Николай Мамаев - Океан 2.0

Люся не нашла слов для ответа. Она в самом деле никогда не думала ни о чем таком. Даже при разводе, когда могла разорить Птицына. Но тогда она сказала «не нужно», потому что хотела, чтобы все скорей закончилось, чтобы не было «крови». «Не нужно» говорила и сейчас, ведь ничего не изменилось, она не стала кем-то другим.

– Мне приснилось после той нашей встречи, что ты решил сделать какую-то пластическую операцию. Мы прилетели в клинику, где тебе пришили плавники, превратили в дельфина. Господи, такой бред! Я ждала твоей выписки, а оказалось, что ты уже давно уплыл в океан, – девушка попробовала сменить неудобную тему.

– Так мы и летим на пластику, – засмеялся Птицын, – смотри: сначала мне подрежут вот здесь, – он провел ладонями две линии вдоль скул, – затем подточат здесь и здесь. Может быть, попрошу кое-где нарастить, а где-то убавить.

– Тебе бы все дурачиться, – смеясь, Люся пихнула его в бок.

Гостиница, где он снял ей одноместный номер, находилась в пригороде, в десятке километров от города. Небольшой трехэтажный домик с облезающими белеными стенами терялся среди близнецов в квартале типовой застройки. На каждом этаже по четыре номера и общая кухня с балконом на пляж. Не сказать, чтобы близость к воде приносила девушке радость. Иногда под вечер, пока еще было светло, она гуляла по берегу или сидела с книгой на песке. Большую часть времени Люся проводила в номере в ожидании новостей.

Птицын оставил немного денег, но они заканчивались, а звонка от него так и не было. Она прислушивалась к шагам за дверью, представляла, как сейчас он постучится, она откроет, а он, сияющий от счастья, влетит в номер, подхватит ее на руки и… Наконец он станет собой, наконец обретет душевную свободу, о которой столько говорил ей. Они пробудут здесь еще немного времени. Съездят в город, обязательно на несколько экскурсий, позагорают и искупаются. А потом вернутся. И там, дома, все станет по-другому, почти по-прежнему. И не нужны машины, дачи – барахло, которым бездумно стремятся обрасти люди.

Деньги закончились в понедельник. Пришлось оплатить проживание до пятницы и купить продукты. За ужином Люся поняла, что теперь не сможет даже купить билет обратно. «Да нет, не накручивай себя раньше времени. Просто вызови такси да съезди. Для чего тебе оставили адрес, дуреха? Так и будешь дрожать при любом шорохе?»

Больничные корпуса обступала сочная густая зелень. Невысокие блоки из синей стали и стекла соединялись в единый живой организм, обступая доминанту в центе – научно-исследовательский институт. Корпус НИИ был значительно старше и выше остальных.

– Давайте посмотрим. Значит Птицын, – молодой человек в белой рубашке с коротким рукавом услужливо водил мышкой по столу, вглядываясь в монитор, – на это может потребоваться немного времени.

– Спасибо, – поблагодарила Люся. Она стояла напротив, взволнованно перебирала пальцами ремешок платья, – я подожду сколько нужно.

– Птицын, Птицын, – повторял молодой человек. – Ах, этот! Знаете, а он выписался две недели назад. Пробыл у нас пять дней и выписался. Я помню его – такой высокий и худой. Волосы еще в разные стороны… Выписался и укатил счастливый. За ним машина приезжала.

– Скажите, не просил ли он оставить информацию?

– Ничего такого не припомню. Но можете поинтересоваться у доктора Шапиро, он операцию проводил. У него сегодня смена в четвертом корпусе. Хотите, позвоню туда?

– Спасибо, не нужно.

Снаружи дневной жар плавил асфальт. Причудливая экзотическая зелень все так же пыталась отвоевать у человека захваченные территории и выползти за границы клумбы. Обезличенные автомобили бесцельно проносились по улице. Ничего не изменилось. Совсем. Девушка села на скамейку и заплакала.

Заплаканное лицо N искривилось и застыло гротескной маской. На секунду взгляды встретились. Она смотрела будто сквозь, но на самом деле взгляд был направлен в душу. «Ну и урод же ты. Как я тебя ненавижу», – вот что он прочитал в холодных и черных, как космос, глазах.

Левин накинул куртку и без слов ретировался. Августовский вечер был теплым и ясным. Внизу во дворе пустые скамейки досыхали после утреннего ливня. Солнце опускалось к горизонту, разрисовывая кирпичные высотки в сказочные оранжевые цвета. Редкий прохожий, не поднимая глаз, проходил мимо, затем исчезал в тени козырька подъезда.

С каких пор стены дома стали решетками камеры? Возможно, с тех самых, когда бесперспективность стала очевидна и N. Удивительно, что дверь темницы всегда отперта, а они возвращались в нее вновь и вновь.

Размышления оборвала глупая заезженная песня – звонок мобильника. Номер не из контактов. Говорить совсем не хотелось. Пересилив себя, Левин коснулся пальцем дисплея и принял входящий вызов.

Ее голос остался таким же звонким и живым, как много лет назад. Она тараторила и смеялась в трубку, не давая вставить и пары слов:

«Слушай, ты не поверишь, я сейчас как раз в городе! Что? Нет, не командировка. Да неважно это! Предлагаю встретиться на неделе. Ну, ты как? В субботу уже вылетаю обратно…»

«Тойота» бесшумно скользила по черной ленте шоссе. Было около десяти вечера, давно стемнело. Как только они пересекли городскую черту, все утонуло во мраке. Тлеющие угольки последних фонарных столбов медленно отдалялись в зеркалах обзора. Вскоре они исчезли за горизонтом.

Левин всматривался во тьму. Толстый руль внедорожника скользил по влажным ладоням. Маша сидела рядом, со стаканчиком кофе с заправки. Оба молчали.

Он повернулся посмотреть на нее, она ответила тем же. Левин почувствовал, что начинает "тонуть", поэтому вернулся к дороге.

Машина двигалась на север, по направлению к озеру. Там, очень давно, они были вместе и счастливы. Он вспоминал, как на песке, укрывшись в тени зонта от солнца, в послеполуденной ленивой дреме читал ей стихи, а она рассказывала о своих работах – картинах, уже созданных или тех, что предстояло написать. И день сменялся вечером, вечер – ночью, а ночь – рассветом, который они встречали обессиленными от занятий любовью…

В ней ничего не изменилось. Разве что на прекрасном лице появилось несколько тонких линий, которые нисколько не портили ее, – наоборот, являлись последними деталями загадочного образа.

По обе стороны шоссе мелькал бесконечный лес с едва различимыми остроконечными верхушками деревьев. Изредка на обочину выбегала лисица, застывала, испуганная светом фар.

Когда асфальт сменился проселочной дорогой, до пункта назначения оставалось несколько километров. Левин опустил стекло и впустил в салон прохладный сырой воздух. Запахло водой и сосновыми шишками. Как бы ему хотелось знать, о чем она сейчас думает. Ведь если о том же, о чем и он…