Юрий Бригадир - Сны скорпионов

– Что значит «мясник»? – осторожно спросил Роман, уже, конечно, и без этого начиная понимать, но вдруг – на всякий случай – вдруг я все-таки технично режу поросят в забойном цеху.

– Ликвидатор. Киллер по-модному. Не люблю, когда так называют, но тебе будет понятней.

– Так это тебя искали на кастинге? – вдруг осенило Бессмертного, и он прозрел, – черт, как же я не догадался! В кино, почему-то, все сразу догадываются. А в жизни нет. В жизни это всегда слишком просто и никому не приходит в голову.

Я кивнул головой и добавил:

– Это работа, понимаешь. Вот ты – режиссер. А я мясник. И я не виноват, что так вышло. Ты еще тут за глотку взял, засранец. У меня физиология, понимаешь, мне уже спать надо, я ломаюсь, у меня голова болит!

Бессмертный шагнул с бетона на зеленку, прошел немного и сел прямо на траву. Немного подумав, я подошел и сел рядом.

– Какая, однако, хрень… – сказал Роман, доставая пачку сигарет, и задумчиво добавил – а ведь хотел бросить курить…

– Да ладно, – миролюбиво ответил я, – я вот не курю, а толку все одно ноль. Нервы как спички перегорают.

– И что нам теперь делать? – спросил Бессмертный.

– Нам?

– Ну мне, – поправился Роман.

– Да ты, главное, делай вид, что все нормально. Я сейчас уеду и все. А ты пойдешь своих самоубийц уговаривать. Или что ты там с ними делаешь? Реалити-шоу! – устало усмехнулся я, – как вам вообще это в голову пришло? Вы тут нормальные, нет?

– А ты, блядь, нормальный? Кто бы тут еще нотации читал! – резко взорвался Роман, – и пришло, кстати, не в мою голову. Но я делаю это с удовольствием, я не мучаюсь, если ты об этом. Ты представь, такого еще никто никогда не снимал. Это уникальный проект! Первый в мире!

– Ага, – устало усмехнулся я, – кто ж его, да по какому каналу покажет? Вместо «Спокойной ночи, малыши», что ли?

– Это не твоего ума дело. Это даже не наша проблема, и вообще это для спецпублики. Это пилотный проект для избранных и волосатых сверху, блядь, донизу! – криво засмеялся Бессмертный.

– Ой, я сейчас расплачусь, – сыронизировал я, помолчал немного и решительно приказал, – поехали назад, меня на куски разваливает!

Давил я на висок уже двумя пальцами.

– Потерпишь! – злорадно улыбнулся и засопел Роман.

– Угу. Слышь, режиссер, я серьезно – не могу больше. Войди ты в мое положение! Я терплю долго, но если ломаюсь, то все. Физиология такая, понимаешь? Надо отдохнуть. Срочно.

– Хорошо, – выкинул недокуренную сигарету Бессмертный, встал и повернулся к машине, – хер с тобой, вали давай отсюда, и чтобы я тебя больше никогда нигде ни в какой жизни не видел, договорились? Ты мне не нужен…

– Не вопрос, – почти обрадовался я, – сделаем! Через минуту мы уже были возле фуры. Там уже был полный порядок, и кроме охраны, Николая Алексеевича и Ани, никого не наблюдалось.

– Отказников больше нет? Где этот мудила? – спросил сопродюсера режиссер.

– Вы о Карандашникове? Уже в машине.

– Ну вот и Волкова туда же и все, по коням. Черт, я с ума сойду, еще ж переправа! Вот что! Маргарита Федоровна, где вы? Позвоните туда, пусть два костра соберут побольше на том берегу! Да не зажигают раньше времени, господи ты боже мой!

– А на этом? – откуда-то из фуры донесся сексуальный голос хозяйственницы.

– На этом не надо. Мы обратно не собираемся. На свет пойдем, как мотыльки. Бегом, бегом, бегом, – захлопал в ладоши Роман и вдруг уставился на Аню, – в чем дело? Только, умоляю, не говорите, что вы передумали.

– Нет, – виновато улыбнулась девушка.

– Тогда в чем дело? Давайте в фуру, отдыхайте!

– Я хотела попрощаться.

– Со мной, что ли? – засмеялся Бессмертный, – я вам еще надоем, в прямом смысле, до смерти!

Девушка ничего не ответила, но посмотрела точно мне в переносицу.

– Чего? – удивился Роман, перевел на меня взгляд и все понял, – а, ладно, черт с вами, только быстро!

Аня неслышно, как кошка, подошла ко мне и тихонечко сказала:

– Спасибо!

– Я ничего не сделал, – честно признался я, – впрочем, до свидания. В смысле – прощайте. Все там будем, – дежурно пошутил я, – и, кстати, я может даже раньше. Ха-ха.

– Почему? – удивилась девушка с соломенными волосами.

– Работа такая.

– Вы спасатель, что ли?

Я нервно закашлялся. Неожиданный фортель, однако. Главное, попала близко, но как-то наизнанку.

– Ну как бы наоборот. Военный, – уклончиво ответил я.

– Тогда удачи! – просто и буднично пожелала Аня.

Я как-то криво кивнул безо всякой улыбки и пошел к машине.

– Постойте! – вдруг тихонько крикнула мне в спину девушка.

Она же не знала, что я уже, можно сказать, считал шаги. Дойти, забраться, протиснуться внутрь. Развалиться на заднем сидении. И тут же, без всяких там зеваний и сворачиваний в клубок, впасть в спасительную кому без сновидений. Поэтому я устало поморщился, остановился и, не оборачиваясь, спросил:

– Что-нибудь еще?

Я ж с детства джентльмен. Я даже на работе джентльмен. Я генеральшу одну стрелял, так не в голову, а в грудь. Потому что когда мадам лежит в гробу с половиной черепа, а вторая где-то в полиэтиленовом пакете, это ее бесконечно унижает, как бы ей ни было при этом глубоко насрать.

– Я просто хотела сказать…

Мялась, подбирала слова девочка, не находила, заново да сызнова распутывала веревочку.

– Я просто хотела…

А где смысл? А где, кто, когда его сразу видит? Кожа чует быстрее, чем ты это все у себя в голове нарисуешь да раскрасишь. Да говори ты, чудо чудное, я ломаюсь!

– Вот когда ты долго никому не нужна…

Нашла, что ли, за что потянуть?

Ладно, пусть поговорит. Может, ей уже недолго разговаривать – кто его знает, как там у них на шоу дела пойдут? Может, ее уже завтра не будет в живых! Пусть поговорит, могу послушать недолго, хотя сил уже нет совсем… Девочка судорожно перевела дыхание, проглотила что-то несуществующее во рту – это придало ей решительности.

И она быстро заговорила о том, что когда ты долго никому не нужна, то уже и не страшно, и что ты невидимкой становишься. Просто идешь на работу сквозь толпу, и тебя в ней не видно, не слышно и не заметно. И когда обратно идешь – то же самое, не видно. А можно как-нибудь утром встать и не пойти на работу. И ничего не изменится. Спохватятся только к вечеру. Не потому, что ты нужна. А потому что нужна, немного совсем, чуть-чуть – твоя работа. А ты не нужна. Ты никогда не была нужна. Никому. И в какой-то момент ты понимаешь, что это разумно и логично – когда тебя не замечают. А потом ты лежишь три дня, не вставая, а телефон молчит. Оба телефона молчат – и сотовый тоже. На четвертый день тебе звонят, ты думаешь, что с работы, а это ошиблись номером. То есть, кто-то был нужен, но не ты. И ты по ночам сидишь на «жизни точка нет», и вдруг среди этой неоновой, светящейся, искусственной, мертвой толпы видишь человека, которому ты, именно ты, понадобилась. Сначала он один, потом их двое, потом тебя приглашают, и ты идешь. Потому что скоро конец месяца, и надо будет заплатить за квартиру, за Интернет, за свет, за горячую воду, за право жить в этой квартире и за право хоть что-то делать, хотя ты никому не нужна. А тебе совсем неохота платить за то, чтобы просто-напросто жить. Это не жалко, но это незачем. Не для кого. А для себя давно уже не надо…