Павел Крисевич - Из глубины век

***

– Зачем же тебе в армию идти? – Лысоватый полковник с присущей восточным людям энергией жестикулировал за своим уставленным канцелярией столом.

Зачем им всем такие большие столы? Чтоб ещё большему числу людей клеймо «годен» поставить.

– Ты ведь умный молодой человек. У тебя вся жизнь впереди. Поступи ты в другой университет, учись, мы тебе отсрочку пробьём…

– Нет, я хочу служить. – Лицо не отдаёт вообще никаких чувств, уже в гражданской одежде мне хочется передать высшему чину солдатское бесчувствие.

– Я в Мурманске служил. Там кроме снега ничего не было. И я всю службу снег копал, пока не перевели, – напирал полковник, на его медных звёздочках блестел фонарик стоявшего в кабинете аквариума.

– Перед вами сидит человек, хочет пойти служить, на стену чуть не лезет, дай ему автомат, – сжимаю плеер в кармане через ткань пиджака.

– Что родные твои скажут? – Когда у человека жизнь сложилась, он идёт с козырей.

– Они против.

– Вот! – поднял военком палец к заплёванному потолку. – Родных не печаль своих, иди учись.

– Хочу идти служить.

– «Хочу служить, хочу служить». Попугаев в армии на стойки дневальных ставят. И будешь потом в части стоять и каркать: «Дежурный по роте на выход, смирно, дежурный по роте на выход, смирно». – Военком всё больше силился встать из-за своего стола, чтобы начать ходить по кабинету, рассуждая о минусах армии.

Думал ли я, что в военкомате будут меня отговаривать служить? Нет.

– Ладно, допустим, ты идёшь служить. В какой род войск?

– В пехоту.

Полковник не выдержал накала и встал из-за стола.

– В пехоту! Тебе никто не говорил, что пехота – царица полей? Ты хоть знаешь, от чего это выражение пошло?

– Нет.

– Пехота перекапывает эти поля, а то, что не успевает сделать пехота, доделывает артиллерия. Будешь с лопатой спать, на баулах спать. Это только говорят «мотострелки», никто вам БМП не доверит. Будет вокруг командир ваш на уазике кататься да подгонять поскорее проделать марш-бросок.

– И всё же пехота.

– Может, лучше авиация? Как раз под Курск требуется группа срочников.

– Пехота.

– С каждым годом срочники всё страннее и страннее. И почему пехота?

– Чтобы за службу пережить все её прелести.

– Да что ж с тобой торговаться-то, – он приблизил лежавший рядом приготовленный военный билет с моей четырнадцатилетней фотографией.

А я в том возрасте не хотел в армию, говорил всем, что буду косить.

Стукнулась о бумагу печать. На второй странице пропечаталась фиолетовая печать поверх подписи чёрной ручкой о том, что я годен к военной службе.

Вместо красного корешка военного билета просунул мне белую бумажку повестки.

– Через неделю на этом самом месте. Без опозданий. И наушники ты свои сними, когда со старшим по званию разговариваешь.

Он мотнул рукой, одним движением захватив два беленьких проводка, что змеились по моей одежде к ушам. Пропала музыка. Пропала и картинка.

– Это кто? – послышалось в темноте.

– Будущий рядовой Эгель, изъявляет стойкое желание отдать свой долг Родине, – появился голос военкома.

– Но он же без сознания, почему он на призывной комиссии в таком виде? – раздался голос, напоминающий районного участкового.

– Понимаете, редкое заболевание, но он был столь настойчив, что мы не могли ему отказать в прохождении комиссии.

– Я отказываюсь вести этот цирк.

– А я только за, человек хочет отдать долг Родине несмотря на свой недуг.

– Что нам на сборном пункте скажут…

– Это будут их проблемы.

Скинуть ответственность на другого – первостепенное в армейской структуре.

Щелчком в глазах появляется картинка, передо мной сидят четыре напуганных человека, что должны решить мою судьбу, руководствуясь лишь своим мнением обо мне. Вскакиваю со стула, как же блять неудобно сидеть на этих псевдомягких функционерских стульях.

– Эгель Павел Олегович для прохождения призывной комиссии прибыл! – схватываю на лету образы коридора, пронёсшегося мимо, пока работники военкомата тащили меня к кабинету, где заседала комиссия.

Сидящий за кафедрой полковник начал компульсивно вздрагивать, словно его бьёт дифибриллятор, и даже не пытался отключить названивающий в кармане его офисного кителя телефон, что со временем начал не беспокоить его сердце, а массировать распёртую старостью и дородностью грудь.

– Молодой человек, вы хотите служить? – спросила дама преклонных лет во врачебном халате; как же странно отношение человека к госслужащим, они никто, пока не натянут на себя хоть какой-нибудь элемент формы.

– Хочу.

– А вы тут все перепугались, смотрите, какой молодой человек к нам пришёл. Может, мы вас, юноша, отправим в академию имени Матросова, сделаем из вас лётчика выдающегося? А там ещё и в космонавты?

Может, она этот халат украла в психушке.

– Вер, ну ты посмотри на него. Вылитый моряк? – начал подбрасывать пакетики слов мне в ушные карманы участковый.

– Танковые войска по нему плачут. – Очухался полковник и, нажав на кнопку телефона через карман, выключил меня от реальности.

– Упал.

– Мы это и без вас видим, Семён Григорьевич.

– Я думаю, что он не просто так годен.

– Он вам не говорил, в какой род хочет пойти служить? – спросила комиссия у военкома.

Эти наигранные голоса людей, что сидят передо мной, олицетворяя государство, никак не отличить, они существуют только в рамках своей четвёрки.

– В пехоту, – ответил военком.

– Значит, поедет в Залупу, там сейчас недобор.

– Гвардейская мотострелковая бригада в Залупе. Вы точно хотите его туда отправить? – в военкоме опять взыграло сострадание к бедному призывнику.

– Точно, – ответил голос полковника от лица всей четвёрки.

Участковый вздохнул, ему уже надоело дышать пылью военкомата, ему хотелось подышать пылью своего отдела.

– Точно, – на выходе ответил участковый.

– Точно, – ответила докторица.

– Точно, – ответил тот, кого я вообще не приметил.

– Решено. Призывник Эгель едет в Залупу. – Такому моменту не хватало только фальшивящего военного оркестра. – В повестке это прописали?

– Нет, – отрезал военком.

– Ну так пишите, товарищ полковник. Если юноша снова проснётся, он должен увидеть то, что хотел. Забота о призывнике – задача первостепенной важности.

Ещё в армейской среде поучения, советы и наставления заменяют нашему слуху рекламу и слоганы. Ты выпадаешь из общества потребления, ты теперь на шее у налогоплательщиков.

***

– Они в этом Петербурге совсем ебанулись, нахуй его прислали, что мне с этим мешком картошки делать? – командир бригады метался по своему кабинету; от того, чтобы что-нибудь в этом кабинете переломать от злости, его спасала личная скупость.