Владимир Бурлачков - Избранное

У кольцевой автодороги он остановился возле автомата и позвонил Насте.

– Ой, это вы, – сказала она. – Ой, сегодня я никак не смогу.

– Тогда завтра? – предложил он.

– Давайте, – согласилась она.

– Может быть, домой позвонить? – предложил он.

– Нет, лучше сюда… Ну, я побегу. А то очень некогда, – сказала она. Он опять почувствовал горечь неопределенности.

После работы Лешка мог ни с того, ни с сего позвать всех к себе. Прихватывали кое-что в соседнем магазине и тащились на другой конец города в новую Лешкину квартиру.

Катя открывала дверь без всякого удивления, даже улыбалась, как будто все так и должно быть. Ее оттесняли в сторону, развешивали пальто на вешалках, и Лешка мимоходом говорил:

– Ты нам приготовь чего-нибудь.

Все шли в комнату, а Ванин останавливался перед Катей и спрашивал:

– Помочь?

Она отказывалась, качая головой и усмехаясь, а ему приятно было разглядывать ее чуть смущенное лицо и темные глаза с длинными ресницами.

За столом он старался сесть напротив Кати. Исподволь, незаметно для всех смотрел на нее и думал: «Она и этот баламут Лешка! Странно, с какой это стати? Но она привязана к нему, если терпит все его прибамбасы и эти бесконечные компании».

Иногда он говорил с ней о чем-нибудь, и ему несколько раз казалось, что она не сразу убирала глаза, когда он долго вглядывался в ее лицо.

«Здесь ей скучно и неуютно, – думал он. – И наверняка хочется совсем иного. Хочется, чтобы ценили и понимали, а не напивались на глазах и не гоняли на кухню за закуской. Она чувствует, какая разница между Лешкой и им, Ваниным. Но что зависит от него? Да и нужно ли это ему?»

Она хотела пройти к балкону. Попыталась протиснуться боком вдоль стола; и сидящие подвинули стулья. Когда она была рядом, Ванин почувствовал на своих плечах ее руки. Оглянулся, не понимая, случайность ли это, и поднялся вслед за ней.

Катя стояла в углу балкона, положив локти на перила. Было ветрено. Из темноты летела дождевая пыль.

Ванин подошел ближе и тоже облокотился о перила. Катя не обернулась. Сказать ему было нечего. Но он не хотел ничего говорить. Он почувствовал, что с ней ему легко молчать.

Она поежилась, низко наклонила голову и неожиданно резко повернулась, чтобы уйти. Ванин хотел задержать ее, но она так быстро отстранила его руку, будто ожидала от него именно это.

В тот вечер он несколько раз пытался заговорить с ней. Но стоило ему попристальнее взглянуть на нее, она старалась отвести глаза.

Ему очень хотелось, чтобы то незаметное ни для кого, никем неуловимое понимание между ними, которое так часто ему мерещилось, было на самом деле. Эта тайна отмечала его и позволяла пребывать в том особом пространстве, которое было недоступно чужим словам и взглядам. Но все это длилось недолго.

Лешка начал спиваться. Стал раздражительным и скандальным. Ездить к нему перестали. Кончилось тем, что он назанимал у всех денег и уволился. Катю все очень жалели, на первых порах звонили и поздравляли с праздниками, и постепенно забыли.

«Но даже, если я ей позвоню? – иногда думал Ванин. – Что скажу? Может быть, все просто блажь, просто казалось… Она удивится и не поймет».

Через несколько лет он увидел ее на Киевском вокзале в очереди перед билетной кассой и не сразу поверил, что это она.

Катя ему не обрадовалась. Сдержанно говорила, что все у нее ничего, что работает там же и едет к подруге на дачу. Ванин спросил про Лешку.

– Давно развелись, – неохотно сказала она.

Он смотрел на Катю, вспоминал теплые руки на своих плечах и в глубине души жалел, что теперь не спросить, не узнать: показалось тогда, нет ли… Так давно было, что и гадать незачем.

И все же он подумал: «Взять у нее телефон, что ли? – И сам себе ответил. – Ну, это – совсем заблажить…».

Пятнадцать последних лет в их встречах не бывает ничего нового: Кутепов заглядывает в кабинет Марины Сергеевны, не обращая внимания на очередь, и спрашивает: «К вам можно?».

Иногда она сразу приглашает войти, иногда просит подождать, и тогда ему приходится торчать перед дверью, чувствуя на себе недовольные взгляды людей из очереди.

Если у Марины есть свободное время, они закуривают здесь же, в ее кабинете и болтают о грядущих отпусках и последних реорганизациях в их конторах. Но если она торопится, Кутепов быстро раскладывает перед ней папки с проектами, и она, даже не пролистав, ставит на них штамп «согласовано».

В те времена, когда Мариночка появилась в этом учреждении впервые, она была тоненькой и улыбчивой. Кутепову не оставалось ничего иного, как подумать о подарке судьбы.

Целый месяц его главным занятием были поиски повода, чтобы появиться перед ней лишний раз.

Мариночка встречала его появления равнодушно и ему ничего не оставалось, как заводить разговоры с ее соседкой по комнате Ангелиной.

Про Ангелину он рассказал своему сослуживцу и приятелю по курилке Толику Петренко. В один прекрасный день Толик явился согласовывать проекты вместе с ним и Ангелину одобрил, а заодно без тени сомнения договорился с девчонками пойти всей компанией в кино. По этому поводу Толик звонил Ангелине по три раза в день и непременно говорил, что Мариночке большой привет от Кутепова.

После кино они зашли в кафе. Толик танцевал и с Мариночкой и с Ангелиной. Кутепову танцевать с Ангелиной не очень хотелось, но приходилось.

Музыка закончилась. Кутепов и Ангелина вернулись и сели за стол, а Толик и Марина остались посреди зала. Он обнимал ее и что-то вкрадчиво говорил, а она молчала и время от времени начинала моргать. Музыку долго не включали, но к столу они не возвращались.

Кутепов вел с Ангелиной натянутый и нудный разговор ни о чем, подливал себе и ей шампанского и ждал.

Толик и Марина вернулись, как ни в чем не бывало, и шумно уселись на свои места.

– А вы что не танцуете? – спросил Толик. – И, не дождавшись ответа, сказал:

– Такой вечер, ребята! Давайте еще шампанского!

Из кафе Толик и Марина вышли, держась за руки. Кутепов плелся позади всех, чуть поодаль от Ангелины. Понимал, что происходит нечто непоправимое, и от бессилия еле передвигал ноги.

Ангелина направилась к метро, не попрощавшись. Толик оглянулся и крикнул:

– Ты с нами? – И отвернулся.

Кутепов посмотрел им вслед и подумал: не бежать же теперь за ними?

На следующий день Толик увидел его в курилке и сказал:

– Ты чего вчера загрустил? И нас бросил. А мы чего-то развеселились. Ехали, ржали на весь вагон.

Он слушал Толика и думал: «Странно! И сказать ему в ответ нечего. Что ни скажи, будет страшная нелепица». И он промолчал.

Марина звонила Толику часто. Когда Кутепову приходилось брать трубку, он сухо здоровался, звал сослуживца и старался под каким-нибудь предлогом выскочить из комнаты.