Георгий Нипан - Алая раковина сердца. Инди-новеллы

Многие стихи Короля Лира как бы озвучивали картины Никиты, словно Король писал тексты для картин, как иные поэты пишут стихи для песен. Стихи были тревожные и горькие, потому что Никиту в последнее время занимала тема сравнения физических и душевных страданий.

Алешка остановился возле второй картины. На переднем плане был изображен человек на эшафоте, слегка приподнявший голову от плахи. Лица его не было видно, только затылок. Коленопреклоненное тело заслонил палач в красном, обращенный к зрителю спиной и опирающийся на сверкающий топор. Оба они – жертва и палач – словно забыли о предстоящей казни и смотрели на сложенный напротив эшафота высокий костер со столбом в центре. Вокруг костра стояли монахи в черном, а за ними безликая толпа. Сквозь расступившуюся толпу к костру шла растрепанная босоногая девушка в белой рубахе. Она шла на костер, но ее лицо было повернуто в сторону эшафота с плахой. Алешка понял, что этих двоих – мужчину и девушку – казнят за одно и то же, и мучители придумали, как углубить их страдания.

К уголку картины был прикреплен листок, на котором легким почерком Пчелки Кларидской были записаны сочиненные Лиром строки:

Никита всегда говорил, что он темный художник, а Алешка – светлый художник. Светлый художник еще раз посмотрел на мрачную картину и отошел к своему мольберту. В отличие от дядьки он поставил его не в сумеречный угол, а возле окна.

Алешка работал над «лягушачьей» темой. На самом первом его полотне была лягушка в очках, сидящая внутри собачьей конуры у входа. Она читала письмо, на это указывал вскрытый конверт. Возле конуры, подперев голову передними лапами, лежала собака в ошейнике и на цепи. Из глаза собаки выкатывалась слезинка. Когда Алешка заканчивал эту картину, деликатная Пчелка не утерпела и шепотом спросила у Короля Лира, наблюдающего за его работой:

– От кого письмо?

– От сына. Это «Письмо матери», и стихи к этой картине уже давно написаны Сережей Есениным.

– А где сын?

– Спроси у художника, он не рассердится.

Пчелка наклонилась к уху Алешки и прошептала:

– А где ее сын?

– Сын служит на границе, – ответил Алешка.

Всегда таскавшая с собой фотоаппарат Пчелка осмелела и спросила:

– А можно мне это сфотографировать?

– Не надо, – сказал Алешка, – лягушка испугается вспышки и ускачет, кто тогда собаке дочитает письмо.

– Извини, я не подумала, – призналась Пчелка.

Алешка повернулся, внимательно посмотрел на нее и произнес:

– Жаль, что у меня нет такой сестры.

– А ты считай, что я твоя сестра.

– Хорошо! Ты моя сестра, но не понарошку, а на самом деле.

С тех пор прилипчивая Муха вилась вокруг Никиты, а Пчелка тихо сидела возле Алешки. Эпизодически приходил Лир и, вышагивая между мольбертами, читал вслух новые стихи, если, конечно, он не был сильно пьян. Пьяный Лир молча заваливался спать посреди мастерской, свернувшись калачиком. Во сне он часто чему-то улыбался.

Картину, которую сейчас писал Алешка, Король называл «Мушиная лавка». На прилавках небольшого магазинчика лежали дохлые мухи. Мухи были разных сортов: золотистые, полосатые, большие, маленькие. Возле них были прикреплены ценники. Некоторые мухи были связаны в гирлянды, свешивающиеся с потолка, – видимо, они были копченые. Стопками стояли консервные банки с мухами. В прозрачной стеклянной банке под крышкой сидела живая муха. Судя по ценнику, она стоила довольно дорого. Небольшое место было отведено вяленым комарам, но особым спросом у покупателей они не пользовались. Мух покупали лягушки, преимущественно дамы, так как они были в женских нарядах, правда, был среди них один лягух в джинсах. Многие лягушки держали за лапки головастиков. Некоторые головастики были коротко стрижены, а у некоторых были косички. Лягушки стояли в очереди, и две из них ссорились, наверное, выясняли, кто за кем стоял. Продавала мух большая откормленная лягушка в белом халате и шапочке. Художник запечатлел ее в тот момент, когда она взвешивала на весах средних размеров муху, лежащую кверху лапами. Лягушка-покупательница держала в руке денежную купюру, на которой была изображена в профиль лягушка в короне.

Алешке оставалось дописать мелкие детали, когда дверь мастерской распахнулась, и ввалились Муха с Пчелкой. Они тащили две здоровенные хозяйственные сумки.

– Эй, художники и поэты! У меня сегодня день рождения, и мы будем пировать! – закричала Муха-Цокотуха.

– Ура! – завопили художники и поэты.

Муха и Король Лир перетащили деревянный стол, стоявший у плиты, и поставили его между мольбертами. Потом они занялись приготовлением пира, а бесполезная в этом деле Пчелка Кларидская подошла к Алешке. Она рассматривала «Мушиную лавку» и смеялась. Алешка повернулся к ней, чтобы поприветствовать, и замер: по случаю жаркого майского дня на Пчелке были белые шорты и белая майка, надетая на голое тело.

– Что ты так на меня смотришь? – спросила Пчелка.

– Ты можешь майку снять?

– Конечно.

Пчелка стащила через голову майку. Алешка взялся за кисть, но спохватился.

– Надо белые шорты прикрыть.

– Я их лучше сниму.

Она сняла шорты и осталась в узких белых трусиках. Алешка начал с того, что привлекло его внимание, и превратил Пчелкину грудь в два лягушачьих глаза с коричневыми зрачками. Пчелкин живот превратился в живот лягушки, со сложенными на нем передними лапками. У лягушки был широко открыт рот, а голова слегка запрокинута. Она ловила большую дождевую каплю, образовавшуюся в ямочке Пчелкиной шеи.

– Никита, твой племянник уже женщин раздевает, – насмешливо крикнула Муха-Цокотуха, – и вообще, день рождения у меня, а разрисовывают Пчелку. Алешка, я тоже хочу!

– Ты мне не сестра. Проси Никиту.

– Никита, ну оторвись ради меня на десять минут, – закапризничала Муха.

– Ладно. Давай, – согласился немногословный Никита.

Пока Алешка превращал спину Пчелки в спину лягушки, Никита изобразил на роскошном Мухином бюсте золотистую муху с большими глазищами, которая, обхватив всеми своими лапами авторучку, что-то писала в блокноте.

Алешка постарался на славу, Пчелка крутилась, как юла, возле небольшого зеркала, которым Никита пользовался при стрижке бороды. Стоило Пчелке вздохнуть или повернуться, как лягушка начинала шевелиться.

– Сфотографируй меня, пожалуйста, – попросила Пчелка Алешку.