Виктор Попов - ДР. Роман в трех тетрадях с вопросами и ответами

– Здрасьте. А вы кто? – спросила меж тем Валя. Она тоже, как и Даня, обратила внимание на пусть уже и потрепанную укладку. Впрочем, не только в ней было дело. Эти двое в лодке, очевидно, не местные. Они из того, другого мира. Нельзя было уйти от них так просто.

– Я – Ева.

– А вы?

– Я – Виталий.

– Муж?

– Нет. Я друг… То есть…

Валя скользнула взглядом по руке Виталия, лежавшей на животе Евы, и улыбнулась:

– А! Вы пахарь, – хмыкнула она, не до конца понимая, что говорит.

Слышала как-то от местных. Догадалась, что это может значить. Хотя представления об отношениях мужчин и женщин у нее с Германом были все-таки островитянские. По приходу обычного женского мама доступно объяснила Вале физиологию. Федя в то же примерно время ответил на некоторые вопросы, вдруг возникшие у Германа. Хотя многие из них его, как и любого отца, поставили в тупик. Но вот придумать что-то правдоподобное о разделе общей детской на две ровные части, высокой, пусть и не до самого потолка, перегородкой оказалось не так-то просто. Так надо и всё.

В какой-то степени выручали случки животных и их окоты, которые были обычным для детей зрелищем, – эту сторону жизни стада от них никто не прятал. Но с человеческими отношениями было сложнее – тут нужен был кто-то другой. И собственный опыт. А его не было. С местными общались мало. Да и сколько их было? Раз, два и обчелся. Так что в этом смысле Валя и Герман, можно сказать, задержались в развитии. И, глядя на эту лощенную, красивую, пусть и испугавшуюся игрушечного пистолета пару, Валя чувствовала какую-то непонятную для ребенка тоску, будто что-то проходило мимо нее, что-то очень важное, для чего необходима была обычная жизнь, а не та, которую вели они. Герман, испытывавший схожие ощущения, вывел ее из задумчивости:

– Пойдем, – он был все еще зол на Мелкого.

Вале хотелось еще о чем-то спросить сидящих в лодке, но спорить с братом не стала и согласилась.

– Пойдем. До свиданья.

– До свиданья, – буркнул Герман, косясь на младшего брата, который все еще прятался за сестрой.

Дети ушли. Ева с Виталием проводили их взглядами и захохотали в голос.

– Эх ты, пахарь, игрушки испугался!

– А как ты упала? А? Ноги кверху… Чего на берег-то понесло?

Смеясь, они вытащили на берег палатку и вещи. Виталий привязал лодку, и они, нагруженные багажом, взобрались на верх обрыва. Невольно остановились. Возглас Виталия выразил общее впечатление.

– Ничёси…

С южного кордона весь остров был как на ладони. Дети как раз вместе со Вторым выстроили скот в стройные колонны друг за другом, чтобы без остановок гнать животных к дому. Но гости были удивлены не стадами, а степенью освоенности острова, который с воды выглядел несколько диковато из-за обрывистой береговой линии. Издалека казалось, что усадьба Камневых и хозпостройки – нечто инородное на теле острова. В действительности все было далеко не так.

Расчерченная на загоны и огороды территория, лишь островками сохранившая исходный природный вид, приковывала взгляды, а стада, ведомые детьми и Вторым, только усиливали впечатление. Слаженные действия погонщиков в свое время и на меня произвели впечатление. Особенно эффектно выглядело возвращение стад вечером. Если утром и днем выгон скота был связан с кормлением, и животные подолгу, по часу или два, задерживались в разных загонах, то вечерний гон был безостановочным. Скот потоком прогонялся через все пастбища разделенной надвое колонной.

Впереди шел Герман. При подходе к воротам очередного загона он открывал створки, соединяя их со створками следующего так, что получался огороженный коридор, по которому животные переходили в следующий загон, не уходя и не разбредаясь по лакомым огородам – они размещались между выгонов. В следующем загоне Герман повторял свои действия, а Валя, замыкая колонну, закрывала открытые братом ворота. Тем временем Второй контролировал любые попытки выйти за границу загонов, подгонял отстающих, а главное, не давал свиньям слиться с козами и овцами, четко разделяя колонну на две части. Овцы, будучи ведомыми, всегда шли вплотную за козами. Разделить стада уже на дворе было легко. Свиньи стадностью отличались в меньшей степени и двигались как попало, только поросята не всегда удачно липли к маткам. Наличие второгодков разбивало стадо свиней на микрогруппы. Иногда уходящие вперед, но чаще – отстающие. Уж очень они любили остановиться и покопаться. Собрать всех их воедино мог бы хряк. В этом случае Второму приходилось гнать только его. Все прочие свиньи как по команде выстраивались следом. Но хряка в это время года, как и козла и барана, держали отдельно от общего стада, и Второму приходилось бегать много больше обычного.

Что во всей этой схеме делал Мелкий? Да ничего. Путался под ногами. Однако, проведя как-то с детьми весь день на пастбище, я понял, что суть происходящего он прекрасно понимает и знает, что и когда надо делать. Только сказать об этом не может. Силенок, чтобы открывать и закрывать ворота, у него, конечно, было маловато. Так что пока он только бегал здесь и там, размахивая сохраненным от Германа револьвером.

Второй дополнительно опекал Мелкого. Впрочем, заботился он обо всех детях. Ягнятах, поросятах и козлятах. Герман и Валя в число «детей» для Второго уже не входили. Они были пусть младшими, но взрослыми, и слушался он их беспрекословно. Встречая пса регулярно в течение того года, я в конце концов понял, что родителей Камневых и двойняшек Второй воспринимал как одно разделенное на части лицо. Между ними для него не было разницы. Каждый из них был хозяин, приказы которого не обсуждались, пусть порой команды и вызывали, как вызовут они еще в тот вечер, удивление. Все прочие оставались прочими. И никакой уровень знакомства не мог заставить пса исполнить чью-либо команду – лапу он подавал сам. Речи не шло также о том, чтобы взять еду из чужих рук. На отдельном счету у пса была ББ. Еду из ее рук Второй не брал (она и не давала), за исключением мисок с кровью при забое, но, как и все домашние животные острова, слушался. Да что домашние…

В августе, под самый учебный год, я устроил на большой земле, неподалеку от школы, мини-концерт с программой из барокко и танго длительностью около часа. Естественно, не в обычном для себя одеянии, а в вполне концертном: рубашка и брюки, разве что без бабочки. Собралась почти вся деревня. Присутствовали и Камневы, разумеется. Слушали, к моему удивлению, хорошо, и просьб сыграть что-нибудь повеселее или народное не было. Всё было бы ничего, если бы где-то в середине выступления концерт не прервал вышедший из леса медведь. Не цирковой медвежонок, а реальный семи-восьмилетний самец за два метра высотой и в три-четыре центнера весом.