Илья Коган - Завтра будет другим

– Ого-го! – не смог удержаться Мурнев. – Да тут на каждого по тридцать баллов!

– Вино «Мускат», объявил хозяин. – Вы ведь такое любите?..

«Да он про нас все знает! – подумал Марк. – Ай да Лялик!»

– Дочь! – позвал Кириллов. И из-за большого кресла выскользнула девушка.

– С ума сойти! – чуть не закричал Марк. Это была та самая Рапунцель, длинноволосая и большеглазая, что бесновалась в толпе отщепенцев во время Шествия Верности. Вот почему лицо ее показалось ему знакомым. Копия брата, только стройнее и со всем, что положено.

– Добрый день, полукровки! – пропела она, усаживаясь рядом с Ляликом.

– Дина!.. – одернул ее отец. И взял в руки бокал.

– День-то совсем и не добрый. Ушел человек, а вместе с ним часть каждого из нас. Как сказано в одной старой-престарой книге, «Смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по Тебе»… Надеюсь, со временем вы поймете смысл этих слов. И научитесь ценить чужую жизнь, как свою собственную… А сейчас молча помянем Жанну. Пусть ей будет хорошо там, где она сейчас!

– Я и не знала, что ее звали Жанной, – после недолгой тишины сказала девушка Дина. – Агилера и Агилера…

– Ее имя знали только те, кто бывал у нее дома, – стал объяснять Марк. Но, испугавшись, что может сболтнуть лишнее, тут же перебил себя традиционным тостом:

– За здоровье Мудрейшего!

– Эс лебе!.. Эс лебе!.. – загомонили за столом. – Да здравствует дорогой Ганс-Фридрих Сидоров!

Одна девушка Дина странно посмотрела на Марка.

– Патриот?.. – прошелестела она. – Это что, болезнь?

– Дина! – так же шепотом оборвал ее отец.

– А она симпатичная! – с сожалением подумал Марк.

– Слушай? – пристал Энтин-Енот к Лялику, когда тот провожал их. – А кто он, твой отец?

– Кириллов! – одним словом ответил Лялик.

– А что такое Кириллов?

– Ну… Газета «Тагес-день»… Журнал «Умное слово»…

– Ого!

– Ну… Еще концерн «Газ Сибири»… И авиакомпания « Шнель»…

– Шутишь!..

– А почему же ты Локшин, а не Кириллов? – спросил Рожицкий-Рогач.

– Будто не знаешь! Нам же велено носить фамилию еврейской половинки. Мама у меня Локшина.

– Вас ждет работа!

– Вас ждет работа!

– Вас ждет работа!

Металлический голос разносится из квадратных ящиков громкоговорителей. В его властном тоне нет ничего человеческого. он не груб, но настойчив.

Повинуясь ему, из бетонных домов парами и поодиночке выходят люди. они собираются в центре площади, строятся, равняют ряды – все это без единого слова под мерный счет громкоговорителей.

– Семь часов сорок одна минута!..

– Семь часов сорок две минуты!..

Лялик-Локшин читал с «выражением». Марк слушал и орлом оглядывал притихший класс. Это же была его идея. Откуда она явилась, он и представить не мог. Явилась и явилась… А потом он заразил ею своих друзей. И кто-то с готовностью подхватил ее, кто-то со скрипом согласился, а кто-то с ехидной улыбкой сказал: – Ну, ну…

– Ну, ну… – прошелестел мудропед Рихтер, когда Марк объявил «Групповой отчет от Трудовом воспитании!».

– Оповестите!..

– Люди одеты одинаково: серые брюки, серые куртки, серые береты.

Движения их скупы и однообразны. На лицах – стандартное выражение сытости и физического здоровья.

– Семь часов сорок три минуты!..

Люди терпеливо ожидают отстающих. Никто никого не торопит, все делается само собой, привычно и споро.

– Семь часов сорок четыре минуты!..

Лялик-Локшин был из тех, кто принял идею на «ура ». Он, вообще, любил все, что выходило за рамки. Поэтому и читал, как полагалось – «металлическим» голосом.

А вот Енот-Энтин не был в восторге от затеи Марка. Но от друзей отставать не хотел. И даже внес в свою часть придуманную им «живинку»:

– В числе последних на площадь вбегает пара, к которой следует присмотреться.

Это мужчина и женщина. Одинаковая одежда, одинаковая штампованная округлость лиц и приглаженность фигур делают разницу в поле неразличимой. Но движения их несколько выпадают из механического единообразия собравшихся. В глазах у них тень какой-то неуравновешенности, они смотрят живее и беспокойнее.

– Семь часов сорок пять минут!..

Словно по команде, люди поворачиваются направо и ровным спортивным шагом покидают площадь.

Они идут по широкой асфальтированной улице. Они проходят мимо серых бетонных домиков, в скучной симметрии расставленных слева и справа от дороги.

Домики одинаковы по стилю и цвету, по мертвенной тишине и пустынности их гладких асфальтированных двориков.

– Семь часов сорок семь минут!..

Марк оглядел класс. Все слушали. В тишине раздавался только скрип федерхалтера. Мудропед Рихтер старательно записывал что-то. Енот-Энтин провел языком по пересохшим губам и продолжал:

– Люди шагают бодро. Они смотрят в затылок вперед идущим, и только знакомая нам пара изредка обменивается взглядами, в которых теплится что-то иное, кроме многолетней привычки друг к другу.

– Семь часов пятьдесят две минуты!..

Люди подходят к огромному бетонному зданию без окон. Спокойно, не нарушая строя, они попарно входят в широкие двери, над которыми белыми металлическими буквами написано: Завод «Новая Америка».

Очередь дошла до Рогача-Рожицкого. И тот продолжил чтение:

– Голые стены серого цвета окружают людей в просторном вестибюле. Спрятанные светильники льют ровный бестеневой свет. Никакой мебели. Только турникет у выхода, да сверкающий хромом и никелем робот-контролер.

Вращается турникет, пропуская людей. Мигая электронными глазами, робот бесстрастно вещает:

– В механический цех!

– В механический цех!

– В механический цех!

– На главный конвейер!

– На главный конвейер!

Вдруг робот замолкает. Он в явном замешательстве. Перед турникетом примеченная нами пара. Что-то, не укладывающееся в привычные алгоритмы электронного мозга, проскальзывает в их поведении.

Они стоят недозволенно близко друг к другу, руки их соприкасаются, и кажется… да-да, их поведение выдает скрытое желание пройти вместе.

Робот снова на высоте.

– В механический цех! – равнодушно приказывает он.

Поворачивается турникет. Повинуясь приказу, проходит женщина.

– На главный конвейер!

Турникет пропускает мужчину.

С чувством, похожим на сожаление, они прощаются кивком головы и расходятся: он – налево, она – направо.

– Стоп! – оборвал чтение мудропед Рихтер. – Это что – отчет о трудовом воспитании?..