Владимир Хардиков - Район плавания от Арктики до Антарктики. Книга 3

Cовременное судоходство – дело очень рискованное, и эти риски все время нарастают, и хотя в него вложены миллиарды долларов, в основном банковских кредитов, нет никакой гарантии, что оно окажется прибыльным, особенно в период слабых фрахтовых ставок, а может при неправильной и близорукой политике руководства привести к близкому закономерному или злонамеренному банкротству.

«Люди, будьте бдительны», – как вырвал из души в своей последней книге «Репортаж с петлей на шее» чешский писатель-антифашист Юлиус Фучик.

В августе 1970 года старший помощник Валентин Цикунов после сдачи экзаменационной сессии вернулся на свой старый пароход типа «Донбасс», один из заядлых каботажников Сахалинского пароходства, хотя уже и переделанный после работы на твердом сахалинском угле под жидкое топливо и не носящий оскорбительного прозвища «черномазый»: он и в самом деле стал намного чище и привлекательнее, чем в свою чумазо-угольную пору, да и кочегаров, выделяющихся своей словесностью и похождениями в каждом порту, ликвидировали как класс. После списания работников преисподней на судне стало необычно тихо и малолюдно, ведь каждый из этого десятка стоил нескольких обычных членов экипажа: крупные и громогласные, они выделялись своим постоянным загаром и шахтерскими отличительными чертами от глубоко въевшегося в кожу угля. Сменщику Валентина в отделе кадров пообещали «белый» пароход, то есть, выходящий за границу, если он подменит Цикунова на все шесть месяцев его отсутствия. На его чисто каботажном пароходе по давно установившейся традиции экипаж был собран из двух категорий: штрафников с уже закрытыми визами, которые уже и мечтать о загранплавании не могли, и вновь поступающих, которые своим ударным трудом старались заработать ту же самую визу и прежде всего положительную характеристику с судна, индульгенцию, служащую основанием для будущей визы. Такой же самый принцип царил и в Дальневосточном пароходстве на «броненосцах» – каботажных судах с усиленным ледовым поясом отечественной постройки, словно предназначенных для этих целей. Позднее, после перехода в Дальневосточное пароходство и окончания высшей мореходки Пикунову как вновь прибывшему пришлось целый год отработать на одном из этих крепких судов с римским профилем «Капитан Бондаренко» и пройти школу мужества во всех ее проявлениях. Причина была не столько в самих «броненосцах», как называли все восемь судов этой серии, построенные в Комсомольске-на-Амуре, а в качествах самих экипажей. Лишенным визы штрафникам уже нечего было бояться, и сам черт им был не брат. В своем большинстве это были уже изрядно поплававшие люди, и уходить из пароходства после закрытия визы они давно решили, но консерватизм мышления и привычка к судовому укладу жизни, когда не нужно думать о крыше над головой и трехразовом питании, сдерживали их давно созревшее решение. Нужен был лишь какой-то серьезный толчок для осуществления назревшего, и вели на судне они себя соответственно, не утруждаясь выполнением обязательных требований Устава службы на судах ММФ. Случаи пьянства и невыхода на работу для них были обычным явлением, провоцирующим принятие соответствующих мер администрацией судов вплоть до списания. Но отдел кадров, получив судовой приказ капитана о списании того или иного штрафника, не спешил с увольнением и, ощущая недостаток в каботажных моряках, старался пристроить таких мореходов на другое судно этой же серии, благо чисто каботажных судов в пароходстве хватало. Так и кочевали они с судна на судно как перелетные птицы, отверженные, но не забытые, и лишь когда их проделки принимали слишком серьезный характер, например, с попаданием в милицию, тогда и рождался уже приказ по пароходству об увольнении особо отличившихся. Вся судовая служба держалась на новичках, которые своим рвением и усердием добивались вожделенной визы, но здесь-то и таилась вторая сторона медали: кроме желания им катастрофически не хватало необходимых знаний и опыта, и излишнее рвение часто приводило к совершенно противоположным результатам – травматизму и многочисленным поломкам судового оборудования, поэтому за ними нужен был глаз да глаз, чтобы лишняя инициатива не погубила само дело. Проработать целый год старпомом на таком судне и с таким экипажем было под стать подвигу – ежедневные разборки и контроль за анархистами и новичками не оставляли чифу места для отдыха ни днем ни ночью, и спрос в первую очередь был с него. Оставалось лишь, стиснув зубы, тащить свою лямку и считать дни до прихода следующего сменщика, умоляя бога, чтобы не случилось чего серьезного.

Цикунов вернулся на свой пароход в Корсакове, когда тот стоял на внутреннем рейде под выгрузкой пиломатериалов, привезенных из Ванино. Выгрузка производилась на плашкоуты, которые после полной загрузки отводили в ковш рыбокомбината, где и выгружали на берег. Выгрузка продолжалась ни шатко ни валко, и впереди вырисовывалось еще не менее недели стоянки. На второй день после вступления в должность старпом решил вечером поехать домой с очередным плашкоутом и вернуться утром. К его удобству, плашкоут обещали загрузить к 18.00. Рядом с воротами рыбокомбината находилась автобусная остановка, и автобус как раз проезжал возле его дома. К вечеру вахтенный матрос позвонил Цикунову и предупредил, что плашкоут закончит погрузку через несколько минут и его сразу же отведут от борта судна. Старпом накинул плащ и выскочил на палубу в районе четвертого трюма к пришвартованному с правого борта плашкоуту и ожидающему его катеру. Оставалось перебраться через фальшборт, предварительно став на клюз, который как раз находился здесь же. Забравшись на фальшборт, затем необходимо было просто спрыгнуть на пачку пиломатериала, который доходил до уровня главной палубы судна. Операция самая безобидная и безопасная, проделанная множество раз членами экипажей судов, производящих грузовые операции на открытых или закрытых рейдах острова. Забравшись на планширь фальшборта, старпом ожидал, когда уровень погруженного пиломатериала поравняется с ним, так как прошедший мимо портовый катер поднял небольшую волну и плашкоут запрыгал вверх и вниз, и оставалось лишь дождаться, когда плавучее средство с грузом достигнет своей верхней точки, и прыгнуть с высоты одного метра. Уловив подходящий момент и держась правой рукой за планширь, Валентин прыгнул на связку пиломата. Ноги мягко коснулись ровной поверхности хорошо выструганных досок, почувствовав под собой надежную опору. И в тот же момент он ощутил пронизывающую боль в правой руке, державшейся за планширь. Уже после приземления он взглянул на свою правую руку: на пальце с обручальным кольцом зияла рваная рана с полностью содранной кожей и окружающими ее мышцами, почти до голой кости. Обручальное кольцо оставалось посередине образовавшейся кровавой массы на фаланге пальца, но кость, похоже, была не повреждена, что немного успокоило незадачливого прыгуна. По совершенно неожиданной случайности или простому совпадению, на планшире, за который он держался, находилась сварочная заусеница, и когда старпом взялся за свою судовую опору, эта самая заусеница оказалась под кольцом – и во время прыжка выдрала кольцо вместе с мясом, оставив его на пальце, но разодрав всю мягкую оболочку фаланги пальца. Обмотав обильно кровоточащую рану чистым носовым платком, оказавшимся весьма кстати, Цикунов не стал возвращаться на пароход, ибо врача, как и помполита, на каботажных судах не предусматривалось. Он на плашкоуте направился к берегу и минут через десять уже ощутил земную твердь под ногами и направился в поликлинику, которая находилась совсем неподалеку, на конечной остановке автобуса напротив рыбокомбината. Время уже перевалило за 19.00, рабочий день кончился, и врачей тоже не было. Присутствующие санитарки ничем помочь не могли, но дали дельный совет: обратиться в скорую помощь. Но вызывать ее – лишь время понапрасну тратить, подумал Валентин и направился к остановке автобуса, а скорая находилась как раз по этому маршруту через три остановки. Выйдя из поликлиники, как раз увидел стоящий автобус, словно поджидавший его. Успел в последний момент запрыгнуть в него, и через десять минут уже был у здания скорой помощи, куда и направился с большой надеждой освободиться от обручального кольца и обработать кровоточащую даже через многослойный носовой платок рану. Очереди к дежурному врачу не было – по причине то ли позднего времени, то ли отсутствия в городе травмированных, нуждающихся в медицинской помощи. Размотав носовой платок, показал свой палец, представляющий картину не для слабонервных: кольцо разорвало окружающую ткань вместе с микрососудами и вошло под кожу. В скорой срочно промыли палец, и врач сразу же сделал обезболивающий укол и приступил к съемке кольца с пальца. Провозившись минут пять, пришел к неутешительному выводу, что снять кольцо обычным методом невозможно и его необходимо перекусывать. Имеется специальное приспособление для металлических предметов – проволоки, арматуры и прочих ненужностей. Найти эти кусачки не смогли, так как слесарь уже давно закончил свой рабочий день, а где они находятся, никто не знал. Цикунову замотали обработанный палец и выпроводили до утра, посоветовав утром идти в любой электроцех или мастерскую, где есть такие кусачки, чтобы перекусить кольцо, и после этого опять вернуться в скорую помощь, чтобы вновь обработать рану и зашить кожу, подсказав, что на конечной остановке автобуса, где находится поликлиника, в которой он совсем недавно побывал, находится электроцех рыбокомбината – и там наверняка есть такие кусачки. Валентин после ходьбы по медицинским учреждениям поехал домой и предстал перед женой в сильно разобранном состоянии. Жена чисто по-женски заохала и запричитала, но почти сразу сбегала в ближайший магазин и принесла бутылку коньяку в качестве болеутоляющего средства. Действие укола постепенно проходило, и дикая острая боль начала снова возвращаться. Кое-как дотянув до утра, не сомкнув глаз и опустошив бутылку коньяку, первым же автобусом Валентин доехал до конечной остановки, где находился электроцех рыбокомбината. Корсаков – город совсем небольшой, и через двадцать минут, около половины восьмого утра, он уже был у дверей этого самого цеха в ожидании появления работников огня и металла. Появившиеся слесари, выслушав рассказ старпома и увидев его травмированный палец, недолго совещались и решили перекусить злополучное кольцо. Съевши не одну собаку в своем деле, пришли к выводу, что нужно подстраховаться. По их логике, после перекусывания кольцо сожмется еще сильнее, не попадая в свои прежние пазы, чем значительно усилит боль жертвы (как и получилось на самом деле), и необходимо уловить этот момент, чтобы свести такую возможность к минимуму. Обсудив все возможные последствия и трудности, приступили к самой операции. Вначале они подсунули, насколько смогли, тонкую медную пластинку под кольцо, чтобы не усугубить и не нанести дополнительную травму своему клиенту, и только после этого зацепили кусачками для перекусывания проволоки за само кольцо. С боков дополнительно два слесаря жестко ухватили кольцо пассатижами, чтобы в нужный момент разжать кольцо. Первый блин, как всегда, к великому сожалению, получился комом, и с первого раза кольцо не смогли перекусить, а удалось лишь надрезать – и все, кусачки сорвались. Зацепили повторно, и снова кусачки сорвались, не успев перекусить кольцо. Вот тогда и стало понятно, почему они подложили медную пластинку. Кольцо ограничивалось медной пластиной и не причиняло клиенту дополнительную боль, и без того нестерпимую. Лишь с третьей попытки удалось перекусить кольцо, оно сорвалось и сжалось, причинив нестерпимую боль Валентину, но оба слесаря с пассатижами быстро поймали свои половины и развели концы перекушенного кольца. Кольцо уже не было кольцом, оно превратилось в толстую проволоку, нисколько не напоминающую о недавно перенесенных мучениях. Старпом лишь облегченно выдохнул и почти поверил, будто заново родился. Резкая боль куда-то ушла, и жизнь снова напомнила о себе и стала прекрасной, несмотря на зияющую рану. «Заживет как на собаке», – мелькнуло в голове. Он сразу же полюбопытствовал у слесарей, чем обязан и сколько нужно за чудесное избавление от удушающего кольца. В этот момент Цикунов готов был отдать все что угодно своим освободителям. Рабочий класс остался верен себе – и одновременно все показали на пустую бутылку, хотя до полудня было еще далеко. Кивнув им в знак согласия, направился в поликлинику, которая находилась через дорогу в каких-то ста метрах от электроцеха. В медицинском учреждении, не вдаваясь в подробности, промыли, прочистили, перевязали и забинтовали его рану. Распрощавшись с медицинским персоналом, Валентин зашел в ближайший гастроном для выполнения обряда обещанной благодарности умелым представителям рабочего класса. Купив три бутылки водки и кое-какую снедь, снова отправился в электроцех. Его спасители уже и не помышляли о каком-либо вознаграждении, и их откровенная радость при виде Валентина с объемным свертком в руках была очевидна. После слов благодарности он передал пакет своим спасителям, и когда те разглядели содержимое, то радость их значительно возросла, особенно из-за количества принесенного, и они тут же заверили Валентина, что готовы ежедневно снимать с него кольца, на что тот благоразумно ответил, что с него хватит и одного раза.