Лейла Элораби Салем - Владек Шейбал

Всю ночь Владислав не сомкнул глаз, он волновался, боялся наступления завтрашнего утра, боялся встречи с охранником, который, если обнаружит пропажу, непременно накажет его за воровство. Но ни на следующий день, ни в последующие молодой немец ничего не говорил, но зато Влад всякий раз обнаруживал на полке кусок колбасы с хлебом и понял, что то есть плата за его работу. Юноша больше не боялся, зато подозрение высказал Стас, не веря в искреннюю доброту охранника. И, как оказалось, опасения его было небеспочвенными.

Однажды немец пришел на час раньше обычного, Владислав еще не успел до конца убрать в комнате. Кинув ключи на табурет, он положил на стол хлеб с колбасой, спросил:

– Ты голоден?

– Да, – молвил Влад, – но я поем позже, когда закончу с уборкой.

Немец засопел, глаза его стали непонятными пустыми – злыми, он приблизился к юноше, усадил за стол, проговорил:

– Ты будешь есть сейчас, – руки его тряслись, неистово в ярости он схватил колбасу, стал с силой заталкивать Владиславу ее в рот, кричал, – нет, подлец, ты будешь есть сейчас, сию минуту!

Боясь за свою жизнь, впервые видя охранника таким, Влад принялся за еду, он ел быстро, глотая большие куски. А немец, усевшись напротив, глядел на него, в злобе кричал:

– Ешь быстрее, как собака! Ты – не человек, ты собака. Жри как собака! – в неистовости он расстегнул штаны и стал сам себя удовлетворять, вперив взор на Владислава. И чем быстрее тот ел, тем чаще немец делал это рукой. Когда с бутербродом было покончено, охранник выдохнул облегчено и вытер руку о кусок газеты, отпустив юношу восвояси.

Следуя к бараку в полном одиночестве, Влад не верил в то, что произошло. Нет, это сон, всего лишь кошмар, стоит только ущипнуть себя. Он больно ущипнул ногу, но картина созерцания оставалась неизменной. Юноша вспомнил немца, его действия и от сего хотелось просто убежать куда-нибудь, раствориться, стать невидимым. К горлу подступила тошнота, его вырвало и в желудке вновь стало пусто.

Охранник приходил к нему еще целую неделю и каждый раз заставлял пленника есть как собака, и при этом облегчая себя непотребством. Возможно, то было из-за отсутствия женщин или еще чего, но именно это и спасло Владиславу жизнь. Он долго не решался рассказать о том Стасу, но у него не хватило сил держать все внутри себя. Юноша поведал другу обо всем, как сильно он переживал. Тот ответил:

– Я же предупреждал, что помощь давалась не просто так. Тебе еще повезло, что тебе сохранили жизнь. Здесь, в Германии, в среде гестаповцев много таких, они проходят специальную психологическую подготовку, после которой у них полностью пропадает всякая брезгливость. Будь осторожен, Влад, и не ходи к нему больше.

Владиславу повезло: молодого немца отправили в другой лагерь, к другим пленным, и больше он его не видел в Альтварпе. Судьба сама расставила все точки над i.

Каждый день: ветреный, холодный был похож на предыдущий. Нужно было рыть траншеи, таскать кирпичи, месить цемент. Еды не хватало и голод был постоянный. Ото всего этого – скудной еды, грязи, тяжелой работы многие замертво падали на каторге и их тела просто скидывали в яму за дюнами – как мусор; у большинства выпадали зубы и волосы, крошились ногти, трескалась кожа. Не обошла сия участь и Яна. Осунувшийся, без передних зубов, с запавшими глазами, он уже не говорил о драке, а только с насмешкой наблюдал за Владиславом. Однажды им предстояло таскать в ведрах песок. Это было очень тяжело, пальцы рук натирались до крови, а немцы понукали работать быстрее.

– Шнеле, шнеле! – торопили пленников надсмотрщики, избивая палками нерадивых.

Влад в это время сыпал лопатой песок в ведро, которое ему потом следовало отнести на стройку. От голода тряслись руки, кружилась голова, но он терпел, боясь вновь отведать палок по пяткам. Он более не говорил о своих планах, даже Стасу. Друг потерял всякую надежду на спасение и не понимал рвения юноши вернуться домой. Мысли как стая птиц проносились в голове, а натруженные руки без устали капали, таскали, месили.

Ян наблюдал издали, то и дело донимая Владислава едкими, обидными смешками.

– Ты, – поговаривал мужчина, улыбаясь беззубым ртом, – все равно что покойник. Живой тебе отсюда не выбраться. Ха-ха!

Юноша украдкой бросал на него равнодушно-жалостливый взгляд, после чего продолжал работать.

– И не заносись, интеллигентишка! – продолжал Ян, все озлобляясь и озлобляясь. – Ты еврей, а я вас ненавижу. Жаль, что твой народ не истребили до конца. Стас глупец. Защищая тебя, он становится таким же как и ты. Когда ты умрешь, я буду только рад.

Его злило спокойствие и равнодушие Владислава. И чем меньше тот обращал внимания на оскорбления и проклятия, тем сильнее ненавидел его Ян. В конце охрипнув от гнусных богомерзких слов, мужчина с трудом приподнялся и подошел к Владу. Долго он разглядывал его, затем проговорил:

– Ты, собака живучая, но я позабочусь, чтобы все стало наоборот, – и с проклятием пнул ведро с песком. Песок, что с таким усердием собирал Владислав, рассыпался по земле.

Ян, довольный жестоким глупым поступком, ушел. Юноша глядел ему в спину уставшим бессмысленно-глупым взором. Он ничего не хотел, спорить тем более. Подняв ведро, он заново начал свою работу.

Вечером в тишине Владислав молился. В руках была маленькая ладанка святого Антонио – единственное сущее, что оставалось с ним от матери. Она, родимая, держала образ в своих руках, в своих теплых ладонях, и сейчас это тепло согревало юношу, отвращало-защищало от зла. По его щекам текли слезы. Он долгое время держал глубоко в сердце копившиеся обиды и лишь в святом молчании давал волю чувствам.

– Господи, Один Ты мой заступник. Прошу, отверни от меня козни людей, защити. Если то испытания, то я готов вынести все по воле Твоей. Но лишь об одном прошу, умоляю, Господи: позволь мне еще раз увидеться с моими родными, за это забери мою жизнь. Я готов отдать все, что у меня есть, лишь бы встретиться с моей семьей.

Он закрыл глаза, ощутив биение собственного сердца. В этом мире он один и всегда был один. Люди сами ставили преграды между собой и им, но Влад смирился, уповая лишь на Бога. И здесь, в плену, где жизнь человека не стоит ничего, он сам воздвигал стену, сторонясь и не доверяя остальным.

Вдруг над головой раздался какой-то слабый стук, потом шорох. Владислав медленно, с каким-то потаенным страхом глянул наверх и заметил на решетчатом окне белого голубя. Птица ходила взад-вперед, стуча клювом по решеткам и просовывая головку в комнату. Юноша приподнялся, протянул руку к голубю, желая дотронуться до него, но птица взмахнула крыльями и упорхнула. Влад еще долго вглядывался на улицу – туда, где скрылась птица. Тугой комок рыданий вновь подступил к его горлу.