Марина Нагайцева - Пьесы для провинциального театра

Услужливая и вежливая, она старалась угодить всем Просянкиным, хотя уже целых пять лет официально носила их фамилию и была полноправным членом большой и дружной купеческой семьи.

Лена появилась в их доме совершенно случайно.

Купцам Просянкиным требовалась помощница в магазин для мойки и уборки помещения.

И вдруг по объявлению пришла она: серьёзная, в берете и широком сером пальто, с коричневым, громоздким, фанерным чемоданом в руках.

– Здравствуйте! На работу принимаете?

– Принимаем, коль работать умеешь, – ответил Георгий.

– Умею. Объясняйте, что делать надо, – девушка поставила в угол свой чемодан, аккуратно повесила на вешалку пальтишко.

Георгий с интересом рассматривал молоденькую работницу с удивительно тонкой фигурой, хорошими манерами и приятным голосом. Он успел отметить её необыкновенно нежное лицо и красивые, умные глаза.

– Ух, какая прыткая! Сначала расскажи, как зовут, откуда будешь, сколько тебе лет?

– Плотникова Лена. Из Вольска. Четырнадцать, – коротко ответила она.

– В Петровске где живёшь?

– Пока нигде, но буду снимать угол.

– Хорошо. Тогда приходи завтра на работу к семи утра.

Не смог отказать Георгий девчонке – уж больно хороша, запала в душу юная красавица.

Ждал её, боялся, что не придёт, передумает. А она пришла, не подвела.

А вскоре и отец заметил:

– Гора, мне показалось, или ты засматриваешься на Леночку? Уж не влюблён ли ты в нашу работницу?

– Влюблён, а что делать, отец, и не знаю…

– Что делать? Сватать, да свадьбу играть! Тебе уж двадцать пять годков, пора, сынок! Я тоже в твоём возрасте женился, – ответил Павел Алексеевич.

И все были рады этому известию, кроме средней дочери Павла Алексеевича. Не очень она верила в то, что девчонка с улицы станет супругой её любимого брата.

– Ты работать пришла, вот и работай! Нечего на директора магазина заглядываться и глазки ему строить, мала ещё, подрасти чуток надо, – как-то раз отчитала она Леночку, увидев, что та улыбается Георгию.

С тех пор девчонка хозяйскую дочь Елену Павловну боялась и в её присутствии робела, а та нарочно смотрела на работницу свысока.

Однако побороть притяжение двух сердец Елене Павловне не удалось.

Не так и долго проработала по найму Леночка. В пятнадцать лет она родила Георгию сына Виктора, а в шестнадцать – дочь Капиталину, и полностью погрузилась в счастливое материнство и семейные дела.

В Георгии она видела не только супруга, опору, поильца и кормильца, любила она его искренне, горячо, всем сердцем, и готова была пойти за ним на край света.

Вот и случилось: попали они на этот край, ни сном, ни духом не ведая, что не только им, но и всем Просянкиным предстоит тяжёлое испытание, и пройти они его должны вместе.

В начале второй недели в церкви сменился надсмотрщик. Тихон ушёл отдыхать, а новый, Пётр, заступил на вахту.

– Завтра с утра эшелон придёт, потесниться придётся, – объявил он. – Куды вас всех девать – ума не приложу?

Новых ссыльных встречали около церкви.

Лена с детьми осталась около Татьяны, а Евдокия вышла на улицу. Вдруг мелькнёт родное лицо?

Переселенцев подвозили на подводах.

– Мама, мамочка! – Евдокия кинулась к женщине небольшого роста, закутанной в шерстяной, клетчатый головной платок.

– Дусенька, доченька! – Пелагея Ивановна залилась слезами. – А мы уж думали, не увидимся больше никогда.

– Мама, мы все здесь, в этой церкви.

– Господь услышал наши молитвы, вернул нам деток.

Евдокия не сразу разглядела младших братьев и отца: Павел Алексеевич обзавёлся бородой и стал походить на старца.

– Что ж, не обманул председатель горсовета – хоромы-то теперь у нас новые! – сказал он, разглядывая со всех сторон бывший Храм. – Когда у нас не остается ничего, то и одного Бога достаточно.

Саша и Вася приуныли: разорённая церковь, битком набитая людьми, не показалась им хорошим местом для жизни.

– Размещайтесь, отдыхайте, а завтра с утра лес валить. Работать будут все – и подростки, и юноши, и отцы, и деды. У нас тут строго: кто не работает, тот не ест, – предупредил надсмотрщик.

– А зачем лес валить-то по зиме? – крикнул кто-то из вновь прибывших.

– Дерево отлежаться должно, а по весне начнём посёлок для раскулаченных строить.

Вместе с партией ссыльных переселенцев подвезли крупу, соль, котелки, миски, ложки и кружки.

Обустраивались до самого вечера, пока не вернулись с работы Филипп, Георгий и Василий, а проговорили всю ночь.

– Взрослые умеют перетерпливать, а дети не могут. Не вынесут они в таком холоде, потеряем их, коли не предпримем меры, – сказал сыновьям Павел Алексеевич. – Попробую поговорить с охранником.

Под утро удалось вздремнуть, но крепкого сна ни у кого из обитателей церкви не получалось: кашель детей и взрослых, стоны болящих, плач младенцев то и дело нарушали хрупкую тишину.

Гулкое эхо подхватывало голоса, уносило их под своды Храма, они витали под куполом, продолжая жить своей жизнью, пока свежие и сильные вибрации не гасили прежнее звучание.

Акустика в церкви была отменной: неровности каменных стен отражали звук, и он получался богатым, насыщенным, мощным.

Снаружи казалось, что там, внутри тёмного Храма, переговариваются хриплыми, звенящими, тонкими и грубыми голосами таинственные мифические существа.

А вскоре пришла новая беда.

Один за одним стали умирать взрослые и дети. И старых, и малых мучил понос, забирая последние капли жидкости из ослабленных тел, унося остатки сил и здоровья.

Мужчин поделили на группы: одни шли валить лес, а другие рыли могилы и предавали земле скончавшихся.

– Пётр, ты в этих краях живёшь? – обратился Павел Алексеевич к надсмотрщику.

– Ага, тутошний.

– Христом Богом прошу тебя, Пётр, забери моих внуков к себе в дом на время холодов: мальчика-трёхлетку, двум другим детям по два годика.

– И не проси, дед! У меня и так тридцать ссыльных живут, первых-то раскулаченных мы к себе брали. А ещё жена у меня на сносях, да пятеро своих деток, а комнатьёв-то в доме две! Уж и в сенях живут ссыльные, и в бане, и в сарае, и на чердаке. А ежели твоих забрать, остальные тоже просить за детей станут. Нет, не могу!

– Может, другой кто согласится, ты узнай у местных.

– Без толку спрашивать, у всех по тридцать, а то и по сорок человек напихано. Не возьмут. Вот построите себе дома и тогда будете в них жить.

– Сколько же мы их строить будем?

– Да года два или поболе.

– За два года, Петя, мы все поляжем в эту землю, не дождёмся домов.

– Ничо, других ссыльных понавезут, дед, – ответил Пётр и засмеялся.