Александр Козлов - Именем ангела

Ангелина не спорила, старалась не привлекать к себе внимания и жить ощущением одного дня. Не оттого вовсе, что боялась крушения брака, побоев мужа или жгучего языка свекрови – как ни страшно, но к ним привыкла. А потому что весь смысл жизни сосредоточился на малолетнем Антошке – в нем материализовалась заветная мечта быть кому-то нужной, любить всецело, беззаветно и получать в награду такую же бескорыстную любовь, чистую, как хрусталь, несокрушимую, как гранит.

– Ой-ей-ей, – не упускала случая поддеть сноху Варвара Прокопьевна, – Золушку из себя изображает, страдалицей прикидывается. А сама, небось, только и думает, когда мы с дедом богу душу отдадим, чтобы к рукам все прибрать. Так вот, запомни, окаянная, раз и навсегда: такого счастья тебе ни за что не дождаться – и с того света покою не дам!..

Люди звали Ангелину кто Линочка, кто Линка, и никто никогда не обращался к ней по имени, прописанному в метрике, – такой уж невзрачной, убогой, не заслуживающей почтения казалась она людям. Одноклассница Надежда, этакая краля-вертихвостка, успевшая дважды сбегать замуж, развестись и побывать в объятиях у половины мужского населения поселка старше двадцати лет, не единожды при случае подначивала молодую женщину:

– Жаль тебя, Линка, такая девчонка умница была, а какие гербарии из цветов собирала – загляденье просто! И вот, в кого превратилась, во что вляпалась-то не глядючи – теперь ни жизни, ни просвета.

Ангелина только тяжело вздыхала: с цветами теперь бы-ло покончено навсегда!

…Однажды, вспомнила, собрала букет полевых цветов, сидела на кухне, перебирала. Узрела ее за этим занятием свекровь, да так взбеленилась, что жизнь доселе показалась девушке раем. Старуха вырвала букет, дважды проехала цветами по снохе и с криком: «Мусора во дворе столько – ступить некуда, а эта бездельница лепестки считать примостилась!» выбросила цветы в окно.

– Тише, – прошептала подруге, – услышит такое Варвара, никому не поздоровится…

– Да плевать бы я хотела на твою Варвару! Все соки из тебя выжала – бессердечная баба, злей и опасней бешеной псины, – красавица взглянула на Антошку: – Какой он у тебя не по годам маленький, будто мальчик-с-пальчик, совсем не в отцовскую породу вышел (Ангелина напряглась при этих словах), но премиленький такой все равно…

Надежда выучилась в городе на секретаря-референта. Работать не любила и делала это из рук вон плохо, но место себе отыскала живо. Устроилась секретаршей в казенную конторку, где в первый же день трудоустройства вступила в доверительные отношения с сыном управляющего заведения. Яркая, красивая, она без труда завоевывала внимание мужчины, а если он вдобавок случался еще и симпатичным, то не мешкая бросалась к нему в объятия.

Ангелина тайком завидовала ей, но гложущей сердце и душу ненависти не испытывала: давно смирилась с участью серой мышки. Надежда часто проходила мимо (квартировала неподалеку в многоэтажке, в «трешке», доставшейся после второго брака), но редкий раз доводилось встретить бывшую одноклассницу. А сегодня, возвращаясь из магазина с пакетом в руках, увидела Ангелину, сидящую у калитки на скамеечке. Рядом в песочнице играл Антошка.

Красавица при встрече с молодой женщиной весело ахнула, будто взаправду обрадовалась (хотя закадычными подругами отродясь друг другу не приходились). Болтали о пустяках, Надежда лениво рассказывала о достижениях в работе, по своему обыкновению учила Ангелину, как-де жить правильно нужно:

– Люби себя и никому не давай спуску, а то загрызут и не подавятся, – сковырнула палочкой былинку из-под наманикюренного ноготка («Такая же грязная душой», – подумала Ангелина). – Даже представить себе не могу, как ты умудряешься так жить: свекровь поедом ест, муж что ни день, то навеселе – сколько раз сама видела! А что, – произнесла красавица с ухмылкой, – кобелек-то он уродился крепенький, – но вмиг спохватилась, что сболтнула лишнее, добавила поспешно: – Бабы судачат, – только припозднилась – Ангелина пробуравила ее подозрительным взглядом, переспросила дрогнувшим голосом:

– Бабы, говоришь, судачат…

Надежда побледнела, будто разоблаченная в преступлении перед всей женской половиной человечества; губы ее, выкрашенные помадой морковного цвета, предательски дрогнули, а глаза с длинными пушистыми ресницами растерянно округлились.

– Ай, зануда ты стала, Линка! – рассмеялась громко, но совсем не весело.

Бог знает, чем закончилась бы эта встреча бывших одноклассниц, если бы внимание обеих не привлек Михаил, который появился на улице в стельку пьяный, что-то угрюмо бормоча себе под нос.

– Уходи, – глухим голосом проговорила Ангелина, не смотря Надежде в глаза. – Дружить-то с тобой мы никогда особо не дружили, и сейчас начинать вроде уже как не ко времени.

– Ну, знаешь ли! – обидчиво хмыкнула та. – Сиди тут, значит, и наматывай сопли на кулак! – поднялась со скамейки и, выразительно виляя бедрами, медленно зашагала прочь. Только не в сторону многоэтажки, а навстречу Михаилу. Поравнявшись с мужчиной, она что-то шепнула ему на ушко, посмеялась беззвучно, взглянув на Ангелину, и отправилась восвояси. Ее план мести мышке-почтальонше удался: Михаил, не видя издали жены, послушно поплелся за кокеткой.

Вскоре оба исчезли из виду.

Слезы навернулись на глаза, червь досады и отчаяния заточил сердце Ангелины. Она с грустью посмотрела на Антошку, поглощенного своими делами, и оттого ничего не замечающего вокруг, произнесла упавшим голосом:

– Родненький, пошли в дом, пора ужинать. Папа задерживается на работе…

Вечер прошел в хлопотах по хозяйству, близилась ночь, а Михаил все не возвращался. Варвара Прокопьевна, обрушив на сноху очередную порцию оскорблений и упреков, с чувством исполненного долга ушла к себе – почивать.

Эта ночь показалась Ангелине бесконечной. Она и прежде ждала, когда муж вернется домой, и укладывалась спать только после того, как стены начинал сотрясать дикий храп. В чем одет валился на постель, а она раздевала эту двухметровую красоту, развалившуюся на брачном ложе. Догадываясь, откуда возвращался, глотая обиду, заставляла себя не замечать мужниных выкрутасов – все равно, мол, ничего не исправить, только беды накликать – побьет так, что наутро стыдно на людях будет показаться, почту разносить. Незнание правды или, скорее, нежелание знать, с кем якшается благоверный, помогало совладать с эмоциями. Даже на доносы сердобольных получательниц почты реагировала равнодушно – пока сама, дескать, не увидит, другим не поверит.

Вот – увидела. Надежда на глазах умыкнула чужого мужика. Может, решила попусту поиздеваться, и пути их потом разошлись, а Михаил догуливал вечер в компании друзей-собутыльников. Знать этого наверняка Ангелина не могла, но из-за усиливающейся тревоги думалось отнюдь не в поль-зу распутной одноклассницы. На душе сделалось так досадно и мучительно, что захотелось разрыдаться. Первый раз попыталась постоять за себя, указать на место зазнавшейся прелюбодейке, но все впустую – судьба по-прежнему оставалась к ней немилостивой.