Евгений Скоблов - Танцы на цокольном этаже. Повести, рассказы

Потом приезжала мама, привезла целую сумку деликатесов. Она была очень взволнована, хотя её приезд пришёлся на время, когда я был уже в процессе выздоровления, достаточно отдохнувшим и весёлым. В общем, я вдруг почувствовал повышенное внимание к своей скромной персоне, и мне это было очень приятно.

В один из дней старшая санитарная сестра сообщила, что сегодня моя очередь дежурить. Это означало, что из числа «молодых выздоравливающих» назначалась группа, в обязанности которой входила уборка территории филиала, наведение порядка в местах общего пользования и ещё кое-какие хозяйственные дела. Меня отрядили на оказание помощи в «пищеблок». Там управлялась весьма задорная, бойкая и весёлая молодая «хозяйка», по имени Елизавета. Она готовила завтрак, обед и ужин для всего отделения, но не в полном смысле этого слова. Готовые блюда привозили из центрального госпиталя, нужно было лишь разогреть и разложить по порциям, в соответствии со специальными предписаниями. Елизавета была высокой и стройной блондинкой с короткой стрижкой, аккуратно убранной под белую шапочку. И хотя, особой привлекательностью не отличалась, была заводной, и, что называется, с «чёртиками» во взгляде светло-серых глаз.

Разумеется, она была центром внимания наших больных, в первую очередь молодёжи. Ей это внимание нравилось, и она ещё больше подстёгивала интерес к себе разными хитрыми уловками. Одному заманчиво подмигнёт, другого потреплет по щеке, третьему положит в тарелку побольше еды. В общем, она была эдакой своеобразной «суперзвёздочкой» в нашем суровом мужском коллективе.

Я пришёл в «пищеблок» и спросил у Елизаветы, чем могу быть полезен.

– О, Малый прыйшов! – обрадовалась Лиза, будто мы уже были с ней давно знакомы. – Малый! В тэбэ щёки розови, Цёмчык!

Рассмеялась, легонько ущипнула меня за нос и защебетала. Она говорила на каком-то трудно вообразимом, но в общем, понятном и приятном сочетании украинского, польского и русского языков. Для начала, мне следовало перемыть посуду после обеда. Пока я мыл тарелки, чашки, Лиза, напевая «Нэсе Галя воду», занималась остальными делами на «камбузе». После того, как с посудой было покончено, мне вручили швабру и тряпку, и я помыл полы в обеденном зале. Затем мне было предложено протереть столы и постелить свежие скатерти. Всё это было для меня не в тягость, более того, я испытывал некое приятное возбуждение, сам не зная от чего.

Когда все основные дела были завершены, мы присели рядышком на низенькую лавочку в небольшой проходной подсобке, передохнуть.

Лиза опять защебетала. Она рассказывала о том, что ей нравится и что не нравится, о том, что любит всякие шутки и песни и что уже давно работает здесь, в военном госпитале, а живёт далековато и часто приходится оставаться на ночь, для того, чтобы успеть накрыть завтрак. Я слушал, не перебивая, и продолжал испытывать глубокое волнение, оттого что сидел рядом с Елизаветой, очень возможно, «мечтой» многих больных и выздоравливающих нашего отделения…

И вдруг, совершенно неожиданно, она запустила горячую, чуть шероховатую ладонь в открытый ворот моей госпитальной пижамы, и стала поглаживать мне грудь, слегка надавливая на сосок. Это было неестественно хорошо, да настолько, что моё волнение перешло в лёгкое головокружение.

– Ну, Малый! Ох, Малый! – приговаривала Елизавета. Потом обхватила мне шею рукой и стала целовать в лицо, в губы. Я совершенно растерялся, и превратился в нечто аморфное и послушное. Лиза же, вовсю развлекалась в своё удовольствие. Совершенно взбудораженный, я совершенно растерялся. Мне было не очень понятно, как вести себя в этой ситуации. Раньше со мной не случалось ничего подобного. На этаже стояла тишина, было время послеобеденного сна, и весь народ тихо дремал в своих палатах…

Елизавета, казалось, заводилась всё больше и больше. Она продолжала меня щупать и тискать в объятиях, целовать. Дёргала за уши, щёки и таскала за волосы, мне же было, немного больно, но очень и очень приятно. Потом Лиза торопливо расстегнула блузку, прижала мою голову к обнажённой груди и зашептала:

– Ну, Малый, ну, вкусы! Вкусы!

Я стал легонько покусывать ей соски, периодически облизывая грудь языком. Лиза тихонько постанывала, периодически, оттаскивая за волосы мою голову. И нам всё было мало, и мы никак не могли остановиться. В коридорах корпуса по-прежнему было тихо…

– Ох, Малый! – наконец моя новая, но уже очень близкая знакомая, откинулась на стенку, – устала… Як же ж гарно… Прыходь завтра. Допоможи мэни, як зараз. Я черговий скажу. Прыйдешь, Малый?

Она чуть с хитрецой заглянула мне в глаза.

– Приду. Конечно, приду, если мне скажет дежурная.

В течение всей недели, я ходил в «пищеблок», где помогал Лизе по хозяйству. После чего, мы запирались в кладовой, где с тихой страстью наслаждались друг другом. Впрочем, дальше диких необузданных ласк и горячих поцелуев, дело не шло. Я всё же стеснялся, ведь Лиза, как-никак была взрослой, опытной женщиной, у которой, кстати, имелся ребёнок (о чём я узнал позже), а я всего лишь молокососом-второкурсником. Парочка интимных встреч, что у меня случились со студенткой политехнического института не в счёт. Тогда всё происходило слишком быстро, в комнате, где за стенкой хохотали подружки, гремел магнитофон, и постоянно хлопала дверь в общий коридор.

Здесь было совсем другое дело. Тишина, вполне уютная обстановка в полутёмной кладовой госпитальной столовой, Лиза с аппетитными формами и искрящимся взглядом. Мне было хорошо с ней, и ей думаю, тоже. Но ни она, ни я к полной близости не стремились. Я боялся оказаться не вполне состоятельным в этом отношении, то бишь, показаться Лизе не очень хорошим любовником из-за отсутствия практики и опыта в этом деле, а Елизавета, возможно, опасалась ненужных проблем…

А однажды, когда я у себя в палате валялся на койке, перечитывая «Войну и мир», дверь открылась, и на пороге возникла Прелестная хозяйка «пищеблока». В руках Лиза держала полотенце и мыльницу. Она мельком взглянула на соседние койки, которые в этот момент пустовали, потом прочирикала:

– Малый, пишлы зи мной в душ, разом помыемся! Потрёшь мэни спинку!

И рассмеялась:

– Давай, швидче!

Меня так и подбросило на койке, бешено заколотилось сердце, и я уже было вскочил. Но… что-то меня остановило. Неужто, здравый смысл? Во-первых, средь бела дня. Если душевая занята, то вполне может образоваться очередь. И что скажут немытые больные очередники, если, вдруг, дверь душевой откроется, из которой вынырнет мокрая женщина – всеобщая любимица, а за ней «милый друг»? А во-вторых, вдруг поблизости окажется кто-нибудь из руководства отделения, или та же дежурная сестра? В общем, я не решился сразу последовать за Елизаветой, хотя почувствовал сильнейшее возбуждение.