Лили Скай - Волчица. До встречи в полнолуние

Миша открыл дверь только спустя минут пять моего нахождения в коридоре. Ноги гудели от усталости, но я старалась не обращать на это внимания, считая подобное незначительной мелочью. Опиралась на ручку чемодана, который помогал держать равновесие. Также я не чувствовала злобы от ожидания, ведь давно перестала проявлять какие-либо эмоции, особенно когда дело касалось таких глупостей.

Когда я перевела взгляд на Мишу, то с трудом признала в нем того самого маленького мальчика, которому было лет тринадцать в последний мой визит в этот город и к обитателям этой квартиры. Теперь же он совершеннолетний, однако внешний вид не соответствовал возрасту. Торчащие в разные стороны волосы отросли настолько, что квалифицированный парикмахер смог бы соорудить несколько разновидностей причесок. Глаза стали чуть раскосыми, брови – густыми, отчего казалось, что светло-карие глаза слишком глубоко посажены. Складывалось впечатление, будто он никогда не улыбался, либо же намеренно скрывал за подобным хмурым видом свои истинные чувства, не желая выставлять их напоказ. В этом мы были похожи, но, что касалось всего остального – тут определенно вышел промах.

Миша, преданный Семену и Луизе, я была уверена, так и не простил нам с Юлей побег из города, от наших родителей , которые, по его мнению, сделали для нас многое. Конечно же, он не мог этого утверждать, поскольку тогда находился в бессознательном возрасте. Видимо, его убеждение сложилось, исходя из рассказов кого-то из родителей о нашем счастливом детстве до той поры, пока на пороге не оказалась тетя Маша. И сейчас, когда наши взгляды встретились, я заметила в его глазах не то осуждение, не то разочарование, что за порогом оказалась я, а не кто-то другой, более желанный гость.

Миша жестом пригласил меня в дом, я покатила за собой небольшой чемодан – всю поездку думала над тем, для чего я его взяла, поскольку вещей у меня было не так много, – после чего дверь за мной захлопнулась. Я застыла в коридоре, и на секунду словно сквозь броню пробилось нечто, похожее на ноющую боль в груди, однако это ощущение прошло быстрее, чем я успела понять, что стало тому причиной. Я мельком осмотрела квартиру, думая, изменилось ли что-то за пять лет, затем под испытующий взгляд Миши начала разуваться.

Он наблюдал за мной, я буквально чувствовала это спиной, и на мгновение по телу словно пробежал холодок. Давно забытое чувство оказалось неприятным, поэтому я как можно скорее скинула с себя обувь и повернулась к Мише. Где-то в сознании точно слышался голосок, твердящий, что не стоит стоять к нему спиной. Я выдавила улыбку, не зная, как она выглядела со стороны. Когда Миша едва слышно выдохнул, заметно расслабляясь, я осознала, что выражение лица подобрала донельзя подходящее, способствующее скорейшему прогрессу в нашем общении.

Сейчас наступала новая пора, когда мне, вопреки желанию, придется стать для Миши не просто старшей сестрой, но и настоящей опорой. Он остался совсем один, и, какие бы ни переполняли его чувства по отношению ко мне, я буду вынуждена, сжав зубы, стерпеть что угодно, лишь бы научить его справляться со всем в одиночку. Мы всегда держались вместе, Миша же был привязан к Семену и Луизе. С трудом могла представить свое состояние, если бы в тот день я лишилась не только дяди Гриши, но и тети Маши с Юлей и Лизой.

– Ты можешь занять любую комнату, какую захочешь, – Миша нарушил тишину, которая уже становилась неловкой. Он словно невзначай посмотрел по сторонам, но я-то понимала, что парень попросту не желал встречаться со мной взглядом.

– Тогда я займу свою прежнюю комнату?

Мне было необходимо его разрешение, поскольку я не имела права распоряжаться в этом доме чем-либо. Все здесь казалось чужим, будто, стоило дотронуться до любого предмета, как он непременно обратился бы в прах. Находиться здесь неуютно, но выбора не было.

Я проследовала за Мишей, начиная вспоминать, где находилась моя комната. Конечно, за это время они могли сделать ремонт и переделать ее, к примеру, под гостиную или спортивный зал. Он кивком указал на приоткрытую дверь комнаты, и на миг в воздухе повисли несказанные слова, которые мы оба не стремились произносить.

Парень молча развернулся, удаляясь, по-видимому, в свою комнату. Нам было что сказать друг другу, но в то же время совершенно не отыскать общих тем для разговора. Я не была уверена, что способна проявить сочувствие, поскольку по моему бесстрастному лицу и безразличному тону Миша сразу поймет, насколько я фальшива. Вопреки здравому смыслу и долгу совести, я не скорбела – для меня смерть моих родителей связана лишь с неудобством в определенный период жизни, но никак не с бессмертными воспоминаниями, связанными с детством. За долгие годы на том месте, где еще когда-то были чувства к Семену и Луизе, давно образовалась огромная дыра.

Я хаотично раскладывала вещи, не стараясь придавать этому какое-то значение, поскольку вскоре захочу поменять их местоположение. Любимое занятие, когда хочется что-то изменить, – создавать лишь видимость перемен, в то время как внутри оболочки содержание оставалось прежним. Вот только в общении с Мишей это явно не сработает. Мне каким-то образом придется наладить с ним контакт, и одному богу известно, что тому может поспособствовать, учитывая, что мы совсем не знали друг друга. За все четырнадцать лет встретиться только раз и притом перекинуться парой фраз – считалось ли это нормальными отношениями брата и сестры? Конечно же нет.

Выходя из своей комнаты, я задумалась над тем, что вынуждена на ближайшие месяцы – или сколько я здесь пробуду – похоронить свое безудержное желание побыть в одиночестве. Может, мне и удастся сделать это, когда Миша отлучится по своим делам, однако я поступлю в его институт, а значит, занятия у нас будут заканчиваться почти в одно время.

В доме так тихо, я засомневалась, что и сейчас не находилась одна. Наверное, он не желал, чтобы тревожили его покой, потому я передвигалась по квартире как можно тише в точности как в те дни, когда все по дому перемещались аккуратно, боясь оступиться на игрушках, разбросанных по разным углам. В какой-то момент я, сама того не осознавая, позволила воспоминаниям детства получить доступ к сознанию и уже заранее готовилась к полнейшему краху многолетнего опыта сохранения бесчувственности, но ничего не произошло. Это словно фильм, когда при просмотре пытаешься ощутить те же эмоции, что и герои.

Также и сейчас я будто ощущала то же, что и та маленькая девочка Вероника, которой едва ли исполнилось три или четыре года, когда она обнимала Мишу в порыве радости, либо же отталкивала от себя, если ею овладевало внезапное раздражение. Я помнила, как мы играли, но только определенное количество времени, потому как мне быстро становилось неуютно от длительного нахождения рядом с кем бы то ни было. По-видимому, я уже тогда любила быть больше одна, нежели с близкими людьми.