Юрий Бригадир - Сны скорпионов

– Костя!

Иногда во время пробуждения на меня накатывает дикий страх. Это если я еще не готов, не настроился, не встал, не принял стойку бойца, не напряг мускулы. Иногда от этого страха я резко вскакиваю, пугая, к примеру, дежурную проститутку. Но этот мягкий, почти родной голос, успокоил меня еще во сне, посреди бархатной бесконечной черноты. Я вынырнул оттуда абсолютно безмятежным.

– Да? – бесстрашно спросил я.

– Приехали, – сказала Аня, отодвинулась от меня и села на свое место.

– Спасибо, – подумал я самую малость, – солнышко!

Черт, зря я отрубился. Этот небольшой сон только раздразнил мое тело. Я теперь вялый, размазанный какой-то, квелый. Медленный, уязвимый. Зато проснулся без страха, да… Спасибо, Аня. Солнце уже клонилось к закату. Мы все, человек десять цирковых уродцев, вышли из микроавтобуса и оказались на каком-то железобетонном поле, кривовато сложенным из плит. Поодаль виднелся строящийся корпус, в котором угадывался очередной либо склад, либо супермаркет. Все это, судя по неспешному граффити и погнутым силами отроков рельсам, было заброшено до лучших времен. Горячий ветер подогнал к ногам лист с яркой рекламой и потащил его умирать еще дальше.

Справа, метрах в десяти, стояла белоснежная, мытая до блеска фура почти без надписей. Задние двери фуры были открыты, внутрь вела приставная металлическая лестница с аккуратными перильцами.

Внезапно и хищно из-за нее вырулили два «Ленд-Крузера» – один синий, другой черный, но оба конкретные и тонированные. Из черного вышли Маргарита Федоровна, Роман с папкой и «Буденный» Николай Алексеевич с трубкой. Из синего – охранники, сплошь облепленные уже знакомыми логотипами в виде скорпиона.

– Очень хорошо, – мгновенно взял быка за рога Роман, – в смысле плохо. Дотемна доехать уже не успеем. Вообще – все дрянь, хотя ладно, вариантов нет…

– А какая разница? – спросила Маргарита, – ну не доедем, и что?

– А то, что еще через речку переправляться, там брод, а прожекторов не подвезли, хотя я предупреждал! Утонуть там нельзя, глубина полтора метра от силы, а машины запросто потеряем.

– Роман, вы преувеличиваете, – начальственным голосом перебил его «Буденный», – есть же фары. К тому же ночи сейчас светлые, дождя нет.

– Да все равно дрянь, – убежденно махнул рукой Роман, – ладно, не будем терять времени. Итак, господа, – концертно и значимо повысил он голос, – надо сделать еще одно усилие и проехать триста, примерно, километров. Это немного, но дотемна уже не успеем, а нам еще переправляться… Черт, сбился. О чем я? А, вот! И это касается всех! – снова ухватил он ускользающую липкую мысль, – обязан сейчас спросить у каждого, подтверждаете ли вы свое участие в проекте? А почему я так говорю?

Роман многозначительно обвел взглядом разношерстную команду, выдержал паузу и продолжил:

– А потому, что реалити-шоу засекречено по понятным причинам, место его проведения раскрывать нельзя, так что вы едете не на автобусе, а в фуре без окон. Но не надо волноваться, это ж не товарный вагон! Кондиционеры, кресла как в самолете и даже туалет. Правда, один, да. Ну три-четыре часа, может пять, если что… потерпите, не страшно. Переправа эта еще… Ладно, не будем про нее пока! В общем, так, Стас, принеси-ка стол! – крикнул он куда-то в открытую дверь фуры.

Надо сказать, там не было угрюмо и темно, напротив – оттуда лился приятный живой свет, отчего было частично видно шикарно оборудованный салон. Из глубины салона некий пока неизвестный нам Стас вытащил складной стол и две пластмассовые табуретки. Стол он разложил одним движением, табуретки аккуратно расставил рядом и опять исчез в своей сияющей норе.

Роман бросил папку на стол, сел, похрустел пальцами и отщелкнул застежку на папке.

– Так, – Зита и Гита. Шучу. Бенедиктова и Васнецова. Вы у нас единственные парой. Подтверждаете?

Два попугайчика-неразлучника, унизанные всеми на свете блестками, значками и копеечными украшениями, вышли вперед и в унисон ответили:

– Да!

– Ну да так да… Подпишите – вот здесь и здесь – каждая, – вытащил он из папки два договора с печатями и положил перед ними на стол.

Девочки смирно подписали, обнялись и поднялись в фуру, несмотря на то, что так было совсем неудобно преодолевать ступеньки.

– Махеев!

Махеева я помнил. Это был тот самый волосатый любитель отаку, неудачно выбравший модель зажигалки.

– Да без проблем, – выдвинулся вперед фанат Японии, шлепнулся на табуретку и подписал все дерьмо, не глядя.

– Ну ты прямо джигит. То есть, я хотел сказать, самурай! – удовлетворенно протянул Роман, получив его подпись.

Махеев презрительно усмехнулся и спокойно поднялся в фуру, ни на кого не взглянув.

– Герда! – прочитал Бессмертный, – в смысле – Полонская! Черное Солнце!

Девица-вамп с перфорированными ушами не сдвинулась с места, перебирая свои металлические браслеты на изрезанных бритвой запястьях. Лицо при этом не дрогнуло и к столу она не подошла.

– В чем дело? – удивился Роман, – ты же больше всех хотела… или я чего-то не знаю?!

– Что я хотела – не ваша забота, – раздраженно ответила она и добавила, – просто не нравится мне!

– Что не нравится?

– Что я тут подопытная. Крысой лабораторной быть не хочу!

– У нас вся страна такая, – развел руками Бессмертный, – вот он, думаешь, не крыса, я, думаешь, не крыса, Герда? Только я тебя избавлю от этого, а себя-то нет. Будешь подписывать? – вдруг зло, весело и нетерпеливо крикнул Роман.

– Нет! – остро и мерзко оскалившись, огрызнулась Герда.

– Хорошо, – режиссер встал, достал из кармана сигареты, быстро подкурил одну и швырнул обратно пачку на стол, – хочешь, я скажу, что с тобой будет? Ты сейчас вернешься в город. В свою комнату, где еще не выветрился запах гавайской розы и голубого лотоса. Где на подоконнике лежит пачка лучших бритвенных лезвий. Где в DVD заправлен диск лучшего в мире депрессняка. Там ты рано или поздно сделаешь то же самое. Только тебя уже никто никогда не услышит, понимаешь. И длиться это будет годами. Может быть – десятилетиями. Одно и то же. Одна и та же комната, один и тот же голубой лотос, депрессняк, бритва, нисходящая спираль. Знаешь, что будет для тебя самое страшное? Как-нибудь ночью на кухне через двадцать лет ты смиришься и начнешь резво оберегать свою жизнь… точно так же, как сейчас мечтаешь ее прервать. У тебя будут морщины, и ты будешь их разглаживать. У тебя будет разбухшая печень, и ты будешь считать калории и составишь список продуктов. У тебя не будет детей, и ты будешь молить кого угодно, чтобы у тебя появился хоть кто-нибудь, хоть дебил, хоть с заячьей губой, хоть негритенок. Ты будешь слепнуть от слез и от горючего-горячего, блядь, стыда за свое прошлое. Но будет поздно. Ведь если жить правильно, Герда, то начинать надо не через двадцать лет. Не в следующей жизни. Не на пенсии. А вчера, твою мать! Будешь подписывать? – заорал Роман уже яростно, отбросив окурок в сторону.