Леонид Корогодский - ЕВРЕЯМИ СТАНУТ ВСЕ

были готовы выполнить

Все украинские желания,

но никто их не о чем не просил,

никто не забросил невод,

ничего не загадал.

Разочарованные рыбины,

пыхтя от лишнего веса,

расправили огромные плавники,

сыто переваливаясь,

стали на крыло

и стартовали.

Два рыжих дирижабля

возвращались в Китай.

Под ними проплывал

Крещатик, Круглоуниверситетская, Крутой спуск,

Киев, Чернобыль, Украина.

Никто никогда не видел

золотых летающих рыб

и никто их не заметил.

Дівчата та хлопці бачили

двох вгодований рудих гусаків,

котрі відокремилися від зграї.

Українці та українки

завзято вимахували хустинами, кучмами, брилями та капелюхами.

Они еще не понимали,

что теперь им Всё придется делать самим —

их упитанный шанс на беззаботную жизнь улетал.

Чуть не разбившийся Конфуций,

разочаровался в рыбах и рыбках —

перед глазами стояла жуткая картина:

он прыгает в пустой ров

и разбивается из-за каких-то двух тупых карасей.

Этот случай совершенно отвратил его от рыб,

вечно голодных краснопузых тварей.

Даже с отцом у него охладели отношения

и в этом вечном поединке,

происходящем у него на глазах,

он однозначно встал на сторону мух.

Это была резня,

бойня,

геноцид.

Конфуций стал внимательнее приглядываться

к этим чудным летающим изюминкам,

с их изумрудным, перламутровым и жемчужным отливом,

даже пытался мух разводить.

Впрочем, потребности в этом не было,

мух хватало.

Он был не лишен исследовательской жилки

и стал замечать,

что не все мухи

бестолково носятся по комнатам,

от Рынка до конских навозных куч Круглоуниверситетской,

подставляя себя рыбам.

В глубине роя

вызревала новая идея.

Одна из тысяч мух

отделялась от подруг и соплеменниц,

залетала в книжный шкаф,

ползала по корешкам книг,

по тисненным канавкам заглавий.

От прожорливых летающих рыб

было спасение

только в книжном шкафу —

книгами эти твари совершенно не интересовались.

И некоторые мухи,

понаблюдав за ужасами графского Дома,

перелетали в здание напротив,

в Университет.

Именно эти несколько мух

указали молодому дворянину

путь в Науку,

к знаниям.

Больше других, мух привлекала

совершенно непонятная рукопись,

написанная то ли на берберском,

то ли на эфиопском языке.

Заинтересовавшийся Конфуций

однажды открыл ее

и благодарные мухи

посыпались на страницы.

Они каждый раз садились

одна за одной

в каком-то только им понятном порядке.

И вдруг Конфуция осенило:

это же был текст!!!

Букву за буквой,

как непонятные узоры,

он начал копировать их,

пока не понял,

что это греческие буквы,

написанные какими-то прозрачными чернилами.

Позже, после многих анализов,

прозрачные чернила оказались

древнегреческой или древнеегипетской мочой,

которую только они, мухи,

уцелевшие и отобранные непрерывной войной

с летучими рыбами,

смогли распознать.

Это были уже совершенно новые,

лишенные прежних предрассудков мухи.

Иначе как они смогли бы

распознать по запаху

и полностью восстановить

сложный древнегреческий текст

двухтысячелетней давности

с рисунками и чертежами?

Конфуций увлеченно возрождал

вслед за мухами

букву за буквой

и все больше уходил

в древние Грецию и Египет.

Так, вслед за Оксфордом,

Университет получил

совершенно неизвестную рукопись Герона Александрийского.

С тех пор как восстановленная рукопись

переместилась в университетскую библиотеку,

здания Университета

были традиционно полны мухами.

Благодарные мухи искренне полюбили Университет

и, кроме рукописи Герона Александрийского,

им вскоре стала нравиться

вся университетская атмосфера.

Кумиром Конфуция стал Герон.

Книгопечатания во времена Герона еще не было.

Рукописи хранились

в знаменитой Александрийской библиотеке,

которая была сожжена.

Большинство его трудов не уцелело,

дошли отдельные копии работ.

О самом Героне мы не знаем ничего,

даже меньше, чем об Архимеде.

В одной из книг он описал

знаменитое солнечное затмение

и так мы примерно узнали

веху его жизни —

почти современник Христа и Клеопатры.

Центром учебы и мудрости,

после дряхлеющих, дремлющих и философствующих Афин,

стала молодая эллинистическая египетская Александрия.

Там тогда и говорили по-гречески.

И Герон, вслед за Пифагором и Архимедом,

двинулся в новую перспективную Александрию,

в обновленный античный Египет.

Тогда уже многие ездили в Египет

за наукой и образованием.

Глядя на рисунки Герона,

Конфуций строил забавные машинки

и выставлял их в шкафу.

Мать Графиня меняла ноги,

была занята собой и домом.

Граф не одобрял выбор Конфуция.

Конец их конфликту положила

обычно рассудительная,

но в тот день тоже задумавшаяся лошадь.

На самом краю оледеневшей улицы она оступилась

и карета,

торпедой, снарядом,

заряженным мечтающим Графом,

грозя разнести Рынок,

понеслась по остекленевшему откосу Крутого спуска вниз.

Только чудесная глубокая и безбрежная лужа

спасла Рынок

от таранного штурма,

а Графа – от судьбы боеголовки.

Может быть золотущие рыбины

ощущали какие-то рыбьи угрызения совести

перед Графом

и так, спасая ему жизнь,

вину заглаживали.

И это тоже был знак.

Залитый грязью разбитый Граф выбрался из кареты,

посмотрел наверх

и тут его осенило.

Он понял, чего ему не хватало —

это был Подъем.

Улица рядом называлась Крутой спуск,

а должна быть Крутой Подъем.

Круг.

Университет.

Подъем.

Подъем!

Вот тогда Всё встанет на места.

Он нашел разгадку,

которая навсегда изменит судьбу города,

безо всяких самых золотых рыб.

Несколько раз подавал он

проект переименования

Крутого Спуска

в Крутой Подъем

в городскую Управу,

чуть не разорился на подарках,

предлагал новые указатели сделать за его счет —

без толку.

Университет – понятно.

Но чего вдруг из Круга и Университета выходит Подъем?

Народ к подъему готов не был,

пусть даже на бумаге,

только в названии улицы.

Граф пустился на хитрость.

Пытался протащить слово «Подъем»

на латыни: «Эректус»,

Erectus maximus.

Думал, разрешат,

из уважения к античности,

или не поймут.

Поняли.

Не разрешили.

А звучало бы совсем неплохо:

Круг,

Университет,

Эректус.

И Граф снова загрустил.

Ему даже снилось,

как четыре всадника

на Золотых Рыбах

штурмуют Приседающий Дом,