Игорь Мосин - В поисках счастья

До зимовья, построенного дедом, было вёрст двадцать. Григорий споро шёл на лыжах, углубляясь в спящую таинственным морозным сном тайгу. Вначале молодые деревья стояли вольно, но чем дальше, тем плотнее становилась чаща, густыми кронами заслоняя землю от предрассветных сумерек. Он давно заметил – монотонная мерность движений вытесняла из головы тяжёлые мысли, освобождая место приятным воспоминаниям.

– Батя, чаща оттого так и зовётся, что деревья чаще растут?

– Ты смотри, сообразил, – похвалил отец, – должно быть, оттого.

Первый раз отец с дедом взяли Гришку на охоту, когда тому только-только исполнилось девять лет. Не за папоротником, да грибами – за ними ходил сызмальства, а на настоящую охоту, вглубь дикой тайги. Мать было запротивилась: «Куда, рано ему». Но Силантий Силыч строго сказал: «Цыц! Ещё баба у меня в дому не командовала! Марш по своим делам, „закудыкала“ в дорогу!». Гришка весь день деловито мешал взрослым собираться: перекладывал провизию, проверял нарты, пытался зарядить дедову бердану, тут же получив от него звонкий подзатыльник: «Я смотрю, ты прям иззуделси! Гляди, как бы весь пыл ещё до тропы из тебя не вышел! Не крутись под ногами волчком, делом займися – Щуку покорми!». Щукой звали дедову лайку. Он всегда держал только сук. «Кобель – собак ненадёжный, – Силантий Силыч называл собаку в мужском роде, объясняя, что так правильно, а как они „таперича“ говорят – это „от вырождения рода людского“, – кобель завсегда налево норовит уйти, как любой мужик! Нет, на охоте, оно понятно, будет и он свою службу несть, но как только течку учует – пропал! Не удержишь. Потому лучше суки собак не найти. Она ведь, строго говоря, и кобелём вертит: пока, как говорится, сучка не захочет…».

На той охоте случился у Гришки первый казус. Отец учил ставить петли на соболя. Наука нехитрая, но сноровки и навыка требовала. На удивление, Гришка освоил её быстро.

– Петля, Гриня, первое дело! Она и шкурку не спортит и зверьку не даст на земле остаться. Сам понимаешь, иначе его мыши да бурундуки погрызут. А что за охота брать мех с изъяном? Запоминай: берём два колышка, – отец подвёл сына к пунктирным маленьким следам на снегу, – забиваем их в землю.

– Батя, так земля-то мёрзлая.

– Эк, сообразил! Мы с дедом тут ещё по началу зимы колышки вбили.

– А как знали, что здесь надо вбить?

– Так у соболя повадка какая? Он по своему следу несколько раз проходит. Как первый снег выпал, тут и проверяй его ходки. Раз, где прошёл, всё – его тропа. Вот и наши колышки. Вишь, на них поперечина. В неё палочку вставляем, но не простую, а с зарубкой.

– Зачем?

– Да ты что? А петлю на что зацепишь? – отец достал волос из конского хвоста, скрученный в петлю, подцепил к зарубке на гибкой палочке, – вот она и держит петлю.

– И как она сработает?

– След видишь?

– Угу.

– Вот сюда, посредине колышков, прям по следу, втыкаем ещё один колышек.

– Такой? – поискав вокруг, подобрал длинную палку.

– Не, помельче, – осмотрев очередную палочку, протянутую сыном, похвалил, – молодец, такой. Вишь, у него наверху «коготок» торчит?

– Так-то ж сучок.

– Сучок у тебя в глазу. А это – коготок. За него сейчас и зацепим петлю. Соболю между колышками надо по тропе как-то пройти, он петлю заденет и за собой потянет. Вот механизма и сработает.

– А дальше?

– Дальше – ходи, проверяй ловушки, добычу собирай. Понял?

– Угу.

– Ну, тогда давай, найди соболиную тропу, попробуй поставить, я рядом буду, пособлю, ежели что.

Искал Гришка свою первую тропу долго. Никак не попадался ему след соболя. Пару раз видел висевших зверьков на отцовских ловушках, но свою тропу найти не мог. Лишь к вечеру, измаявшись, увидел на розово-синем от заходящего солнца снегу чёткие точки маленьких лапок. «Вот! Нашёл!». Понял сразу, врождённым чутьём охотника. Всё сделал, как учил отец. Умудрился даже вбить в мёрзлую землю колышки, сделал растяжку, накрутил конский волос, зацепив его за «коготок». Беззвучно отошёл в сторону, схоронясь за старой лиственницей, с замиранием сердца следя за соболиной тропой.

Отец подошёл незаметно, мягко положив тяжёлую руку на плечо, отчего Гришка встрепенулся.

– Гришаня, вот тебе главный урок – спину никогда не открывай. Бояться – никого не бойся, но человека, даже знакомого, в тайге остерегайся больше зверя. Здесь люди меняются: кто к хорошему, кто к плохому. Даже не меняются… выходит наружу из человека в тайге то, что в нём заложено. Природа своё берёт. Так что спину не открывай – всякое может случиться, и не заметишь, как сзади кто подкрадётся. Звуки слушай: зверь завсегда подскажет – где, кто идёт. Особливо птица. На знакомых один сигнал подаст, на чужака – другой. А чего ты здесь стоишь-то?

– Как чего? Соболя жду.

– Так ты петлю поставил?

– А то, – на красном от мороза, с инеем на длинных ресницах, лице проступила довольная детская улыбка, – хошь поглядеть?

– К чему? Вот завтра придём и увидим, как твой капкан сработал.

– Как завтра?

– Так ты что, думал – поставил петлю и всю зиму здесь сиднем сиди в ожидании? Нет. Наше дело по-другому устроено: поставил в одном месте, иди дальше, ставь следующую, по пути проверяй выставленные. Если соболь попался, сымай, и в мешок. И так кажный день. Темнеть начинает. В тайге ночью оставаться негоже, идём до зимовья, там уже Силантий Сылыч ждёт.

Гришка всё оглядывался, всё надеялся – сегодня попадётся соболь…

Утром отец нарочно повёл к другим тропам: показал место, где летом протекал таёжный ручей, сейчас скрытый под толстым слоем льда, объяснил, как ставить петли на нём. Но больше водил для того, чтоб выработать характер: негоже охотнику суетливым быть, надо уметь ждать и терпеть.

К полудню, мягко скользя на широких лыжах, добрались до деда – тот выкуривал из поваленного дерева спрятавшуюся в дупле добычу. Гришке стало жаль зверька. Нет, вот так, на растяжке, или битого стрелой, куда ни шло, но травить дымом бедное животное… Отвернулся.

– Глянь, пожалел! Размазня! – тихо сказал дед, надевая на правую руку кожаную рукавицу.

– Гриня, – строго обратился отец, – на охоте жалости нет! Взялся за дело – доводи до конца. Иначе…

Он не договорил. Задыхающийся в дыму соболь выскочил из дупла, тут же схваченный проворной рукой Силантия Силыча. Сердце зверька бешено трепыхалось, поэтому дед сильно сжал соболя, подержав так некоторое время. Маленькое пушистое тельце затихло. Хоть и жалко зверушку, сумел оценить, как ловко старый охотник расправился с ним.

– Дед, а пошто ты на капкан не ловишь?

– На капкан? Капкан, он что? Может и шкурку попортить, и железный. А железо тайге – чуждый элемент.

– Так его гольды ловить научили.