Владимир Хардиков - Район плавания от Арктики до Антарктики. Книга 3

Прошел почти год, и судно находилось в доке Совгаванского завода, когда капитана попросили срочно отправиться в Хабаровск, где ему уже заказана гостиница, в качестве свидетеля при перегрузке цемента с пакистанца в Хечжу. Сев на ближайший поезд, Цикунов на следующий день оказался в Хабаровске, где пакистанцы вели судебные тяжбы; пакистанский адвокат оказался болгарином, хорошо знающим русский язык. Обговорив интересующие адвоката аспекты, капитан подписал необходимые документы и вернулся к себе на судно. На этом общение с пакистанцами закончилось, и каковым оказался результат судебной тяжбы, осталось неизвестным, но не подлежит сомнению, что англичане своего добились: их судебная практика, исчисляемая сотнями лет и лежащая в основе законодательства многих стран, несравнима с северокорейскими наскоками, не имеющими под собой никакой почвы, последовательности и логики, заявляющими, что граница их территориальных вод – не 12 миль, согласно Конвенции ООН по морскому праву 1982 года, а там, куда укажет палец очередного великого вождя, захватывая проходящие в сотне миль от их границ иностранные суда и яхты, чтобы, подержав задержанных подольше, не мытьем, так катаньем, а фактически запугиванием, получить незаконный штраф побольше.

А вообще-то Цикунову повезло воочию увидеть живого Кима, и ему можно ходить по школам и, подобно старым большевикам в 50-х, 60-х годах, рассказывать школьникам о встречах с «самым человечным человеком», хотя являлись ли они старыми большевиками на самом деле, никто не знает, ведь в свое время старые большевики были изничтожены под корень ленинским преемником, великим вождем Сталиным, опять же во имя всеобщего блага, вопреки словам Федора Достоевского: «Счастье мира не стоит ни одной слезы на щеке невинного ребенка». Совершенно непонятно, как слова классика мировой литературы могут уживаться с десятилетиями террора против своего народа, тем более что вдохновитель и организатор террора и сам являлся большим поклонником Достоевского.

В один из первых заходов в северокорейский Раджин Цикунов познакомился со старшим лейтенантом корейских пограничников Ханом, входящим в состав комиссии по оформлению прихода судна, а точнее – второй волны нашествия. Во время всей трехдневной стоянки корейский офицер в компании своего соотечественника неизвестной должности ежедневно приходил на судно к обеду или ужину. На иностранные суда у северян разрешено приходить пограничникам и агентам, но только вдвоем и ни в коем случае поодиночке. Давно обкатанная в СССР система действовала во всех странах социалистической направленности, кроме европейских, которые продолжали отстаивать крохи своей свободы. В Азии социализм так и назывался: «с азиатским уклоном». Давно известно: если модернизировать оригинал под какой-либо уклон, то измененная копия будет намного хуже и сильно смахивать на пародию.

Пограничный 35-летний офицер ничем особым не отличался от своих коллег: среднего роста, подтянутый, с обветренным лицом и широкими скулами. Впрочем, толстяков среди официальных корейских лиц, как и среди простых корейцев, не наблюдалось – паек не позволял, разве что семейство Кимов выделялось на этом фоне, но это, скорее всего, из-за постоянной заботы о благополучии своих соотечественников и кознях проклятых американцев, мечтающих погубить самую демократическую страну в мире, – обычное восприятие корейской действительности практически всем населением. Хан имел семью: жену и двоих детей. Капитан подбрасывал ему шоколадные плитки для детей, а затем, воспользовавшись советами и подсказками коллег и представителя пароходства, передавал ему небольшие свертки сигарет и продуктов в двух экземплярах: один для самого Хана, второй для его шефа. Если давать по одному свертку, то непосредственный начальник офицера, прекрасно зная обстановку на советских судах вокруг презентов для пограничников и агентов, все равно отберет сверток – и останется Хан ни с чем, да еще и взыскание получит за связь с иностранцами, которое может стать губительным для его дальнейшей карьеры, и его вполне могут перевести в другую часть, а местом в порту корейцы всех мастей очень дорожили из-за возможности подкормиться на советских судах. Капитаны же других стран, включая и социалистические, всех посетителей дальше трапа не пускали. Случилось так, что цикуновский пароход в этом году заходил в несколько других корейских портов, но в Раджин не получалось. И лишь после Арктики следующего года, в ноябре, судно снова завернули в Раджин, где капитан опять встретил своего старого знакомого Хана в составе комиссии по оформлению прихода и в прежнем звании старшего лейтенанта. В последующие два года судно неоднократно заходило в этот порт, и всякий раз Цикунов встречался с Ханом. И так продолжалось четыре года, спустя которые последовал заход в Раджин, после арктический заход под погрузку хлопка на Вьетнам – традиционная работа для судов этого типа. При оформлении прихода Хана не оказалось ни в первой комиссии, ни во второй. Обеспокоенный капитан спросил у пограничника, куда подевался его знакомый. Ему ответили, что Хан здесь, в своей части. Цикунов успокоился и уверился, что Хан обязательно придет. Так оно и вышло, после начала погрузки появился Хан, но уже с погонами майора, важный и значительный. Капитан усадил его за стол, поздравил с повышением и начал расспрашивать, как могло случиться, что в прошлом году он был старшим лейтенантом, а сейчас уже майор. Хан откровенно был доволен встречей и реакцией капитана на его новое звание. Выпив пару рюмок водки, рассказал необычную и трогательную историю стремительного повышения в чине.

Год назад он в составе комиссии пошел на рейд на оформление судна. В Раджине тогда было два маленьких и стареньких буксира, используемых для швартовных операций и хозяйственных работ в порту, типа наших древних КЖ, но корейской постройки. Оба находились в плачевном техническом состоянии и дышали на ладан. Никто не помнил, чтобы когда-то они были в ремонте. Их лишь латали время от времени, затыкая очевидные дыры, с которыми они даже не могли отойти от причала. Но такая практика лишь приближает их конец, который может произойти в самое неподходящее время и в самом неожиданном месте. После оформления на внутреннем рейде в составе второй комиссии буксир отошел от борта и направился к причалу, до которого было около полумили. И вдруг в машинном отделении отрывается труба водяного охлаждения – и буксир начинает тонуть, а до берега в это время 500—600 метров. Хан находился в рулевой рубке вместе с рулевым. Когда присутствующие на катере забегали и закричали, а буксир начал резко крениться, Хан понял, что дело швах и нужно спасаться, а плавать он не умел. Инстинкт самосохранения взял свое – и он срывает с рубочной переборки портрет любимого вождя, вырывает у рулевого единственный на буксире спасательный круг и бросается в холодную воду бухты. С берега сразу же заметили тонущий буксир, а вернее, катер, и спасение организовали быстро. С трудом завели стоящий у причала второй катер и пошли вылавливать потерпевших кораблекрушение корейцев. Офицер пограничной стражи КНДР крепко уцепился за спасательный круг, не выпуская из рук портрет вождя. С тем его и выловили, держащего мертвой хваткой оба предмета, и с трудом расцепили руки. При подходе к причалу все присутствующее начальство увидело, что он спасал не себя, а символ всего корейского народа, великого вождя товарища Ким Ир Сена. На этом основании его представили к поощрению, а великий вождь присвоил сразу звание майора, пропустив капитана, по аналогии с первым космонавтом Гагариным, улетевшим в космос старшим лейтенантом и вернувшимся через 108 минут уже майором. Вдобавок к званию вождь наградил Хана медалью. Таким образом рядовой младший офицер стал известен во всей Северной Корее как символ любви и преданности вождю. Вечером агент повез часть экипажа в составе 10 человек в интерклуб на плановую культурную программу стоимостью в одну перешвартовку. Перетяжка вдоль причала предполагает использование двух буксиров-катеров, 10 человек швартовщиков и двух лоцманов, и по стоимости она равносильна походу в интерклуб 10 человек с выпивкой и закусками. В случае выезда на природу в теплое время вполне могут быть и три буксира, хотя в порту их всего два, или две перетяжки, как решат сами организаторы раута. Но сильно увлекаться им тоже нельзя: пароходство может не оплатить явно завышенные счета. Да и для корейцев очевидная возможность наполнить свои вечно голодные желудки вполне легальным способом. В такую поездку кроме экипажа набирается обычно человек десять корейцев всех мастей с обязательными представителями спецслужб: развязанные языки подвыпивших мореходов предоставляют им с успехом выполнить возложенную на них миссию. В интерклубе на самом видном месте висит стенд с фотографиями тонущего катера и спасающего портрет вождя корейского офицера пограничных войск Хана. Цикунов вспомнил, что примерно за 10 лет до описываемых событий он видел в Хыннаме подобное панно с корейскими воинами, победившими и захватившими американский шпионский корабль «Пуэбло», название которого было модифицировано советскими политработниками военно-морского флота на русский лад для более ясного понимания основной массой не слишком грамотных военнослужащих. Сын и внук Кима Первого оказались не лучше своего отца и деда, продолжив его внутреннюю и внешнюю политику, укрепляя личную власть и шантажируя мир своими ядерными амбициями, используя их как средство выбивания продовольствия и другой гуманитарной помощи, идущей, в основном, на громадную армию мирного времени, оставляя своему голодному населению лишь жалкие крошки. Используя теорию массовой всеобъемлющей пропаганды враждебного мира, желающего уничтожить лучшую и демократическую страну. Не правда ли, подобное мы уже много раз слышали?