Борис Поляков - Простые слова. Книга для друзей

…На юг отплыли нынче корабли,
С попутным ветром не было хлопот,
Как палубу, душа меня скоблит
И выжигает изнутри, что вот,

Остался я один, как перст, один
С листвою, с колокольнями, с дождём
До ранней замяти, пустот, седин…
Давай сперва итогов обождём?

Я выясню ещё, как тьма густа,
Как светоносны воздух и вода,
И что в росинке с прелого листа
Открылась дверь… В незримое. Туда.

…И выскользнет перо из мёртвых рук,
Смещаясь, дрогнут времена и тени,
Но Лета шумная не сразу и не вдруг
Течение на полверсты изменит…

Я обретаю голос тайно, в муках,
Как исповедь ушедшего тепла…
Эпоха извелась и стала гукать,
Обрадовалась: всё-таки, цела.

Чуть дрогнет шаг… Опять о нём, о личном? —
Иных свидетельств, в общем, не набрать, —
И росчерк, что осмыслен и привычен,
Ослушается моего пера…

Как чуден свет!.. И голос, и виденье —
Я больше верю, чем хочу понять, —
Когда январь в исподнее оденет
И оголённый лес, и тьму, и падь,

Я не спрошу о выводах, о дате,
О колокольном звоне за бугром
И об эпохе… Чтобы всё отдать ей
Или забыть, не думая о том?

Не сдерживай горячее дыханье
И куролесь, и майся, и спеши:
Как льётся масло невзначай у Анны,
Как над строкой висят карандаши,
Не смея опуститься час и два —
Ещё узнаешь… В свой черед допрёшь,
Как подбирать мучительно слова
И перебарывать и сыпь, и дрожь,
Когда заглядывает в сердце тьма…
Без стука, ясен пень. Что ей – засов?

Изобретательна, поверь, весьма
В попытке выведать, сюжет каков? —
Натура человечья… Но ведь спрос
Рождает то, что ей и невдомёк —
Вот берег у небес уже оброс
Лавровой рощицей… И вышел срок.
Как запустенья избежать, как бечь
Склоненных трав, холмов пологих, брат?

Вернись домой, где затопляет печь
Жена… И о тебе лишь говорят.

Наш век двадцать первый давно возмужал и окреп,
Но как глубоко ни дыши, не запахнет великим.
Всё больше вокруг виртуозно читающих рэп,
Всё меньше вокруг виртуозно читающих книги.
Всё больше идущих под радостный марш на парад,
Всё меньше способных испытывать чувство досады.
Я, видевший это когда-то лет тридцать назад,
За всем наблюдаю сейчас как шпион из засады.

Вот – давний соратник, бунташной эпохи певец,
По службе продвинулся вверх и не бредит стихами.
Он всё, что хотел, получил от судьбы, наконец,
Когда продавался вчерашним врагам с потрохами.
И, если возможно на этом нелёгком пути
Узнать, что уже не пустуют его баррикады,
Дай Бог понадёжней былые следы замести!
А я наблюдаю за ним как шпион из засады.

Вот – тоже из наших, почти неизвестный солдат,
Искавший себя, где нога человека не ступит.
Он жил нараспашку, всегда говорил невпопад —
Такому и в транспорте места никто не уступит.
А что говорить о карьере? Всему свой предел.
А дальше – края, где уже суетиться не надо.
И кто ему верил – все тоже давно не у дел.
Лишь я наблюдаю за всем как шпион из засады.

Когда-то себя мы считали творцами судьбы,
Весь мир изменить обещали и дерзко, и круто,
Но только устали от этой пустой похвальбы
И дальше развилки дорог не ушли почему-то.
Краплёными картами время играло всегда
Со всеми, кто ждал за работу высокой награды.
А, в общем-то, все мы однажды явились сюда,
Чтоб не было скучно глядящим на нас из засады!

Все мечты идиотов сбываются проще,
Потому, что дешевле запросы у них.
Хоть чудес не творят их корявые мощи,
Но везде, где пролезут, сойдут за своих.

Трудно жить с беспокойною совестью в ссоре,
А на трезвую голову – даже грешно.
И умы их хозяевам – только на горе,
И на всех это горькое горе одно.

А мечты идиотов сбываются чаще.
Нищим духом последний мы грош отдаём.
В нашем мире охотно жалеют пропащих,
Но боятся готовых стоять на своём.

Тут за что ни запнёшься – среда виновата
И уклад, уходящий в глубины веков.
Тут кого ни возьми – обезьяна с гранатой,
И любая страна – как Страна Дураков.

Для кого же Земле нашей дряхлой вращаться?
Галилеев-то нет, инквизиторов – рать!
Видно, в каменный век нам пора возвращаться,
Чтобы камни за пазуху вновь собирать.

Нет на свете скучней и нелепей работы,
Чем опасные мысли копить про запас.
Но, покуда умеют мечтать идиоты,
Что-то может ещё измениться у нас…

Ты дремлешь тихо, мой из детства сад
Под хмурым небом средней полосы.
Простились мы почти сто лет назад
В рассветный час серебряной росы.
Никто не знал, что это навсегда.
Слова прощанья не вспорхнули с уст.
И не манили даже сны туда,
Где знал меня младенцем каждый куст,
Где спелых яблок падающих стук
Тревожил ночь как будто не к добру,
Где кроны ив – задумчивых подруг —
Таинственно шептались на ветру.
И плеск речной волны невдалеке…
Ты дремлешь, сад? Ты грезишь наяву?
Святое что-то есть в твоей тоске.
Чужие люди мнут твою траву.
У тех людей косноязычна речь,
И жаден взгляд, и помыслы просты.
Им не понять, а значит не сберечь
Уюта твоего и красоты.
Из сердца вон скорей и с глаз долой!
Давно пора сереть асфальту здесь!
Вдруг старый ствол застонет под пилой,
Напоминая всем: «Я есть! Я есть!!!..»
И я от боли вскрикну, может быть,
Услышав ту последнюю мольбу.
Прости, мой сад! Я смел тебя забыть,
Но я делю с тобой твою судьбу!
Мой светлый рай! О тайном помолчи!
Храни покой смиренно до поры,
Пока лихие наши палачи
Неторопливо точат топоры!..

Над спящей землёй шумит ураган,
И ветер ночной поёт как цыган,
Мечтая задуть звезду как свечу.
И клин журавлей замыслил побег.
Жалей – не жалей, что я человек,
Я тоже живой, я тоже хочу!

В ознобе дрожа, гудят провода.
Не спят сторожа… Не важно куда,
Возьмите меня! Я щедро плачу!
Отменят рассвет – и тьма на века!
Туда, где нас нет, дорога узка.
Я тоже живой! Я тоже хочу!

Удушье и гарь… Ни неба, ни дна…
В рассудке ли хмарь, душа ли больна,
А совесть нести какому врачу?
Себя предавал – а каяться как?
Себя убивал – и вновь, как дурак,
Я тоже живой! Я тоже хочу!