеев будете?

– Помилуйте, разве я похож на еврея?

– Отчего так оскорбились? Евреи – народ Книги, Богоизбранный. А предположил так, ибо вы ответили в их манере – вопросом на вопрос.

– Нет, в роду не наблюдалось.

– Я, знаете, на исповеди из людей признаний не вытягиваю, а сейчас и подавно – не хотите говорить, не стану допытываться… А я вот из-за сердца. Всё очень близко к нему принимаю.

– Вам похудеть не мешает. Сердцу, при таком весе, тяжело кровь гонять.

– Тут всенепременно соглашусь. Поверите, стараюсь изо всех сил, посты соблюдаю, сладкого почти не употребляю, пешком хожу много, но похудеть не могу. Так ведь и вес мой неспроста образовался. Вот вы задумывались, когда люди в церковь приходят?

– Когда просят что-нибудь.

– А когда просят?

– Когда чего-то не хватает.

– И когда же не хватает?

– Отец Иннокентий, вы со мной, как с первокурсником.

– Эк вы себя высоко цените. Я про себя грешного думаю – ещё и школу не окончил… В церковь люди ходят, в основном, когда им плохо. Когда хорошо, человек о Боге забывает, что поделать, так устроен. А вот когда плохо, когда надо прощение вымолить – тут в храм и побежали. Или когда нагрешил так, что без покаяния жить дальше не может! Не пускают грехи, в болезни преобразованные. А рассказать кому-то надо, носить в себе – сил нет! Вот тогда идут на исповедь. Чего я только за годы служения не наслушался, каких греховодников не повстречал, прости Господи… Но и сам грех имею – не могу избавиться от поведанных людьми страстей, держу их в себе, боясь выпустить, страшусь, что вновь в тех людей вселятся. Оттого и вид имею, словно бочка с квасом, что раньше на улицах стояли. Ношу в себе грехи людские, порой себя же и спрашивая – неужели это мой крест?

– Батюшка, вы носите крест в виде пуза?

Мастер батюшка паузу держать. Не всякий мхатовец с ним сравнится!

– …Возможно, вы правы.

– У меня знакомый, отец Владимир. Знаете?

– Отчего нет. Знаю, конечно.

– Так он худой, как щепка. Почему? Или он не переживает? Значит, не искренна его вера?

– Все мы переживаем. За верующих и заблудших, надеясь, рано или поздно воссияет истина в их душах, но труда для этого положить придётся немало. И отец Владимир переживает. Но… Возьмём бегемота. Большой зверь? Да. А жирафа? Тоже большая, но длинная и стройная, в отличие от бегемота. Оба создания Божии, оба из одного «теста» сделаны, однако приспособляемость к жизни – разная. И у каждого священника служение протекает по-своему. Верно одно – все мы проводники Божьи. Вот и отец Владимир худой, потому что сгорает плотью от грехов, ему поведанных. Изнутри сжигают они его…

Очень интересного собеседника подселил ко мне Нагиба! Не священник – Сократ: красть грешно? Да. А украсть оружие у врагов перед битвой? Надо уточнить – у друзей красть нехорошо, у врагов – можно. А украсть меч у больного друга, чтоб не покончил жизнь самоубийством от сильных болей? Надо уточнить. И так до бесконечности. А прав ли был Сократ? Действительно, зачем лишать человека возможности покончить с болью, если она невыносима?

– Отец Иннокентий, простите, вы не спите?

– Можно просто – батюшка. Не сплю, Николай Сергеевич, бодрствую.

– Тогда ответьте, пожалуйста, на такой вопрос, если сможете: церковь к милосердию призывает. А милосердно ли заставлять смертельно больных людей страдать, не давая возможности с миром уйти из жизни, запрещая эвтаназию?

– Тут и отвечать нечего. Странно, что вы сами не разобрались. Любая болезнь – не наказание, урок. Урок даётся, чтоб его выучили. Выучили и перешли в «следующий класс». Задали вам, положим, задачку по математике. Бились вы, бились – ничего не получается. Бросили, пошли гулять. Назавтра что? Двойку получили. Надо опять решать. Но уже с плохим настроением: злость с упрямством появляются – зачем мне эта математика! Опять не решили. Теперь, помимо двойки, родитель за вас возьмётся, так сказать, наказание последует. Но урок всё одно не выучен. Пока не решите, не поймёте – в следующий класс путь закрыт. И душа так же. Зачем сюда приходит? В школу. Учиться. И должна выучить заданные уроки. И как не позволить ей доучиться, «дострадать», прервав урок? Вмешаться в замысел Божий? Навредить? Так ведь тела наши, по сравнению с душой, лишь «костюмы» сменные. Взяли вы, к примеру, машину в прокат. Вам за ней следить надо, вернуть в полном порядке. Не дай Бог, разобьёте, платить придётся. То же и с телом, кое дадено нам «в прокат», и ухаживать за ним – наша прямая обязанность: в каком состоянии взял, в таком и верни! А если мыслями да делами своими вредим душе – нас на путь правильный разными способами возвращают, чаще через болезнь и страдания.

– Тут я с вами, пожалуй, соглашусь. Но отчего есть люди, которым от их гадостей только лучше становится? Все видят и знают – мерзавец!

– Зачем вы так? Любой человек – создание Божие.

– Да? Как же быть с убийцами, преступниками? Но я сейчас не о них. Вас когда-нибудь предавали? Вижу, предавали. Простили? Даже если скажете «да», не поверю. В глубине души всегда осадок останется. Не могут дети, став взрослыми, в гармонии жить, когда один другого по малолетству унижал и бил. Где здесь равенство – этот сильный, другой – слабый. Как же быть с теорией, что все люди рождаются равными, если один изначально появляется на свет с задатками холопа, а другой – господина? Но это ладно. Я о другом. Почему подлец не только не болеет, но и живёт припеваючи, а кому он сделал подло – переживает, заболевает, терпит лишения и даже может умереть?

– Вы сами-то, Николай Сергеевич, как к другим людям относитесь?

– Батюшка, да вы сами, часом, не от Израилева колена родословную ведёте?

Такой искренний, жизнерадостный, с придыханиями «до слёз» смех Камаргин слышал один раз в жизни – в тот далёкий вечер от дяди Вани Колпакова. Не выдержав, присоединился. С того момента разговор их утратил натянутость, недосказанную осторожность друг к другу, превратившись в лёгкую, не обязывающую к ответственности за каждое произнесённое слово, интересную беседу.

– Насчёт вопросов ваших, я так думаю: по моему глубокому убеждению, на свете нет ничего морального и аморального по сути своей. Любое событие – нейтрально. Это люди классифицируют действия, мысли, поступки себе подобных на разные категории. Общество вынужденно было так организоваться, иначе бы выжили лишь сильнейшие. А сильнейший кто? Как в ГТО – кто быстрее, ловчее, сильнее. Как вы думаете, во что превратилась бы человеческая общность при таком раскладе?

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.