Александр Гусев - Страх или около того

* * *

Лена открыла глаза. Белые стены. Капельница. Рядом с нею, на стуле сидел Степан и читал вслух её любимую книгу. Он был опрятен и ничего в нём не напоминало того монстра, который её убивал.

– За что, сынок… – прохрипела она.

Он дернулся от неожиданности и тут же просиял.

– Наконец-то, мама! Я сейчас, за доктором! – он выбежал из палаты.

– Слава богу, вы пришли в себя! Сынок с вами уже тут несколько месяцев ночует. Такой умничка, так вас любит, – щебетала молоденькая медсестра.

– Месяцев? А что со мной? – говорить было очень трудно.

– В аварию попали. Кома. Чудом спасли – девушка покачала головой. – А сын у вас просто молодец! Вы замечательно воспитали своего мальчика.

Лена вздрогнула. Слишком знакомый голос прозвучал в голове…

Старый деревянный барак Лёхи Рудкова недавно снесли как аварийный, а жильцов переселили в многоэтажку в новом квартале. Правда, Лёха, задумавшись по дороге, частенько после работы шел машинально к развалинам барака. Вот и сегодня, увидев груду обломков фундамента и обожженных досок, он вздохнул и уже повернулся в обратную сторону, как позади себя услышал тонкий звенящий голосок.

– Покачай меня.

Это была крохотная девочка лет шести в голубом платье с мелкими цветочками. Ее белокурые волосы, заплетенные в короткие косички, перетягивались капроновыми лентами. Точно такими, как у Лёхиной старшей сестры на черно-белых школьных снимках. Она смотрела, не моргая, круглыми почти прозрачными глазами.

– Покачай меня, – повторила девочка, худенькой ручкой указав на ржавые качели в опустевшем дворе бывшего барака.

Лёха огляделся. Солнце уже садилось, улица пустела, ветер стих, но ни один надоедливый комар не тревожил нависшую над двором тишину.

– Ты здесь одна, малышка? Где твоя мама?

– Мама придет, – протянула девочка задумчиво, – Покачай меня.

– Ладно, – неуверенно согласился Лёха, ловя на себе подозрительные взгляды проходящей мимо пары.

Девочка в три подскока подбежала к качелям и села, свесив ножки в белых гольфах и таких же туфельках на шнурочках.

Лёха слегка толкнул качели. При взгляде на застывшую в одной позе девочку он отдернул вспотевшую ладонь от холодного железа и сделал шаг назад. Тело боролось с разумом за желание бежать. Он с самого начала чувствовал спиной неприятный озноб, но разум одерживал верх: взрослый не бросит ребенка одного.

Пока Лёха прислушивался к своим мыслям, качели встали, девочка сошла и снова подняла на него свой прозрачный взгляд. В легких сумерках ее бледные губы были почти неразличимы на таком же бледном лице.

– Теперь ты, – сказала она коротко, показывая Лёхе на сиденье.

Возражать он не стал. Подошел на ватных ногах и сел. Зажмурился, тряхнул головой, чувствуя, что теряет волю. «Держись, – командовал разум, – Ты справишься, сохраняй спокойствие».

– Так, где же твоя мама? – спросил и посмотрел на девочку.

Вернее, на место, где секунду назад стояла девочка, но ее там уже не было. Только назойливый комар пищал в самое ухо, и слабый ветерок шелестел мусором на развалинах.

Убедившись, что девочки нигде нет, Лёха как можно быстрее зашагал к дому.

Спину под футболкой неприятно щекотало, пальцы сжались в кулаки. Он старался не думать о произошедшем. Мало ли, что бывает в жизни. Он устал и просто идет домой.

Возле дома стояла толпа народу.

– Тамаре из пятой квартиры плохо. С ума, похоже, сошла, – объяснила соседка, – Как переехали, так она совсем сдала, может горе одолело под старость.

– В смысле, горе? – спросил Лёха, разглядывая разбитое окно пятой квартиры.

– Ты еще не родился тогда. Она дочь потеряла сорок лет назад. Малышку прямо во дворе нашего барака мотоциклист сбил. Держалась Тамара столько лет, а тут вон, кричит и в окна бьется, изранилась вся. Она ж и переезжать не хотела, а куда деваться, дом-то снесли.

Женщина промокнула глаза платком. Из подъезда вышла бригада скорой помощи.

– Расходитесь граждане, если что, вызывайте, а вообще, здесь специалист нужен. Из района. Не наш это профиль. Ну, вы понимаете, не в себе человек.

Лёха сбегал за инструментом. Не оставлять же бабулю на ночь без окна. Тамара спала после дозы снотворного, а две заботливые соседки поднимали с пола разбросанные вещи и подметали осколки посуды и стекла. С фотографии на полочке смотрела белокурая девочка с двумя косичками. На пару секунд парень застыл, чувствуя, как мурашки пробежали по телу. Пазл сложился, но нужно было сделать дело, и он принялся за работу.

Молоток мерно постукивал по листу фанеры, за окном щебетали ночные птицы. Солнце, как показалось Лёхе, быстро закатилось, оставив его наедине с бабулей, а еще с фотографией и мыслями, которые внезапно прервались громким стоном.

– Сейчас…, – застонала соседка, ворочаясь на постели, – Сейчас, я приду.

Лёха спрыгнул со стула и поднял выпавший из рук молоток. Бросил взгляд на фотографию. Девочка на ней, как и прежде, улыбалась. Ему пришло единственное решение, и он помчался к развалинам барака. Остановившись лишь на детской площадке, уперся руками в колени, выравнивая дыхание.

Тишина закладывала уши, ржавые качели сливались с темнотой.

– Покачай меня, – раздался за спиной тонкий голосок.

Лёха, стирая рукавом проступивший на лбу пот, обернулся.

– Где твоя мама? – спросил он настойчиво, глядя в прозрачные глаза, отражающие ровный диск луны.

– Мама придет, – растерянно протянула девочка.

Лёха сжал кулаки и набрал побольше воздуха в легкие.

– Нет, – ответил он отчетливо, – Мама не придет.

Лицо девочки вытянулось, а глаза округлились еще сильнее, белые губы беззвучно зашевелились.

– Она здесь больше не живет, – повысив голос, добавил Лёха.

Медленно поднимаясь над землей, девочка протяжно завыла недетским голосом. Подол ее платья заколыхался на ветру, который налетел, поднимая пыль с развалин. Под ногами у Лёхи зашуршал бившийся о ботинки мусор. В нос ударил запах отсыревшей гари и пепел запорошил лицо.

Скрип качелей перекрыл шелест листьев и кусков обоев, рвущихся от резкого ветра. Они застонали в унисон с призраком.

– Я! – крикнул парень, прикрывая лицо от летящей в него золы и песка, – Я провожу тебя к ней!

И сжав сухие губы, протянул девочке дрожащую руку.

Ветер в одно мгновенье стих, девочка умолкла, опустилась на землю и, как ни в чем не бывало, подала Лёхе свои тонкие пальчики.

Обдав холодом его руку, отчего она немела, как под анестезией, пальчики прошли сквозь ладонь. Лёха выдохнул и имитированно сжал их.

Он не помнил, как дошел до нового дома. Несколько минут показались ему тревожным сном. Птицы во дворе смолкли, и только из-за приколоченной к оконной раме фанеры доносился грохот и хриплые крики.