Владимир Бурлачков - Избранное

Когда только познакомились и Венька ехал ее провожать, он ей не особенно нравился – просто симпатичный парень. Но телефон дала – пусть звонит. Дня через три позвонил. Куда-то ходили, кажется, в кино. С ним было интересно – без конца что-нибудь рассказывал. Но заметила – сам слушать не любит. Только начинала что-нибудь говорить, делался скучным, мог задуматься и рассеянно смотреть по сторонам. Она злилась и зареклась никогда ему ничего не рассказывать.

Звонить он стал чуть ли не каждый вечер. Разговоры получались дружелюбными, но натянутыми и чопорными. Он старался развлечь, болтал, не переставая, и быстро надоедал. Но слушала, что-то удерживало бросить трубку. Как-то столкнулась с ним около своего дома. Объяснил: не мог дозвониться, но очень хотел увидеть и приехал, больше часа дожидался. И вдруг растрогалась, даже, кажется, вскрикнула: «Правда?». Заскочила к себе, чтобы бросить портфель, схватила на кухне яблоко, что-то наврала на ходу удивленной матери и побежала к нему. А вернулась домой около двух ночи. Прошли по всему городу и еще сколько времени простояли в подъезде. Вот уж есть что вспомнить. Такой идиотский восторг не забывается.

А через две недели под вечер, в будний день, вдруг решают ехать к нему на дачу. В общем-то это больше ее затея, чем его. Он вроде бы и предложил, но когда она согласилась, заколебался: стоит ли? Конец марта – холодно, на даче всю зиму не топили. Она сказала с обидой: «Ну, как хочешь». И он согласился. Уже с Ярославского вокзала позвонила домой, сказала, что будет ночевать у Вальки – телефона у той не было, не проверить.

Было здорово, пока ехали, а когда в десятом часу вышли на какой-то платформе пустой, лесом окруженной, только огни поселка вдали – она растерялась. Но Венька крепко взял ее за руку, сказал: «Пошли». Пробирались сначала через лес – вот уж где было страшно: темень кромешная, тропинки почти не видно, мороз градусов пятнадцать, ветер. По поселку зашагали веселей. Пересекли шоссе, прошли мимо каких-то заводских строений, свернули в ворота дачного кооператива. Веньке приспичило зайти к сторожам, сказать, что будет ночевать. Она осталась его ждать, видела в низеньком, наполовину задернутом белой занавеской окошке, как он разговаривал с высоким лысым стариком.

Венькина дача была самой крайней. Расчищенная дорожка кончилась, и они шли дальше, скользя по наезженной за зиму лыжне. Калитку занесло сугробами. Венька долго с ней возился и немного отодвинул – боком они смогли пролезть.

В пропитанном сыростью, холодном, с инеем на стенах доме она села на край стула, подумала: «Куда только меня занесло… И зачем это? И вообще страшно до жути…». Венька возился с печкой, бегал за дровами, пытался разобраться в комнате. Говорил: «Ну, что? Совсем дрожь пробрала? Ничего, на Северном полюсе еще холодней. Сейчас нагреется. Будет как в бане».

Здорово захотелось есть. Натопили воды из снега, варили на дне серой алюминиевой кастрюли найденные в шкафу, мышами не съеденные остатки риса и пшена – все вместе. Каша пригорела, и в комнате до утра мерещился плотный, едкий запах.

Потушили свет, сели, обнявшись, перед огнем. И понесло, с каждым прикосновением дальше и дальше. В самый последний момент она испугалась. Он отреагировал на удивление спокойно: не хочешь – как хочешь. Лежали, обнявшись, во влажной, непросохшей постели. Было холодно. Когда согрелись, она заснула.

Проснулась от того, что Венька прошлепал босиком по полу, стал бросать поленья на догорающие угли. Вернулся, присел рядом, наклонился к ней. Все началось сначала и она уже не испугалась.

Ей оставалось учиться чуть больше года. Хотела получить диплом с отличием и попасть в аспирантуру. Во всех своих помыслах стремилась еще дальше – так далеко, насколько хватало духу вообразить. Всех вокруг видела такими же, как сама – жаждущими и ждущими. И злилась на Веньку, когда он с упоением рассказывал, что в студенческие годы ходил на занятия только перед самыми экзаменами, а нынче на работе иной раз может весь день провести в беседах с сослуживцами. Не выдерживала и – с раздражением спрашивала:

– Послушай, если ты ничего не делаешь, как же ты рассчитываешь выдвинуться?

– А я не ящик, чтобы выдвигаться. Мне и так хорошо.

– Но ведь ты чего-то хочешь добиться.

– А зачем? – лениво выговаривал Венька.

– Как зачем? – Она начинала злиться.

– Ну, добьюсь я или не добьюсь – что от этого изменится? Какая разница, кем помирать?

– Интересно, а как к тебе начальство относится?

– Ко мне? Да как тебе сказать… Я же там у нас чуть ли не самый деловой. То, что кто-то за целый день делает, часа за два успеваю.

– Ну, а относятся как к тебе?

– Да вот опять зарплату прибавили. Наверное, боятся, как бы не ушел от них.

Она думала: наверное, он очень способный. Тогда уж совсем обидно, что такой лентяй. И пыталась хоть чем-нибудь его задеть и разозлить.

– Что ж ты за мужик, если ничего не хочешь! Все бы тебе только хиханьки да хаханьки. Да ты самая настоящая стрекоза! Только бы лето красное пропеть.

– А что? Тоже хорошо…

– Откуда в тебе это – что ты ничего не хочешь? Ты просто не понимаешь! Вот помяни мое слово – хватишься, когда-нибудь, да уж поздно будет! Представь, какими глазами ты будешь на своих же приятелей смотреть, если они всю жизнь глупее тебя были, а потом тобой же будут командовать!

– Тогда уйду в монастырь. Если на работе отпустят…

– Да ну тебя… – На разговоры с ним не хватало терпения. Непонятно, чего в нем было больше – лени или самодовольства.

О своих родителях она рассказывала ему все. И сколько им лет, и где работают, и много ли получают. Отца только недавно назначили начальником цеха, и она этим гордилась. Даже ставила его Веньке в пример. Считала, что делала это очень умело и незаметно. О родителях Сквознякова она знала лишь то, что оба они работают в министерствах. Больше Венька ничего не рассказывал, хотя она и спрашивала.

В тот день собирались пойти в кино. Простояли минут сорок в очереди, но билеты не достали. На улице шел мокрый снег. Гулять не хотелось. И тогда Венька предложил поехать к нему домой. Она обрадовалась, – уже давно думала, почему он ни разу не приглашал ее к себе.

Поднялись мимо лифтерши по широкой, на удивление вычищенной лестнице к его квартире и вошли в прихожую, больше походившую на зал, чем на место для пальто и башмаков. Навстречу вышла строгая пожилая женщина в длинном халате. Поздоровалась, обратилась к Веньке на «вы», сказала, что обед готов, и ушла.

Она спросила:

– Вень, а это кто такая была?

– Приходит маме помогать. Скажу, пусть-ка чаю принесет…

В его комнате она остановилась у книжных полок, рассматривала издания, о которых до этого дня только слышала. Не выдержала и спросила: