Александр Иванов-Петров - Рассказы Иванова-Петрова

Потом я приладил этот кусок пространства, ограниченный сетчатой ниточкой, на палку. Кусок пространства висит, свободно покачиваясь. Внутрь него был помещен некий фирменный цилиндр, типа скрученной целлулоидной пленки. На дне цилиндра – разноцветные пластмассовые комки, это гидрогель. Типа цвет нашей земли. В центре мои суровые мозолистые руки пронизали цилиндр пластмассовой палочкой с диском – самой сложной деталью бабочкария. В диске – отверстия.

Теперь решающий момент. Бабочкарий включает малую картонную коробочку, куда трепетные руки сотрудников фирмы положили куколки бабочек. Целых три. Одна зеленая и ребристая, а две коричневатых и в шипиках. Каждая куколка мало что собрана, избрана и помещена, к ней еще приклеен пластмассовый крючок. За эти крючки куколок надо развесить, продев в дырочки упомянутого выше диска.

Бабочкарий готов. Вниз головой висят три куколки. На крючках. Внутрь сунута пластиковая сетка до дна. Замысел прост. Бабочка вылезает и висит, цепляясь за собственную куколочную шкурку, силясь понять, где она и расправить крылья. Потом она падает, суматошно цепляясь за пластиковую сеточку, по которой медленно сползает на дно бабочкария.

Читая инструкцию к прибору, заменяющему Турцию, Таиланд и прочие земли, закрытые очередной казнью апокалипсиса, я обнаружил строки, включающие мудрость Библии, Корана и всех буддийских заблуждений, а также чуждые нам учения Конфуция и Лао-цзе.

Там рассказывалось, что после рождения каждой бабочки следует вымыть весь бабочкарий. Потому что после вылупления бабочка обкакивается. Потом порядочная бабочка должна ободриться, расправить крылья и взмыть в небо, используя в качестве последнего цилиндр бабочкария. Подождав, можно приступать к кормлению бабочки. Для этого, легко ее придерживая, надо чем-то тонким расправить ей хоботок, раскрутить его, размотать, поскольку в естественном состоянии он собран в тугую спираль. Затем раскрученную бабочку следует поместить кончиком хоботка и передними ножками в каплю специального бабочкиного корма, заботливо предоставляемого вместе с прочей пластмассовой лабудой бабочкария. Правильно раскрученная бабочка перестает нервничать и начинает сосать сироп.

В этом месте дюжинная инструкция бы заканчивалась, оставив читателя наедине с его бедами. Но читатель инструкции, он же пользователь бабочкария – вполне реальный человек. Подумайте, каково ему. Он собрал своими мозолистыми руками и целлулоидный цилиндр, и этот диск, и эту палочку, он продел куколок за крючочки. Он сидит перед бабочкарием, видя тихо раскачивающиеся мгновения своей жизни, думая о том, сгниют ли гусеницы, засохнут – или вылупятся, покинув оболочку. И упадут на дно бабочкария. А потом? Что потом?

Инструкция не оставляет читателя в бедственном его состоянии, не оставляет его сидеть, понурясь, в ожидании вылупления, вспоминая личиночную его жизнь со всеми неловкостями и недоработками. Инструкция дает надежду. Она сообщает, что случится потом. Я не буду говорить это своими словами. Вы должны прочесть это в точности так, как сказано в этой инструкции:

«Если при рождении бабочка упала вниз и не расправила крылышки, значит, бабочка была слабой».

Сообщается, что крылышки уже не расправятся.

Я называю это знанием.

2020

В начале 80-х годов поехал я в экспедицию в Приморье вместе со своим шефом, старшим научным сотрудником, именовать которого подобает Николаем Гавриловичем Кознышевым. Будучи главой экспедиции, Николай Гаврилович распорядился, чтобы я ни в коей мере не терялся в тайге, нарушая отчетность а, напротив, экскурсировал неподалеку от него. Однако в лесу соблюдать эту максиму весьма сложно, особенно – если не просто ходишь а, к примеру, собираешь редких жуков, переворачивая валежник и ползая вокруг пней. Поэтому Николай Гаврилович издал приказ по экспедиции: буде один из нас потеряет другого из виду, в панику не впадать, а кричать погромче, давая тем криком направление ищущему.

Как понятно, пройдя километров 15 и достигнув заповеданного места, удобного для лова, мы вскоре разошлись и потерялись. Я обнаружил этот факт, подняв голову от одного из пней и не обретя Николая Гавриловича в радиусе 20 метров. Вокруг стояла стена кустов… Верный долгу, я прошел несколько десятков шагов, надеясь увидеть Кознышева, вышел на край какой-то светлой прогалины, утвердился на невысокой кочке и что было сил заорал: «Никоо-о-олаа-ай Гаа-аври-илоович!!». Тут же у меня под ногами послышался слабый стон и треск веток. Опустив глаза, я увидел Николая Гавриловича, лицом бледного и свирепого, который слабо шевелился, сидя на пятой точке.

Придя в себя и оправившись от последствий акустического удара, Кознышев отчитал меня: не следует так орать, когда старший коллега, можно сказать, в двух шагах, причем отнюдь не следует крадучись подходить к доценту и старшему коллеге сзади, когда тот, ничего не подозревая, разглядывает старые ходы короедов, и неожиданно орать ему в ухо, стремясь вызвать сердечный приступ. Это неэтично.

На следующий же день я учел указания руководителя. Вместо того, чтобы упираться глазами в жуков, я приглядывал за его перемещениями, стараясь не теряться, и вовремя появляясь в поле его зрения, когда он начинал подавать признаки беспокойства и вертеть головой. Все шло отлично. Пройдя несколько шагов, я нашел небольшую – по колено – впадинку, в которой была привлекательная валежина с отставшей корой. Кознышев сидел шагах в тридцати, осторожно погружая в пробирки пойманных личинок. Я сел лицом к нему, чтобы ни в коем случае не терять начальство из виду, и принялся рассматривать нижнюю сторону ствола.

Кознышев встал, глянул в мою сторону, и медленно направился ко мне, попутно осматривая листья кустов. Я решил, что он хочет что-то сказать, и терпеливо ждал его приближения. Подойдя к моей впадинке и встав от меня сантиметрах в сорока на бугорок, Николай Гаврилович вдохнул побольше воздуха и заорал: «У-у-у-а-а-аааа!!!» Помня о нервности начальства, я кричать в ответ не стал и тихо, вежливо сказал: «Я здесь, Николай Гаврилович». Кознышев странно ёкнул, подпрыгнул на своем бугорке и тихо опустился на колени. Отдышавшись, Николай Гаврилович строго объяснил мне, что не следует превращать научную экспедицию в балаган, при виде приближающегося старшего коллеги следует подавать (тихие!) звуковые сигналы, позволяющие загодя увидеть напарника, и вовсе не следует затаиваться, вредя здоровью и нервам кандидата наук и доцента. Это неэтично.

С тех пор мы старались не очень соблюдать так и не отмененный закон по экспедиции. Это, в свою очередь, не могло не возыметь печальных последствий.