Лейла Элораби Салем - Владек Шейбал

В тиши Влад сжал в руках тельник, перекрестился, поблагодарил Господа за спасение и попросил Его о помощи еще раз – не для себя, для других пленных: поляков, евреев, русских, французов.

Грузовики продолжали ехать по извилистым дорогам, протянувшихся среди лесов и холмов. Рассвет застал их далеко от Альтварпа. Их привезли на станцию Анкам. Окриком шестеро немцев приказали пленникам выбираться из кузова и собираться в одном месте на перроне. На вокзале уже ожидали своего поезда крестьянки из близлежащих деревень. Женщины переговаривались между собой, иной раз посмеивались, украдкой посматривая на пленников. И эти крестьянки с корзинами в руках, и семейные пары с детьми были свободными людьми. Они не ведали ужасы концлагерей, испытания и мытарства осужденных, что находились по ту сторону забора.

Вскоре прибыл поезд. Поляков поместили в отдельный вагон – подальше от свободных людей, потому что они были в глазах немцев прокаженными – неарийцы, больны туберкулезом. Дорога заняла весь день и только к вечеру локомотив приехал на станцию Старгат – именно там располагалась большая больница для пленников.

Госпиталь представлял собой огромное старинное здание конца восемнадцатого века. Поляков ввели в холл: большой, просторный, с покрашенными белым цветом стенами. На верхние этажи вела широкая лестница с резными перилами, а потолки подпирали массивные колонны с лепниной.

Больные осмотрелись по сторонам. После тяжкого плена и бараков больница показалась им роскошным дворцом. Портье сверил их карточки и документы, переспросил еще раз имена и дату рождения. От природы эмоциональный, словоохотливый Владислав спросил портье:

– Скажите, это точно больница?

– Да, это госпиталь для иностранных заключенных. По документам вы являетесь не узником концлагеря, а военнопленным.

– Почему именно в эту больницу нас привезли?

– Потому что у вас туберкулез.

Мужчина оказался на редкость дружелюбным о охотно отвечал на все вопросы в противовес грубым, жестоким офицерам из гестапо.

Вскоре к ним спустилась медсестра – приятная полноватая женщина средних лет. Она поприветствовала вновь прибывших и велела им подниматься на третий этаж. Поляков разместили в нескольких палатах, где в каждой лежало по несколько человек. Им выдали новую одежду и чистое белье – все то привезли активисты Красного Креста.

После стольких недель нечистот бараков, грязных работ и умывания в холодной воде чистая ванная с душем показалась раем. Владислав стоял под струей горячей воды, с бережностью промывая волосы шампунем. Полуоткрытыми глазами он наблюдал, как вместе с потоком в канализационный сток уходит грязь – и телесная, и душевная. Он долго еще стоял под душем, тер жесткой щеткой кожу, и чистый, в новой одежде, присел на койку – там тоже были чистые простынь, наволочка, одеяло. Юноша вдруг почувствовал себя таким счастливым, успокоенным. Он более не хотел думать ни о чем: ни хорошем, ни дурном. Стоило ему лишь коснуться мягкой подушки щекой, как сон тут же сморил его и унес далеко-далеко, за пределы реальности, в неизведанные миры.

Утром в палатах больным раздали завтрак: какао с молоком и хлеб с маслом. Ели молча. Когда санитарка забрала у них посуду, к Владиславу подсел один человек, приветливо улыбнулся, спросил:

– Доброе утро. Как твое имя? – большие карие глаза глядели весело и дружелюбно.

– Мое имя Владислав, я родом из Польши, – ответил незнакомцу молодой человек.

– Очень рад нашему знакомству. А меня зовут Парчови, я итальянец. Все мы тут, – он указал рукой в угол, как бы рисуя линию, – бадолисты из антимуссолинского движения. Мы находимся здесь, точнее, нас привезли в эту больницу, потому как у многих из нас обнаружили ревматизм, кто-то уже умирает от туберкулеза в отдельной палате. Но мне все равно здесь нравится больше, хоть это и тюрьма, – Парчови махнул головой в сторону окна, там были решетки, – но, по крайней мере, тут кормят неплохо, дают чистую одежду, всегда работает душевая.

Влад слушал его, не перебивал. Из его слов он понял, что война захватила всех, и даже среди немцев были те, кто выступал против Гитлера, против фашизма. До этого, находясь в плену в Альтварпе, юноша понимал лишь одно: немцы – зло, их союзники – зло. Ныне осознал, увидел собственными глазами, сколько людей в Германии пострадало из-за жестокого режима, сколько итальянцев сгинуло в концлагерях за иное мнение против войны.

Время от времени он выходил из палаты, думал о будущем, иной раз оглядываясь назад. Из того пережитого им грустно становилось от расставания со Стасом. Как он теперь там, в плену? И если он, Владислав, посмеет убежать на волю и если однажды разыщет жену друга, как посмотрит ей в глаза, что скажет? Это Стас должен был выбраться, не он. Стас был готов к любым испытаниям, он знал столько путей выживания, да не смог покинуть Альтварп.

На ужин раздали немного каши и яблоки, было скромно, но необычайно вкусно и приятно для желудка. Ночью, когда все уже спали, к Владиславу подкрался незнакомец, дернул за плечо, прошептал в тишине:

– Проснись. Эй, парень.

Влад слышал, что кто-то зовет его, но сквозь сон не мог сообразить – правда то или нет. Приоткрыв глаза, он увидел над собой склонившийся силуэт незнакомца. В ужасе и испуге юноша хотел было крикнуть, позвать на помощь, но незнакомец приложил палец к губам, сказал:

– Тихо, не кричи.

– Кто вы? – спросил Владислав, натягивая на себя одеяло словно защиту.

– Не бойся, я тебя не трону. Ты из Польши?

– Да, – неуверенно проговорил тот, – но кто вы все таки?

– Я польский офицер. Мы лежим здесь на втором этаже. У меня есть ключи от многих дверей – я выпросил их. Вы единственный разумный человек из тех, что прибыли недавно и потому мы хотим пригласить вас побеседовать с нами. Вас будут ждать горячий кофе, пирожное и шоколад. Не откажите в беседе с нами.

– Как я выйду? Ведь здесь повсюду охрана, за нами следят.

– Ночь темна и укроет нас. Надевайте халат, молодой человек, а обувь не нужно. А теперь следуйте за мной.

Необычный ночной посетитель развернулся и направился к выходу. Владиславу ничего не оставалось, как пойти следом. Они благополучно миновали коридор, спустились по запасной винтовой лестнице и вошли в большую палату, где их поджидали польские офицеры. Они протянули Владу пирожное и кофе в большой кружке, усадили на стул как почетного гостя и стали расспрашивать его обо всем, начиная с варшавского восстания, продолжая концлагерем и заканчивая больницей. До своего решительного обманного шага юноша красочно поведал обо всем, что видел, что пережил. До мельчайших подробностей описал испытанные им чувства, когда он всякий раз проходил мимо стены с колючей проволокой – то препятствие между пленом и свободой. Возможно, и сам он построил свою собственную стену в душе, отчего испытывал противоречивые чувства, если видел что-то новое, непонятное, простое. Влад колебался: рассказать ли офицерам о хитрости в кабинете врача или умолчать? Он понимал, что смолчать о том не смог бы до конца жизни и открыл своим новым знакомым эту тайну. На его удивление офицеры отреагировали довольно спокойно. Тот, что привел его, ответил: