Павел Галандров - Симфония дрейфующих обломков

Последнюю фразу Лазарь повторил уже себе под нос, но ветер донес ее до старого клена. Когда парадная дверь захлопнулась, Копченый с грустью произнес:

– Значит, скоро я вновь стану котом? Таким, каким и был?

– Видимо, – пожал плечами Хароныч. Он понимал, что слова «алхимика» не оставляли коту шансов. Скоро волшебный эликсир должен был полностью рассосаться, и из самого миниатюрного в мире философа Копченый превращался в обыкновенного домашнего питомца с необыкновенными небесными глазами на чернильной морде.

– А знаешь, – неожиданно взбодрился кот. – Я даже рад такому исходу! Наверно, я очень глуп, но в прежнем своем состоянии я ощущал куда больше смысла, чем в нынешнем. Хотя в прежнем я вообще ничего не ощущал… Или ощущал, но не задумывался… Фрр, я запутался. Но котом быть хочу больше чем человеком!

– Тогда тебе вряд ли стоит возвращаться… Лазарь не упустит своего.

– Да, к сожалению, мяу, ты прав.

Хароныч потоптался, будто собираясь с духом, и, наконец, спросил:

– А поехали вместе к Амалии? Она любит зверей, должна быть рада.

– Мрр?

– Только подождем, когда ты разучишься говорить. Не хочу ее напугать, да и чем меньше людей это видели, тем лучше.

– Мрр! А зачем это тебе, Хароныч? Ты же сам зверей не любишь, я же вижу.

– Ты – исключение. Между нами, как оказалось, больше общего, чем между мной и Лазарем. Мы оба любим тишину и не нарушаем хрупкую гармонию этого мира.

– Мур! И еще нам нравится смотреть на луну, это наполняет нас внутренним счастьем!

Копченый закашлялся и начал задыхаться. Хароныч поспешно поднял его с сырой земли и похлопал по спине. На лице Елизара застыла гримаса беспокойства.

– Ничего страшного! – заверил его кот. – Это побочный эффект аппарата. Так он начинал действовать, а теперь, наверно, так же заканчивается. Так, мяу, мммы пойдем?

– Да! Я только заберу вещи, подожди меня здесь.

Он поставил кота на скамейку и ушел собираться. Копченый посмотерл ему вслед.

– Мрр, да… Необычный был опыт… Рассказать другим котам – не поверят, мяя… Интересно, как теперь будут формулироваться мысли в моей голове? Ведь я совершенно не помню, как это было раньше, до эксперимента… Мяу… Голова кружится. А вдруг я забуду все, а чем я сейчас думал? И уже никогда не вспомню снова. Эх, записать бы куда эти мысли… этот день… это приключение… Мрр… Кхе… Ну да ладно! Не будем отчаиваться! Мрр… все в этой жизни приведет к гармонии. Мяяя. К счастью! К… завтрашней луне. Мур… Кх-Кх… Мяяя…

Когда Хароныч возвратился, Копченый мирно лежал на скамье и вдыхал чернильным носом запах, доносящийся из кабинета хозяина. Он уже не кашлял, но и ничего не произносил. Просто отдыхал, поглядывая на лунный диск.

Хароныч взял его под мышку – кот посмотрел на него с опаской, но отбиваться не стал.

– Копченый? Ты как? Уже все? – посмотрел на него Чертанов с легким разочарованием. – Понимаешь меня?

– Мыр!

Копченый моргнул – то ли от ветра, то ли давая понять, что не все потеряно.

– Ну ничего! Амалии ты понравишься! Сметаны даст, потрошков! Сгущенки! – добросердечно прокряхтел Хароныч, отпер калитку и, держа в одной руке Копченого, а в другой – чемодан с пожитками, двинулся в сторону Петровского парка.

Редкие ночные пешеходы и проезжавшие таксисты видели на одной из парковых троп необычную парочку – лысого долговязого мужчину и выглядывающего у него из-за пазухи черномордого кота, который с любопытством смотрел вперед, в интригующую неизвестность. Но вскоре луну заволокли тучи, и удаляющиеся силуэты этой пары окончательно стерлись в густом ночном мраке, привычном для спящей под осенним одеялом столицы.

Однако, кто-то из пешеходов затем все же усомнился, что видел силуэт кота. Возможно, это была лишь часть шарфа, закрученная в лихой узор, напоминающий морду животного.

Кто знает? Ночь слишком темна и таинственна для того, чтобы полагаться на собственное зрение.

Ночь действительно была темна и загадочна. Даже из небольшого окна съемной квартирки Енисеева, затерянной среди безликих кирпичных многоэтажек. Глаза устали от напряженной работы, и Всеволод встал, чтобы размяться. Жена давно спала – она не стала отвлекать его от вдохновенного занятия. В творческом порыве Сева напоминал пианиста, который двигал шевелюрой в такт музыкальным волнам, с той только разницей, что вместо приятной мелодии доносилось монотонное потрескивание компьютерных клавиш.

Неожиданно раздался телефонный звонок. Енисеев вздрогнул, схватил айфон и поскорее нажал кнопку приема звонка, чтобы не разбудить уставшую жену.

На другом конце раздался беззаботный и слегка поддатый голос его приятеля, Макса Горлача.

– Здорово, Севыч! Так и знал, что не спишь!

– Привет! И как догадался?

– А я мимо твоего дома только что на такси проехал. С тусовки одной, пока их окончательно не прикрыли. Твое окно узнал, смотрю – свет горит. Неужели отчеты составляешь, даже на удаленке?

– К счастью нет, работаю сейчас исключительно на себя и для себя. Надо использовать уникальный шанс.

– Ого! Работаешь! Отдыхал бы! А меня вызывают, завтра потащусь в отдел, микробы по пути собирать. Какие последние новости, много зараженных нашли?

– В Москве около трехсот человек, радоваться нечему.

– Ни фига себе! А мотаться на работу заставляют! Эх, чувствую, сдохнем мы как истинные патриоты, сами того не ведая. Выдадут посмертно медаль за самоотверженность, ха!

– Не каркай! Надеюсь, скоро эпидемия пройдет.

– Хотелось бы. А над чем работаешь? Ты же все книгу написать порывался, насколько помню.

– Именно! Двигаюсь в этом направлении.

– Строчишь заметки о трудовых буднях?

– Шутишь? Кому такое интересно? Я же не путешественник или художник. В моих буднях все слишком буднично, если можно так сказать.

– Ха! Скромняга! А ты преподнеси так, чтобы было увлекательно. У тебя же в отделе что ни чувак, то герой юморески! Уж я то видел! Веселее, чем у нас, в сводно-аналитическом.

– Хорошо, подумаю над предложением. Удачно завтра отработать!

– Спасибо! Рассчитываю свалить после обеда! Можем вечером посидеть где-нибудь, пока бары не закрыли, как в Европе! Там теперь из дома хрен выйдешь! Только с собакой или за аспирином, хаха! Всемирный домашний арест! Кто бы мог подумать!

– И не говори! – согласился Сева, еле удерживаясь от зевка.

Тихо, чтобы не будить Татьяну, которую никак не отпускали на удаленную работу и заставляли допоздна сидеть в офисе, Енисеев проскочил в спальню и забрался под одеяло. Он не любил делиться с другими своими творчески замыслами и принципиально не использовал чужие мысли, но вскользь брошенная Максом идея засела у него в голове.