Марина Нагайцева - Пьесы для провинциального театра

Перед рассветом у Татьяны начались схватки.

Она крепилась, но разве можно сдержать в себе энергию новой жизни, которая изо всех сил рвётся наружу, раздирает, пронзает нестерпимой болью плоть матери, требуя немедленного разрешения?

Татьяна закричала так, что все, кто был рядом, повскакивали со своих мест.

– Потише!

– Чего орёшь, как резанная?

– Да рожает она!

И тут паровоз резко сбавил ход, запыхтел, затормозил и через несколько минут раздалось долгожданное: «Приехали!».

– Не спешите покидать свои места. Сначала выходят первые вагоны, – объявил проводник.

Но его уже никто не слушал. Все начали спешно собираться, гвалт поднялся такой, что голос Татьяны потонул в этом человеческом потоке разнообразных мыслей, сказанных вслух.

– Будьте с мамой, ни на шаг от неё, я сейчас вернусь, – приказал Филипп детям и первым выпрыгнул на перрон.

Люди из душных вагонов попадали на леденящий, обжигающий дыхание воздух. Они беспомощно оглядывались по сторонам, пытаясь определить, куда их забросила судьба.

– Похоже, северные края. Что это за станция?

– Не подскажете, что за область?

– Говорят, Архангельская.

– Это в какой же стороне?

– Где Северное море.

– Боже мой, это ж мы у чёрта на куличиках оказались!

Вокруг железнодорожного полотна глухой стеной стояли заснеженные леса и ни одного огонька или признака городской жизни не было ни вблизи, ни вдали.

Филипп спешил к крошечному, деревянному зданию станции, видневшемуся впереди, задавая одни и те же вопросы всем встречным людям.

– Доктор, есть ли доктор? Кто-нибудь может принять роды?

Протискиваться сквозь потоки всё прибывающих и прибывающих на перрон переселенцев стало сложнее: никто из бывших пассажиров, несмотря на просьбу не выходить всем сразу, не хотел более оставаться в опостылевших вагонах.

– Доктора! Срочно доктора!

Вдруг чьи-то сильные мужские руки остановили кричащего: Василий Мазанов узнал голос шурина.

– Филипп, ты ли? Тоже этим эшелоном?

Мужчины обнялись.

Евдокия бросилась к брату.

– Филипп, что случилось?

– Там, в шестнадцатом вагоне, Таня моя рожает!

Когда они вбежали в вагон, то не поверили своим ушам: к голосу двухлетнего Евгения, заходившегося в плаче, добавился новый, радостно-звенящий голосок, оповещавший мир о своём появлении на свет Божий.

Рядом с роженицей стояла девочка, пытавшаяся удержать на руках орущего двухлетнего карапуза.

– Мама! Мама! – заливался малыш и протягивал ручонки к матери.

– К ней нельзя сейчас, – убеждала она мальчонку, но он продолжал плакать и требовать маму.

Шурочка, одиннадцатилетняя дочка Татьяны и Филиппа, была потрясена происходящим, но вовремя сообразила, что сейчас главная её задача – обеспечить маме покой и не подпускать братика. Что делать дальше, она не знала.

– Танюша, мы здесь! Сейчас, сейчас, родная! Всё будет хорошо! – вскричала Евдокия и бросилась на помощь.

– Нож или ножницы, скорее! Воду, спирт, водку, одеколон, что у вас есть? Давайте немедленно! – потребовала она у проводника.

– Раскомандовалась! Ишь, начальница нашлась! Весь вагон мне кровью залили, – возмутился было проводник, но здравый смысл в его голове победил недовольство, и он, порывшись в каком-то сундуке, достал пару чистых простыней, охотничий нож и небольшой мутный флакон с жидкостью.

Она отвинтила крышку. Пахнуло отвратительно.

– Что это?

– Не боись, бабонька! Самогон! Чистый, как слеза ребёнка.

Дальнейшие действия Евдокия совершала, словно во сне. Если бы её попросили их повторить, то, вероятно, она бы не смогла: так действует человек в состоянии сильного душевного волнения.

Скинув головной платок, она мгновенно отрезала прядь своих волос и перевязала ими пуповину. Затем облила лезвие ножа самогоном и решительным движением отсекла канат, соединяющий мать и дитя.

– Кто? Мальчик или девочка? – спросила Татьяна, вернувшись из забытья.

– Мальчик, Танечка! Хорошенький такой! Замечательный мальчик! Настоящий богатырь! – радостно ответила Евдокия.

Младенец, словно в подтверждение сказанного, закричал ещё сильнее.

– Поплачь, поплачь, соколик ты наш! – ласково приговаривала Евдокия, заворачивая малыша в рубашку Филиппа.

Через пару минут она передала белоснежный свёрток отцу.

– Здравствуй, сынок! – взволнованный Филипп, прижал к себе тёплый, орущий комочек и заплакал от переполнявших его чувств.

– Ну, с пополнением в семействе! – сказал Василий.

Голос из вокзального репродуктора вернул к суровой действительности.

– Товарищи пассажиры пятьсот первого эшелона из Средней Волги! Освобождаем вагоны! Освобождааа… еее …ммм!

Пока девочки одевали сонного, капризничающего Женю, Евдокия готовила к выходу из вагона маму и новорожденного.

– Танечка, приподнимись, моя хорошая, я переодену тебя. Вот так, умница, – приговаривала она, ловко освобождая Татьяну от пропитанной кровью одежды.

– У меня нет другой юбки, не надо, не снимай, – попросила Татьяна.

– Не волнуйся, я тебе отдам свою, она совсем новая. Негоже в мокрой одежде на мороз! Тебе, дорогая, никак нельзя простужаться.

– А как же ты, Дуся?

– Ой, я и в нижней юбке побуду, ничего страшного, сверху-то всё равно пальто. И кофточку мою одевай, она шерстяная. А когда приедем в новый дом, я накуплю тканей, сошью и юбки, и платья.

Укутав Татьяну и детей, Евдокия обратилась к проводнику:

– Я немного прибрала здесь, но надо ещё хорошенько полы промыть. Дайте, пожалуйста, тряпку и ведро.

– Не надо, я сам всё поделаю. Уборка – моя забота. На-ка, возьми пару одеял, а то заморозишь крестника моего, – проявил отеческую заботу проводник.

– Большое Вам спасибо за помощь! Вы человек с добрым сердцем! Простите нас за беспокойство и лишние хлопоты, – ответила ему Евдокия.

– Эх, бабоньки! И какая нелёгкая вас сюда занесла? Сидели бы дома, детей рожали. Гиблые здесь места. Жалко мне вас, очень жалко, – расчувствовался проводник.

Тем временем Филипп и Василий дошли до станционного домика.

– Товарищи хорошие, я по-человечески всё понимаю, но как вам помочь, я не знаю. Не моя это ответственность – беременные и родящие. Я за подвижной состав, за график движения отвечаю.

Ни о чём не договорившись с начальником станции, мужчины отправились на поиски человека, занимающегося транспортировкой к месту приписки.

Вокруг него то и дело появлялись новые люди, образуя длинную очередь, и у каждого человека были к нему свои вопросы.

– Семьи не будут разлучать?

– Скажите, как селить станут, по сколько человек в комнате?

– Печки-то исправно топятся, а то у вас тут морозище ого-го!