Лили Скай - Волчица. До встречи в полнолуние

Придя домой, я ожидала увидеть Мишу, однако его занятия еще не окончены, поэтому дом пуст. Это, несомненно, приводило в восторг – не придется расхаживать по дому под чутким надзором младшего брата, который, я была уверена, следил за тем, чем я занималась, когда покидала свою комнату. Неужели он считал, что я делаю что-то, чего, по его мнению, делать не должна?

Когда намеревалась пообедать, позвонила Юля, и я слегка напряглась, не зная, что могу сообщить сестре, чем порадовать. За два дня пребывания здесь не продвинулась в общении с Мишей ни на шаг. Более того, я даже не прикладывала никаких усилий, пуская все на самотек и просто дожидаясь, пока приедут те, у кого это получится сделать гораздо лучше.

Разговор с Юлей утомил уже после пяти минут, поскольку она завалила меня вопросами, на которые я не хотела отвечать. Она словно не замечала, каким тоном я с ней говорю, и, когда задала вопрос о Мише, я окончательно впала в ступор. Не любила врать, если можно сказать правду. К тому же, скажи я, что мы прекрасно ладим и все хорошо, она бы точно не поверила. Если даже и допустит такую мысль, то может решить, что их помощь мне не нужна, и задержится в Ульяновске подольше.

Такой расклад меня совершенно не радовал, потому я сказала все как есть, заранее готовясь услышать в ответ упреки от сестры. Однако Юля какое-то время молчала, а затем ответила, что ничего иного и не ожидала. Наконец мы с ней в чем-то согласны – я с самого начала считала эту затею провальной и настаивала на том, чтобы за Мишей присмотрели наши родственники, а не кто-то из нас. Тем более не я.

Разговор подходил к концу, Юля, понижая голос, поинтересовалась, видела ли я их могилы, и мне пришлось снова сказать правду. Помимо этого, я также не желала увидеть то место, где раньше находилась их дача, или заглянуть в комнату, чтобы узнать, какими были мои родители . На секунду испытала укол совести – я настолько себя переделала, что вконец стала бездушной. Юля никак не прокомментировала мой ответ и как можно скорее прервала наш диалог.

Я сидела на кухне довольно долгое время и, когда услышала щелчок замочной скважины, словно пробудилась ото сна. Не намеревалась вставать и тем более идти к нему, зная, что все равно никогда не получу отдачу. Не стоило интересоваться, как прошел его день или как он себя чувствует, ведь он не даст правдивый ответ. Потому я продолжала сидеть на кухне, мысленно прокручивая разговор с Юлей и размышляя над тем, что она сейчас обо мне думает. С каких пор меня стало так волновать мнение людей в отношении своего поведения?

– Как дела? – казалось бы, на автомате спросил меня Миша, входя на кухню. Он открыл холодильник – я уже наблюдала подобную картину, у него каждый раз все одно и то же. – Приготовила что-нибудь?

– Макароны и курица, – следила за его реакцией, уверенная, что любое блюдо, приготовленное мною, не будет оценено по достоинству.

Он пожал плечами и молча захлопнул дверцу холодильника, неприятно поморщившись. Если бы я готовила для него, мне бы, вероятно, стало обидно от такого отношения, но я в первую очередь беспокоилась лишь о себе самой.

Остаток вечера я провела в своей комнате, выбирая, в какой одежде посещать пары в институте, ведь взяла с собой не так много вещей. Я настолько поспешно приняла решение покинуть институт в Ульяновске и поступить учиться в этом городе, что совершенно не испытывала никакого волнения. К тому же в Саратове, наверное, придется задержаться только до окончания этого курса, а далее решать – переходить на третий курс или же снова уехать. Может, какой-нибудь другой город меня привлечет.

Этой ночью я мучилась бессонницей, уже и забыла, каково это – ворочаться часами в кровати. Занавесок на окнах не было, только прозрачная тюль, и почти полная луна освещала комнату, создавая впечатление, будто сейчас дневное время суток. Луна не даст заснуть, потому я встала с кровати и направилась на кухню, ощущая потребность в глотке воды. Дома слишком душно – неужели батареи включены на полную мощь?

Со стаканом воды в руках я подошла к окну и выглянула на пустынную улицу, которая выглядела довольно устрашающе. Время едва ли за полночь, а на улице ни души, точно в городе установлен комендантский час, запрещающий выходить из дома после, к примеру, одиннадцати часов вечера. Вид из окна завораживал, луна освещала улицу, плавно переходящую в лес внушительных размеров. В детстве, благодаря россказням Семена, я фантазировала, что скрывает чаща леса, какие страшные тайны там спрятаны. Теперь же я видела только то, что и должна видеть – никаких иллюзий и домыслов. Обычный лес, обычная улица.

Миша, наверное, спал или снова где-то с друзьями, но у меня не было ни малейшего желания выяснять это. Задернув шторы, направилась обратно к себе, но по дороге остановилась напротив одной из запертых комнат. Не могла подавить порыв заглянуть внутрь, который возник еще после разговора с Юлей. Комната принадлежала Семену и Луизе, поэтому я сомневалась, что мне можно туда входить, даже просто находиться рядом. С другой стороны, я вроде как их дочь – имела на это право.

Слегка толкнула дверь, послышался скрип. Невольно поморщилась, ожидая, что вот-вот отворится дверь комнаты Миши и произойдет непоправимое. Несколько секунд прислушивалась к тишине, затем зашла в темную, почти черную комнату, не захлопывая за собой дверь. Включая свет, прищурилась от яркого освещения и оглянулась по сторонам. В целом, посредственная комната, не сказать, что принадлежала она покойникам. Видимо, они собрали все вещи перед поездкой на дачу, потому в комнате такой минимализм – отсутствие каких-либо предметов вообще.

Я прошлась вдоль стеклянной стенки, где полки пустовали, приоткрыла шкаф, но в нем висели лишь пустые вешалки. Ни одной фотографии, ничего, что напоминало бы о том, кто жил в этой комнате. Скорее всего, все – фото, документы, одежда и их личные вещи – сгорело в пожаре, и не осталось ничего, что могло бы вызвать у меня прилив воспоминаний. Скорее всего, у Миши сохранились фотографии в компьютере – страшно представить, каково ему, если от родителей не осталось никаких напоминаний.

Я помнила, как с самого раннего моего детства Луиза красила волосы в ярко-рыжий цвет, а я украдкой наблюдала за ней. В возрасте четырнадцати лет я впервые захотела изменить цвет волос, однако такой манящий рыжий оттенок отталкивал, напоминая о тех временах, которые хотелось забыть, и о том человеке, который давно позабыл обо мне. Потому я покрасила волосы в темно-шоколадный цвет, чтобы надолго отбить желание осветлять их до рыжего. И с тех пор я так и оставалась официально брюнеткой, отчего стала походить больше на Семена.