Олег Первушин - Polaroid. Хроники Кулуангвы

Но что-то не давало мне уйти – уйти просто и легко, как я давно себе это представлял. Что-то заставляло меня изо всех сил бороться с сонливостью. Следуя заложенному природой инстинкту, тело пыталось поддержать работу жизненно важных органов и в то же время сохранить сознание. И все же, несмотря на это, скоро наступит, как его дьявол, гипотермия. Онемеют руки и ноги – кровь отступит из них, устремится к внутренним, жизненно важным органам. Потом придут галлюцинации, сладкие, теплые сны. Это потому, что пульс замедляется, дыхание замедляется – и наступает кислородное голодание мозга. Потом тело совершит последнюю попытку сохранить тепло, отказавшись от всех процессов, кроме дыхания и работы сердца. Тут я должен был потерять сознание окончательно. Последний этап – прекращение деятельности сердца и остановка дыхания.

Самая прекрасная смерь, которую только себе может пожелать человек. И лучший способ самоубийства! В моем распоряжении осталось, может, минут двадцать, при лучшем раскладе – полчаса. Если бы я не промок до нитки, можно было бы продержаться и дольше. Я лежал на спине, на белой холодной плоскости льда и ждал, когда же, наконец, станет тепло, как обещали все эти хуевы ученые из умных книжек. Наконец я его почувствовал. Тепло стало исходить откуда-то сбоку, одной единственной, теплой точкой, потом стало мягко распространяться по всему телу. Повернулся из последних сил и увидел, что мой маленький черный спаситель, мой спасательный круг не лежит уже в отдалении за сугробом, а каким-то образом подобрался ко мне под бок. И стал вдруг горячим, как хорошая батарея. Или у меня глюки, подумал я. Когда рука отогрелась, тепло пошло к горлу, к голове. Я закашлялся, приподнялся и перекатил мяч на грудь, и вот тут, кажется, снова потерял сознание.

Очнулся в тепле. Кубрик клубится жаром, даже пол подо мной, и тот – теплый. Мяч в углу – ускакал, маленький черт! Кто меня дотащил? Стал орать. Наверное, прилетели мои карточные игроки и вытащили меня? Но нет же. Ведро вчера на антенне было, крепеж сам еще раз проверял. Ору – никто не отзывается. Черт знает, может, сам в беспамятстве дополз, дверь открыл, печку растопил (благо дрова наготове лежали внутри), потом упал. Главное, не помню ничего!

Ну хорошо, вскарабкался к столу, опорожнил чайник воды, прямо в горло из дула. Вскрыл банку тушенки – живу! Сбросил с себя бумажный комбез, осторожно потрогал мяч – теплый. И снова свалился от полного бессилия. Ночью, когда лежал в кромешной темноте, прижимая мяч к груди, отчетливо слышал: «Ты должен жить, ты должен жить, ты должен жить ради меня!» Слышал так, что даже соскочил и зажег коптильню. Никого вокруг, только мяч подрагивает в руке. Спаситель мой».

Встреча-побоище или операция «Приятного аппетита».

Они бежали наперегонки к моему мясу. Мела лёгкая позёмка. Они увидели меня, когда я пересекал со всем своим барахлом большую снежную поляну. Хотя, и потом они легко вышли бы на меня по моему следу. Я заканчивал свой круг по льдам вокруг острова. Три дня не ел горячего. Истратил всю краску, метил льдины, чтобы потом легче отыскать моё узилилище. Устал. Мечтал о своей затирухе, чтобы в ней оказалось побольше яичного порошка, чем горчичного – они похожи. Думал, что надо будут починить сваю – она совсем сгнила, хотя дерево в Арктике почти не гниёт, но она как раз под баней. Я видел, как разрушаются здания – никаких признаков и… Подкос сваи, летят венцы и на сладко спящего сыпется крыша. Связать её тросом. Была бы кузня! (Опять птичек «мочить», чтобы сделать меха для неё!)

Сверкал снег. Было как раз «рассветало» среди полярной ночи. Тогда я пожалел, что не сделал огнемёт.

Мне повезло в том, что один обогнал всех остальных. Это был самец килограмм на триста. Я подготовил «било». Потоптался на лыжах. Скинул свою псевдо-шубу. Было абсолютное спокойствие. Первого я уложил, и второй стал его обходить. У меня было время для нового замаха, но в первом я выложился, и он только опешил. Медведь на задних лапах для моего нового оружия недостижим – он отбивается передними лапами почище Касиуса Клея. Один удар – и я «ушёл». Ну, а уж сверху он мне переломает хребет-позвоночник. «Тсс-ррр!»

На подходе был, точнее, была третья. Моя одноглазая мстительница. И я отступил.

Медведи разорялись, как получившие по морде от того, кому можно меня догнать. Потом принялись за своего напарника.

Когда люди, наконец-то, устремятся к иным мирам, на корабль нельзя пускать женщин. Точнее, таких женщин, которых мало, но которые могут стать, подобно Елене Прекрасной, яблоком раздора и смогут спровоцировать резню на корабле.

Иначе все они там… и к Земле… бомбой!

Как вычислить таких женщин?

На корабле должны быть девочки, которых можно просчитать и отправить обратно.

Такая «женщина резни» настолько же привлекательна вначале, как отвратительна после. Может со временем она начинает выделять какие-то флюиды? И она никогда не может принадлежать и быть женой одного мужчины.

Баня. Наша старая школа. Запах горящих торфяных полей. Петлёй ловили щук, и трактористка в красном тракторе тушила торф, а потом в бане оказалась прекрасной жгучей брюнеткой.

Горы. В школе учили сразу четыре класса в одном помещении, и в первом классе ты уже знал до четвертого.

Лето. Реки детства. Песня рулевого на реке. Корабль, купленный на все деньги, которые дали родители, уносится течением, и ты бежишь, как Ассоль, за Алыми парусами. Самолёты детства переносят в мир, где ночью ночь, тепло, пальмы.

Поезда детства стоят на перегонах и здесь уже джунгли, трещины в земле с детскую ладонь, а в воде прозрачные купальники. Лето, лето! Корни деревьев и еще так много речных пароходов, и сплав, поршневые самолёты, и паровозы, и лошади-тяжеловозы. И: «Работают все радиостанции Советского Союза…»

Я – ровесник космической эры и, если понадобиться, силой загоню человечество к звёздам!

Прочитал и подумал: «Чёй-то я раздухарился, ка-а-а-сманааавт…?»

Я – ВШИСТР – Высоко-Широтья Страж – Поляроид!

Воображаю, как прилетят братки и своё поражение при этом. Ну, нет! Пусть поздно, но я уберусь с Острова.

Я выучился стрелять из лука с невероятной скоростью и точно попадать в цель. Даже в чаек попадаю тупыми стрелами по оперенью. А у чайки такой роскошный хвост!

Из девяти окольцованных птиц в этом году ни одна не вернулась. Да, и птицы какие-то новые – старых я запомнил. В этом году больше гаг.

Ничего нового. Плюс два градуса (я думаю).

Стало совсем холодно в моей бумажной одежде. Задача минимум (как у Ленина – революция) – одеться. Из песца получились довольно приличные теплые шорты. На очереди – медведь. В одежде из обоев я выгляжу как большая кукла из папье-маше. Сковывает движения, приходит в негодность за два-три выхода «в свет». Еще день уходит на производство нового папье-маше от кутюр. Варианты? Нет таких. Замочить медведя – интересная идея, но как?