Раиса Сысоева - Полынь: молекулы горечи

В учительской душно, светло и тихо. Щёки Яны раскраснелись. Она согрелась по-настоящему. Приятный звук клавиатуры под пальцами заставляет работать ещё и ещё, словно это школьное умиротворение будет длиться вечно. Голова работает на удивление хорошо. И память не беспокоит её здесь.

Каждый звук, оттенок голоса прекрасно ей знакомы. Немного скрипит пол у окна. Пальчики Яны бегают по клавишам, теребят кнопку мыши, а разрозненные мысли тем временем становятся каждая на своё место. Отвлек громкий телефонный звонок. Свекровь. Кому же больше?

– Да, Татьяна Анатольевна, – тихо отозвалась она. Язык немного пристал к нёбу. Во время усердной работы, Яна по привычке плотно сжимала губы.

– Яна, тебе Костенька не звонил?

– Нет, не звонил ещё, – ответила Яна громче.

– Ладно, я Лещёва наберу, – решила свекровь и положила трубку.

«Значит, пора ехать за Максимом». – Поняла Яна.

Она добралась за сорок минут. Сидя в машине, застегнула сумку с большой осторожностью, словно оттуда могла выскочить голодная крыса. Неохотно выбралась из мягкого сиденья. Подошла к подъезду, потянулась к домофону, вздрогнула и резко обернулась.

– Я открою, – сказала худенькая девушка пришедшая вместе с ней. Они вошли, Яна поднялась, и немного задержалась перед квартирой. Пальцами она потянула уголки губ вверх, но от этого на душе стало еще гаже. Повернула ручку, вошла. Максим опять смотрит мультики, не услышал ее шагов, Татьяна Анатольевна с кем-то спорит по телефону.

– Не понимаю тебя, – услышала Яна. – Какая дача? Лещёв сказал, что ни в какой Краснодар ты не полетел.

– Мама, я тебе потом все объясню, – услышала она из телефонной трубки голос Костика. – Не говори Яне.

Яна дотронулась виском до дверного косяка. У свекрови очень качественная сотовая связь.

– Ты пробудешь там неделю? – теряя терпение, воскликнула Татьяна Анатольевна, в следующий момент заметила Яну и поспешно нажать отбой.

***

Всё ещё суббота. Три часа ночи. Нет, значит, уже воскресенье. Свет в квартире погашен. Макс тихо спит в своей кровати. Яна снова подошла к окну. Тротуар и дорога совершенно безлюдны, и ветра нет – кажется, смотришь не в окно, а на большую фотографию ночной улицы. Частый мелкий дождь тихо барабанит по подоконнику и бросает капельками в стёкла. Начался как-то сразу. Тонкие нитки воды возникают в свете фонаря, и бесследно исчезают в сумеречной темноте, невидимые без света. Мокрая гладь асфальта послушно отливает неоном, отражает мерцание рекламной надписи на стене. Глянцевая поверхность лужи дрожит каждой упавшей в неё каплей.

Неповоротливая, вялая, рассредоточенная от длительного напряжения Яна задернула штору плотнее, зажгла ночник, и отправилась в гостиную на диван. Никто не пытается ее уничтожить. Никто не пробует её поддержать. Никто даже не заметил, что с ней происходит нечто странное. Сейчас, по крайней мере, она не вступает в противоборство, а лишь вяло тащится в неизвестном направлении. Училка экономит силы, которых почти нет.

На высокой стене гостиной тихо тикают овальные часы, приятно мерцая серебряным ободком и тонкими веточками орнамента. Глубокой ночью тишина становится абсолютной, но люди редко дожидаются её, чтобы полюбоваться. Шорохи покидают мир, а у Яны и нет мира. Двадцать девять часов назад она убила человека, и, значит, недостойна находиться возле своего сына… Дверь в его комнату оставлена открытой. Он дышит так спокойно, беззвучно, словно мотылек. А ей кажется, что она кожей чувствует каждый его вдох и выдох… Тихий вдох и тихий выдох.

***

Ночь. Нежный бархат продуманной обстановки хорошего отеля. Навязчивый звук телефонного звонка не сразу разбудила Константина Заляхова. Рядом спала расслабленная глубокой дремотой Эля. Она оказалась не просто очередной микстурой от хандры – ее манера заниматься сексом подействовала на него ошеломляюще. Такая белокожая, такая ухоженная, а дикая как цыганка из романов про гусарские кутежи. Константин посмотрел на экран смартфона и сел в кровати прямо.

– Да?

– Извините, что побеспокоил. Есть новость. Геракл мертв.

– Сведения точные? – выдавил из себя Константин. В горле у него пересохло. Кровь пульсировала в висках.

– Это произошло в пятницу. Перун занимается этим. Я высылаю счет за свои услуги.

– Да, конечно.

Связь прервалась, но Константин все еще держал плоский телефон перед собой. Геракл умер. Двуличный, имеющий варианты действий вместо совести, циничный, непредсказуемый, вечно с сигаретой в зубах Сергей вчера… Константин с удивлением обнаружил на лице слезы. Как тяжело было читать эту книгу отношений с ним и теперь так больно от пустоты. Никто не понимал, отчего они могут быть лучшими друзьями. Константин и сейчас не умел передать этого. Но чувствовал, что отчаянно скучает. Предстань перед ним сейчас убийца Сергея, этот зверюга с трехдневной щетиной, Константин только закричал бы, подняв глотку к небу. Потому что никакое правосудие не может вернуть друга, пусть даже он был моральным извращенцем… Константин редко обращался к воспоминаниям, это было ему несвойственно. Только вот сейчас, когда пространство рассекла молния смерти Сергея, он задумался о буйном свободном веселье, которому они предавались, будучи подростками, как пробовали курить, пробовали пьянеть, пробовали женщин. Сергей пошел дальше, но Константин точно помнил, что последней его шалостью был секс в пять утра на ложе Дездемоны на сцене оперного театра в день какой-то премьеры. У него было две женщины и чугунная с похмелья голова.

Константин почти не курил, но сегодня он с наслаждением затянулся – смерть единственного человека, с которым он мог обсуждать воплощение своих прихотей, стала пробоиной в корпусе его превосходного корабля. Через пробоину поступала вода. Корабль его харизматичной самоуверенности плавно садился на мель. И чего-то запретного, перченого, распутного уже быть не сможет. Никогда… Сергей шантажировал, угрожал, он съехал с катушек, но Константина это не слишком пугало – он много раз видел, как его родная мать (бывшая директор школы №13) планирует вынудить к увольнению ту или иную неудобную ей учительницу, как она провоцирует людей на ссору, на измену, на развод. Манипуляции и зло были в глазах Константина явлением природы, чем-то неизбежным, словно снег в январе.

***

Яркое утро воскресенья.

Каждый день стал для Яны как неделя. Жизнь круто замесила её планы и испекла новую Яну, отсекая легкомыслие и покой.

Но погоде не было дела до каких-то там смертей. Бесстрастная ослепительная осень появилась сегодня прозрачной и яркой зарёй. Осень чётко знала свои права и никуда не торопилась, никому не сочувствовала, ни о ком не задумывалась. Независимое мягкое тепло летнего послесловия завладеет воздушной массой ровно к середине дня.