Владимир Хардиков - Район плавания от Арктики до Антарктики. Книга 3

На следующий день, в сопровождении преподавателя с кафедры «Технические средства судовождения» Алексея Лысенко и преподавателя кафедры английского языка, на судно доставили обоих кадетов. Капитан также послал к морскому вокзалу своего второго помощника, всего лишь четыре года назад закончившего ДВВИМУ и к тому же знавшего обоих преподавателей, для встречи всей группы. Второй помощник без приключений доставил всех на судно и в первую очередь в каюту капитана для представления. Познакомившись и поговорив на обычные отвлеченные темы, включая и их будущую практику с районом плавания, капитан отпустил изрядно уставших под впечатлением многого впервые увиденного в северном полушарии, в отличие от их южного, в сопровождении старпома, поселившего кадетов в заранее приготовленную двухместную каюту со всеми удобствами. В ней им придется находиться все полгода их практики. Капитан поручил кураторство над австралийцами второму помощнику как хорошо знающему английский язык, и вахту они тоже стояли со вторым. Второй помощник также являлся руководителем практики у кадетов. Программу своей практики австралийцы старались выполнять по-настоящему, обращаясь ко второму помощнику в случае непонятностей. Кадеты вскоре рассказали, что желающих попасть в Россию на практику было более чем достаточно и среди них преобладали романтики: увидеть арктические льды, белых медведей, китов и ластоногих моржей, тюленей, сивучей, и плавание во льдах как в составе каравана, так и одиночное. Уже на следующий день кадеты позвонили родителям, делясь первыми впечатлениями, и, похоже, их все устраивало. На руле стоять им уже приходилось на первой практике, и нынешняя – уже вторая после третьего курса в их послужном списке. На судне также были трое практикантов четвертого курса ДВВИМУ, успевших сделать первый рейс в Арктику и уже месяц работавших на «Нижнеянске». Через три дня закончили погрузку, и судно снялось в свой обычный рейс на Певек и бар Колымы с контейнерами и грузом техники. Шла вторая половина июля, когда арктическая навигация подбирается к своему экватору, а начальство всех уровней, как бы соревнуясь между собой, все торопит капитанов судов – «быстрее, быстрее», прекрасно сознавая, что капитаны и без их подсказок делают все возможное, чтобы пройти навигацию в кратчайшие сроки и не угодить в ледовые заторы близкой осени. Но сила привычек и традиций не дает начальству расслабиться, и со своим вечным погонялом оно чувствует себя в центре этого процесса, вокруг которого все и крутится, хотя на погоняние никто особого внимания и не обращает, воспринимая его как нечто само собой разумеющееся. А капитаны спешат закончить грузовые операции в порту, чтобы вырваться на необъятные океанские просторы и гнать полным ходом до самого «угла», умудряясь не встретиться ни с одним из редких летних циклонов, способных задержать судно или выбить его из давно рассчитанного расписания. И, завернув влево за угол мыса Дежнева, идти, не снижая скорости, к порту назначения, тщательно осматривая горизонт: не дай бог встретиться с какой-нибудь глубоко сидящей в воде одинокой льдиной, столкновение или наезд на которую чреваты самыми печальными последствиями и пробоиной в корпусе. И полярный круглосуточный день, когда солнце не заходит все 24 часа, выступает их надежным союзником. Это самое лучшее время во всей навигации, никак не похожее на гонки на выживание, которые наступят в сентябре-октябре, сопровождаемые прибывающими с севера ледяными полями пакового льда, нагоняемого усиливающимися северными ветрами, частыми снежными зарядами и редкими солнечными лучами, лишь изредка пробивающими туманные снежные вихри. Да и наступление полярной ночи тоже оптимизма не добавляет: поневоле заставляя сбавлять ход и до боли в глазах всматриваться в экран постоянно работающего радара в ожидании, когда радиальный луч вспыхнет отраженным ото льда эхосигналом. Лишь одно напоминание об осенних, все ухудшающихся условиях плавания лучше всяких начальственных окриков подгоняет капитанов следовать по трассе, не сбавляя хода, спешащих закончить выгрузку и погрузку, чтобы снова отправиться за очередной партией груза. Трасса пути чистая от пролива Дежнева до Певека, и лишь в районе мыса Шелагского небольшие поля – остатки Айонского массива, которые при отсутствии северных ветров гоняют течения и переменные ветры мимо Чаунской губы в пролив Лонга, и они, сталкиваясь, торосятся и в виде длиннющего гребня растягиваются на десятки миль полосками шириной 2—3 кабельтовых и высотой до 25—30 метров. После пролива Лонга встретили несколько таких гряд, которые пробили, не снижая хода, по причине их слабости: торошенный лед только что образовал эти гряды, и они еще не успели смерзнуться и при касании штевнем сразу же начинают рассыпаться. Для несущих вахту на руле кадетов это был верх восторга, когда штевень судна пробивал гряду и большие массы еще не смерзнувшегося снега вызывали настоящую снежную вьюгу. Это был первый лед в жизни австралийцев, и к тому же на ледокольном судне, и более того, они сами стояли на руле. После окончания вахты они побежали на бак с фотоаппаратом, чтобы сделать снимки во время удара штевнем о торосящийся лед: уникальные кадры, которые в Австралии не увидишь. «Нижнеянск», повторяя свой прежний рекорд, добрался до Певека очень быстро, не встречая особых препятствий на пути, и через двое суток уже следовал на Колымский бар, где также обошлось без непредвиденных задержек: речные суда подавались без задержки и все 500 ящиков выгрузили за трое суток, не забыв захватить и 200 ящиков порожняка. Речники увозили груженые контейнеры вверх по Колыме на 150 миль и возвращали оттуда пустые. Погода стояла как по заказу, и временами забывалось, что находишься в Арктике, а не где-нибудь в северном Причерноморье. Судовой экипаж давно привык к условиям работы, не обращая особого внимания на окружающий пейзаж с часто появляющимися белыми разбалованными медведями, нагулявшими добрый жирок на судовых пищевых остатках и лениво, скорее по инерции, пытающимися охотиться на нерп, которые своими маленькими глазками-бусинками издалека замечали своих исконных врагов и не спешили прятаться при их приближении, словно зная, что те не сильно голодны. И лишь австралийские курсанты с широко открытыми глазами наблюдали за неизведанной до этого картиной арктического безмолвия, наполненной своими, только ей присущими специфическими чертами, которые не встретишь вокруг южной полярной шапки.

Погрузив причитающиеся 200 пустых ящиков, пошли в Провидения за догрузкой до полной вместимости на Владивосток. С погодой везло как никогда, и уже через две недели «Нижнеянск» прошел Чукотское море и снова повернул за угол, только на этот раз направо, в Берингово море, с заходом в бухту Провидения. Причал и на этот раз оказался свободен, и судно сразу же стало под погрузку. Желающие пошли в местную столовую, которая по вечерам превращалась в кафе или в ресторан, кому что нравится. Капитан остался на судне как небольшой любитель вечерних похождений и в собственной каюте смотрел телевизор. Около 23.00 позвонил вахтенный помощник и доложил, что пришли пограничники с милицией и рвутся к капитану. «Пусть проходят», – оставалось только сказать. Через пару минут вошли двое пограничников и столько же милиционеров. И сразу же первый вопрос – о наличии на борту иностранцев, на что Цикунов дал утвердительный ответ. «Есть два человека – граждане Австралии, кадеты морского университета по программе обмена между вузами». Служивые потребовали документы на иностранцев, которые капитан и предъявил. После просмотра документов последовало откровение, как истина в последней инстанции: «Порт закрыт для посещения иностранными гражданами». Но пароходство, умудренное знанием казуистики в стране, заранее подготовило все необходимые документы от Министерства морского флота, а также от пограничного управления по Дальнему Востоку, подписанные тогдашним начальником управления генерал-лейтенантом Тарасенко, где был указан не только район плавания, но и возможные порты захода, включая и Провидения. Но пограничники и менты не очень-то поверили документу, подписанному их главным и прямым начальником, и, взяв у капитана отснятые ксерокопии, пошли в свои конторы проверять подлинность документов. Нежданные визитеры объяснили капитану, что кадеты Сэм и Дэвид решили вечером вместе со всеми сходить на берег, поближе ознакомиться с местными достопримечательностями. Не зная нашей системы пропусков на территорию порта, они вышли через проходную, где их никто не остановил. На вахте у проходной дежурила какая-то закутанная средних лет женщина, не обратившая на них внимания. Выйдя за проходную, кадеты посмотрели, куда все идут, и пошли туда же по единственной улице в Провидения, идущей через весь поселок вдоль забора порта и заканчивающейся районной больницей. Посередине между проходной и больницей находилось то самое кафе-ресторан, и его миновать нельзя, так как оно единственное в поселке злачное место, не считая продуктового магазина. Кадеты-практиканты не оказались исключением и, подобно завсегдатаям, вошли в этот оплот пьянства и разврата, являвшийся одновременно и местом коллективного отдыха для моряков и аборигенов. За три недели пребывания на борту они выучили всего лишь несколько русских слов, не считая мата, которым щеголяли уже через неделю, до конца не понимая его смысла, и использовали к месту и не к месту, полагая, что повторение неизвестных слов сближает их с экипажем. Зайдя в кафе, они заняли свободный столик, с любопытством оглядывая все вокруг, и, убедившись в необычности очага местной «культуры», решили приобщиться к полярной жизни местных жителей и вкусить ее прелести. Не учли они лишь того, что в провиденском кафе-ресторане девчонки-официантки, да и посетители тоже не слышали никакой другой речи, кроме чукотской и русской, наполовину перемешанной матами. И английская речь для них была тайной за семью печатями, и официантки никак не могли понять, чего же от них хотят неизвестно откуда свалившиеся иностранцы, которых никогда не случалось ранее в их поселке. Официантки обратились за помощью к морякам какого-то судна, оккупировавшим несколько соседних столиков неподалеку, с просьбой помочь разобраться, что хотят двое молодых людей и откуда они взялись. Вскоре нашлись доброхоты, выяснившие, что молодые люди – иностранцы из экипажа «Нижнеянска», стоящего в порту, и они зашли в кафе, чтобы выпить и перекусить. По всей вероятности, на выпивку их побудили окружающие, среди которых хватало таких же, как они, молодых людей, беззастенчиво употреблявших алкогольные напитки, которые наши кадеты благодаря строгим австралийским законам еще не пробовали в своей жизни из-за незрелого возраста, не достигшего 21 года, с которого они могут официально употреблять и покупать крепкие напитки. Им ранее и в голову не приходило, что можно их попробовать, не спрашивая разрешения у правительства и более зрелых соотечественников. А здесь сама обстановка располагала к дебюту, без опасения получить отказ из-за возрастного ценза и нарваться на солидный штраф. Да и нужно же когда-то начинать, тем более в такой своеобразной экзотической обстановке, напоминающей времена аляскинской золотой лихорадки в рассказах Джека Лондона, – самый подходящий случай. На этом диалог закончился, и официантка показала им меню, объяснив на пальцах и с помощью некоторых присутствующих, чем располагает местный салун. Кадетам не терпелось попробовать изыски местных яств и напитков, и они, ориентируясь на соседние столики, сделали свой выбор без выбора, поскольку ассортимент был ненавязчиво однообразным и крайне скудным, остановившись на бутылке водки, о которой много слышали, и что-то из закусок с оленьим мясом. Российские деньги у них были, и они предпочли тут же расплатиться за все взятое. Но, не имея никакого опыта употребления спиртного вследствие своей молодости, они во всем подражали посетителям за другими столиками, изредка поглядывая за процессом. За вечер они выпили всю бутылку водки и съели принесенную закуску. Результат не замедлил сказаться, и уже после первых рюмок они привели себя в сильно нетрезвое, никогда ранее не испытываемое, состояние. Но развлекательная программа только началась, и дальнейшее ее развитие становилось все интереснее. Ребята просидели в кафе около двух часов и, говоря русским языком, «лыка не вязали» из-за полнейшего отсутствия практики и тренировок по осваиваемому новому предмету российского национального досуга. Около 22.00 они с трудом встали и двинулись в сторону своего судна. Проходная порта находилась метрах в двухстах от кафе-ресторана, и они довольно успешно, лишь с несколькими падениями, быстро преодолели заданное расстояние. Но стоило им сунуться в турникет, ведущий на территорию порта, как закутанная тетя, все еще несущая дежурство, увидев двух пьяных пацанов, преградила им путь и наотрез отказалась впустить их на режимную территорию, а услышав неизвестную ей английскую речь, едва не лишилась рассудка из-за мрачных мыслей, разом овладевших ею: «Иностранцы в закрытом порту, не иначе шпионы и диверсанты», – и она закрыла вертушку на стопор, готовая едва ли не пожертвовать собой ради охраны социалистической собственности. Началась словесная перепалка, которую не понимала ни одна из конфликтующих сторон, и вахтер решила вызвать милицию, чтобы разобраться, откуда в Провидения появились иностранцы, а вдруг ненавистные американцы уже захватили Чукотку и скоро она окажется в капиталистическом окружении или в еще более худшей ситуации, например, на сахарных плантациях Гавайских островов, вместо своего любимого поселка. Но минут через пятнадцать кадеты, уже изрядно протрезвевшие на прохладном вечернем чукотском воздухе, дали задний ход и пошли обратно вдоль забора в сторону кафе. Один из них вспомнил, что видел несколько дыр в заборе, когда они в первый раз пошли по центральной и единственной улице поселка, через которые перелезал судовой народ, чтобы срезать путь и не идти через проходную. Тем более надстройка «Нижнеянска» возвышалась сразу же за забором, по прямой метров сто. Стояла середина августа, солнце садилось довольно поздно, все еще было светло, и дыры в заборе можно было отыскать даже в их состоянии, и такую дыру они нашли вблизи от судовой надстройки, в нее и полезли. С внутренней стороны забора был небольшой уклон, и на нем кадеты не удержались на ногах и скатились вниз, как два чурбана, к самому трапу. С трудом поднявшись на ноги и поддерживая друг друга, они добрались до судового парадного трапа. Вахтенный матрос, увидев их беспомощность, спустился на причал и, посадив кадетов на площадку трапа, поднял их вместе с трапом на палубу. Оказавшись на борту, они едва доползли до своей каюты. Алкоголь продолжал свирепствовать в их молодых неокрепших душах, лишив начисто подвижности. По-прежнему пьяные и заляпанные портовой грязью, они все же понимали, что нельзя рассказывать капитану об их приключениях, о чем и попросили вахтенного матроса, но тут совсем неожиданно появился второй помощник, который наблюдал все действо с самого начала, и приказал им немедленно идти в каюту и привести себя в более-менее нормальный вид: помыться в душе и постирать грязную одежду. Они так и сделали, но никто не учел активности вахтера с проходной, все-таки позвонившей в милицию, которая в свою очередь оповестила пограничников, что в поселке обнаружились пьяные иностранцы, и откуда они взялись и с какой целью – никто не знает. И в 23.00 делегация пограничников и милиционеров заявилась к Цикунову на «Нижнеянск». Услышав рассказ пограничного офицера, капитан вызвал второго помощника, разъяснившего, что кадеты ушли в поселок без его разрешения и он не видел, когда это произошло. А сейчас они после душа уже спят. Цикунов наказал, чтобы до утра их не трогали, а утром после завтрака направить их к нему. Пока он занимался разговором со вторым, выясняя детали случившегося с кадетами, пограничники начали выставлять капитану претензии, что он не заявил по приходу о наличии на борту иностранцев, на что Цикунов парировал: «Существует такая практика, и тем более, после швартовки к причалу, на судно посылается наряд для проверки документов на приход», – и добавил, что в портнадзоре приход оформлен по всем правилам и в судовой роли указаны иностранные граждане как члены экипажа. После звонка бдительного вахтера в милицию менты приехали далеко не сразу: видимо, долго собирались, и за это время кадеты, хотя и пьяные, но догадались пролезть в порт через дыру в заборе. Когда же менты приехали, то судовых кадетов на дороге не было, и даже не очень-то сообразительные правоохранители догадались, что практиканты воспользовались одной из дыр в заборе. Пограничники заметно сбавили тон и начали высказывать, что Провидения – закрытый порт, и иностранцы могут узнать какие-то секреты. Цикунов не удержался, чтобы не съязвить: «Как только австралийцы увидят убогую деревню и дорогу, забитую грязью полярной тундры, по которой и ходить-то опасно, то наверняка поймут, что в такой дыре самое секретное оружие – чукотский образ жизни. И будут всем рассказывать, в какой нищете живут русские». На следующий день кадеты сделали фотографии, отснятые в поселке, и показали капитану, который воочию убедился, насколько убого выглядит северный поселок вместе со своим портом, где не только секреты, но даже мусор нельзя хранить.