Авель Мунн - Следующая станция – Тель-Авив

Дрема начала овладевать ею. Веки налились свинцом, было тепло и первозданно. Как легко поддаться соблазну, расслабиться до конца и соскользнуть в сон. Тело ее изнывало от усталости. За эту длинную изнуряющую ночь она соскучилась по ощущению сладостного перехода от бодрствования в сон. И сейчас это наконец происходило, но надо было идти на работу. Мика села, стряхнула с себя дрему, смыла пену, вышла из ванны, укуталась в большое белое полотенце, вытерлась, ритмично растирая кожу, бросила полотенце в корзину для грязного белья. Окинула взглядом свое отражение в огромном зеркале. Высокая, метр восемьдесят, тонкая фигура с упругой грудью среднего размера. Кожа цвета крепкого растворимого кофе. Татуировка в виде рыси обвивает правую руку, задние лапы замершей в прыжке рыси сзади на трицепсе немного ниже плеча, затяжной прыжок животного проходит наискосок по внутренней стороне локтевого сустава, дотягиваясь почти до середины предплечья. Мика любила свое тело, ничего в нем не мешало ей, все гармонировало и служило неисчерпаемым источником уверенности в себе. Плоский живот, тонкая талия, эффект которой усиливался благодаря широким бедрам. Тонкое лицо, нос с еле заметной горбинкой, маленький рот с четко очерченными губами. Она хотела бы, чтобы ее губы были немного полнее, чувственнее. И лицо ее в целом казалось ей слишком тонким, изможденным. Брови слишком широкие, с ними все время приходилось воевать. Глаза черные, с полыхающим огнем, отражающим вечно мятущуюся душу. Пышная шевелюра черных мелко вьющихся волос спускалась немного ниже плеч.

Он должен предпочесть ее, упасть к ее ногам, как может быть иначе… Или же она ошибается, и совсем не такая она неповторимо потрясающая. Он не ценит или не видит. Или видит, но никогда не уйдет от жены, потому что такой он, нерушимый бетонный надежный столб. И за это тоже она его любит. Старше ее. Отец, которого у нее никогда не было. Но не настолько старше, конечно.

Другое дело Йоси, тот ее боготворит, для него она великолепнее всех женщин на планете. Йоси не женат, весь ей принадлежит, готов носить ее на руках, любит ее самозабвенно. Он горяч в постели, прекрасно готовит, работает в престижной парикмахерской. Мика могла бы любить его, и она любит его, но… Он не обладает ее душой, не дотягивает. Не ее полета. Ей с ним скучно. Он не умеет так говорить, чтоб у нее непроизвольно открывался рот и расширялись зрачки. Несправедливо. Такая женщина, как она, не может не найти себе любовь, чтоб ярко, всецело. Чтоб быть главным блюдом, а не закуской.

Мика начала покрываться гусиной кожей. Хватит стоять перед зеркалом и пялиться на себя! Надо принять решение и ехать на работу. Придется резать по живому, время вылечит. Тем более эти отношения совершенно бесперспективны. Женатый, какой бы ни был желанный, уходит из ее жизни навсегда. Сразу стало легче, спазм отпустил желудок. Она вдруг поняла, что этот спазм именно то, что мешало ей утром во время серфинга. Сейчас бы у нее обязательно получилось. Мика надела старый лифчик бежевого цвета, черные трикотажные трусики, накинула легкий свитерок, выгодно облегающий грудь и выставляющий на обозрение тонкую лакомую полоску живота. Спонтанно решив, что сегодня день для юбки, вытащила из глубины шкафа когда-то очень любимую, длинную, почти до пола, обтягивающую ее спортивную упругую попу и свободно спадающую с бедер юбку. Хотелось быть привлекательной.

Глянула на телефон, ничего не ожидая. Но там было сообщение: «Приезжай сегодня ко мне. Жены и детей не будет всю ночь».

Горячая волна поднялась от живота к горлу. То ли это возбуждение, то ли радость, то ли негодование на саму себя за свою слабость и за то, что она ему сейчас ответит.

«Буду».

Шай сонно вышел из своей комнаты и рассеянно плюхнулся на стул за воздушным стеклянным обеденным столом. Апрельское нежное солнце заливало просторную кухню.

Небрежным движением Шай насыпал в стоящую перед ним тарелку кукурузные хлопья и залил молоком. Придвинулся поближе и начал жадно есть. Лирон оторвался от газеты. Поднял на сына взгляд, полный умиления:

– Не выспался?

– Выспался, – пробурчал Шай, не отрываясь от тарелки.

– Плохое настроение?

– Хорошее.

– Оно и видно…

Шай положил перед собой смартфон, при этом отодвинув тарелку с хлопьями немного в сторону, отправил в рот полную ложку, включил телефон указательным пальцем левой руки. Правой продолжал есть. Взгляд его погрузился в экран телефона, палец резво забегал по нему.

– Сегодня мама приезжает.

– Да, я знаю, Саар мне уже с утра напомнил.

– Я еду в аэропорт после обеда встретить ее, поедешь тоже?

Оторвав взгляд от телефона, Шай уставился в одну точку на столе повыше тарелки. Поджал губы. От Лирона это не ускользнуло.

– Я заберу тебя из школы и поедем. Рейс удобный, в три часа приземлится. А сейчас иди, опоздаешь. Подбросить тебя?

– Нет, я на велосипеде.

– Тогда после школы побыстрее приезжай, и отправимся в аэропорт.

Шай поспешно встал, закинул за плечи практически пустой рюкзак, из которого свисали наушники, и, заметно окрыленный, направился к двери.

– Осторожно, пожалуйста! Езжай по тротуару! – крикнул Лирон вдогонку.

– Пап, мне не шесть лет… – Шай закатил глаза, слегка закинув голову назад.

– Даже когда тебе будет шестьдесят, ты будешь моим маленьким сыном.

При этом лицо Лирона обрело трагикомическое выражение, правая бровь изогнулась. Но как только дверь за Шаем захлопнулась, Лирон горько выдохнул и позволил своему лицу утратить комичность.

Дочитав газеты и допив вторую чашку капучино, Лирон, гладко выбритый и благоухающий, встал, осмотрел себя в зеркало во весь рост. Пригладил пальцем и так идеальные брови. В левой блеснул бриллиантом кокетливый пирсинг.

Лирон – красивый, холеный мужчина сорока семи лет, короткий серебряный ежик на голове профессионально уложен мазью для волос. Темно-синие джинсы, сужающиеся книзу, натертые до блеска остроносые черные туфли. Белоснежная майка обтягивает мускулистый торс. Поверх майки небрежно, но не без глубокого замысла накинута серебристо-синяя ситцевая рубашка, застегнутая на две нижние пуговицы. На шее висит черный шнурок с серебряным кулоном в виде сложного кабаллистического знака. Лирон вышел из дома налегке, предвкушая недолгую прогулку до работы, в свой салон красоты. Именно так и не иначе он ожидал, чтобы называли его парикмахерскую. На Кикар а-Медина нет парикмахерских, магазинов одежды, аптек. Здесь есть салоны красоты, модные бутики, магазины органически чистых продуктов и витаминов на натуральной основе. Парикмахерские – это в Бат-Ям, в Холоне, там же, где существуют овощные лавки, где люди закупают еду и стригутся после длинного трудового дня, уставшие и раздраженные. Здесь же, в салоне Лирона, разгар рабочего дня приходится на утро, когда местный контингент заканчивает утренние процедуры в спа-салонах, прогулки на яхтах, утренний кофе с морковным соком.