Елизавета Скалецкая - Мы исчерпали лимит наших желаний. Беги или ты обречён

– Ну здравствуй, Максон. Не знал, что ты теперь с отбросами гуляешь.

Я заметила, что у Шувалова в руке была палка, резиновая, как у ментов, только без дополнительной рукояти и полосок.

– А я не вижу тут никакого отброса.

– Да ты его за руку держишь, а точнее её. И зачем ты её держишь?

– Кто? Я?

– Да, ты.

– За руку?

– За руку… А-а-а, я понял. Что, Максим, если Арины нет, то можно тебе выкобеливаться? А если я ей позвоню…

– Заткнись! Я всегда буду хранить верность Арине, а Варю я держу из-за тебя! Подонка, которого не было рядом, пока мне отбивали рёбра на поле! Тебя не было тогда, хотя я звонил и просил прийти, а что сделал ты? Ничего! Ну и кто теперь здесь отброс. Ну уж явно не она.

Что? Когда Максиму отбивали рёбра, когда у него была с кем-то стрелка?

– Максим! Почему ты мне не сказал? Почему я не знаю об этом?

Я вырвала ладонь из его руки, а Максим посмотрел на меня с глубокой жалостью. Больше всего мне не хотелось ссориться с ним и выяснять, что с ним случилось и когда это случилось.

– Варь, это было после того дня, когда этот отморозок…

Максим замолк.

– Договаривай.– подгонял его Шувалов.

– Когда он пришёл к тебе…

Я смотрела на Максима с недоумением, когда он, поджав губы, опустил взгляд на землю, а вот во взгляде Ильи я видела лишь заинтригованность.

– Это ты ему сказал?

– Да, и что?

– Зачем?!

Илья хотел подойти ко мне, но Макс взял его за локоть…

– Не надо, не подходи.

Илья посмотрел на него из под лобья и, рыча, сказал:

– Я тебя не спрашиваю, что мне делать, захочу подойду, захочу нет. Ты мне не указ.

Я, увидя, что Илья сорвался из рук Макса, начала делать небольшие шаги назад, но увидя, что он начал сжимать палку, повернулась и начала бежать, бежать, что есть силы. Я лишь слышала ускоренные шаги Шувалова и крик Макса: «Стой!» «Варь остановись!» «Не тронь её!». Я слышала, что за мной бежал и Шувалов, и Макс, но я не хотела останавливаться. Надо бежать. Если ты будешь не достаточно быстрым, то ты обречён.

Моё дыхание постепенно сбивается, и я не могу больше вытерпеть даже три метра дистанции от меня до автобусной остановки.

Когда я почувствовала, что за воротник футболки схватился Илья, моё сердце сжалось от страха. Такого страха, как сейчас, я ещё никогда не испытывала. В одно время мне было и жарко, и холодно, и плохо. Затем последовал толчок назад, отчего я свалилась на тротуар и ударилась спиной и локтями.

Илья резко схватил меня за плечи и начал долбить по железной остановке.

– Разве я разрешал тебе убегать?! (толчок). Разве я не договорил?!

В этот момент Шувалов толкнул меня на землю, отчего моё тело ныло. Это невыносимо больно, когда ты падаешь на асфальт, растирая себе ладони и колени, а из ран начинает течь кровь.

Максим подбегает к остановке, хватает Илью за футболку, подпирает его к стене остановки, собираясь его ударить. Но Шувалов отталкивает его снова.

– Не лезь, продажная крыса! Это не твоё дело! Я не хочу снова с тобой драться! Я думаю, что и ты тоже не хочешь! Так отойди! Это не твои проблемы!

Шувалов стал приближаться ко мне.

– Отойди от неё! – кричит Макс.

Илья уткнул в его грудь эту самую палку, когда Макс решил подойти.

– Стой там, где стоишь!

Илья оттолкнул его и со всей силы ударил палкой мне по бедру.

Я начала кричать, кричать от боли, от невыносимой боли, на разодранных руках отползаю на траву, так как нога онемела. А за что? За что мне досталась боль? Я сжимала то место, куда ударил меня этот… садист, мразь и монстр, иных слов, я не могу подобрать, мне было настолько больно, что я начала понимать, что физическая боль хуже душевной, в тысячи раз.

Илья снова поднял меня, но я хотела вырваться, истерически крича, но он сильно сжал мою челюсть и сжимал палкой горло, прислоняя меня к остановке.

– А я ведь тебя предупреждал.

В этот момент он вытолкнул меня на дорогу, я лишь видела ослепляющие фары машины, которая вот-вот передавит меня, поэтому я закрылась руками. А дальше всё было как под белой пеленой слепого тумана.

* * *

Меня отбрасывает на несколько метров, и я бьюсь спиной о тротуар, но только сейчас я слышу звуки шин машины, которые резко затормозили. Я поняла, что кто-то меня оттолкнул с дороги, по фантомной боли в руках. Но я оглянулась по сторонам. Тихо. Лишь жжужал незаглушенный мотор автомобиля. Илья стоит, схватившись за голову руками, чуть ли не ползая на коленях по земле, а перед машиной на асфальте лежит мой друг…

Я больше не думала о тех болях, которые мне доносили мучения. Внутри всё сжалось, как будто из тебя рвут все потроха, я перестала видеть, в прямом смысле слова. Что происходит, что же происходит, мать твою?! Мои глаза режет влажность, всё горит. Я не заметила, как сама подползла к телу Максима, того друга с кем я была счастлива, с тем, с кем мне было хорошо, тот, кто заставлял меня улыбаться и не плакать лежит на асфальте, а из его рта течёт кровь, я не вижу этого под белой пеленой в моих глазах, я в прямом смысле не дышу, я не могу дышать. Чувствую, что голову что-то сдавливает. Ощущаю на своих ладонях ещё тёплую кровь Максима. Тот из-за кого это произошло, сейчас упал перед ним и начинает трясти, что бы он очнулся.

– Макс! Прошу очнись, Макс! Не умирай! Макс! Пожалуйста! Прошу не надо, не умирай! Макс, вставай, прошу тебя! Ты не можешь умирать!

Голову сжимает всё сильнее, она горит, а сердце… Кажется его уже нет. Этот крик разрывает мне горло, но мне было плевать! Я кричу самым душераздирающим криком, мне казалось, что столетний мёртвый бы пробудился, услышав его. Даже самому заклятому врагу, здравомыслящий человек не пожелает этого видеть, но он видит! Он видит это! Эта мразь видит его! Это всё из-за него! Я кричу до хрипа, горло больно рвёт, но мне плевать!!! Я ничего не хочу в этом мире! Просто верните мне его! Верните мне человека, ради которого умерла бы я!

Последнее, что я увидела – это мразь, которая сидела на асфальте, смотря ошарашенным лицом на труп своего друга детства, и кортеж скорой помощи, который в спешке забирал моего друга, я не хотела его отпускать, не хотела отдавать этим фельдшерам его тело, я хотела разбудить его криком, в надежде, что он проснётся, но я падаю, ударяясь головой об асфальт и ничего не чувствую, словно я была по-настоящему бездыханной. А потом белая пелена заменилась чёрным фоном.

* * *

Я открываю свои опухшие глаза и вижу белый потолок с облупленной штукатуркой. Чувствую резкий запах хлорки и спирта. Лежу на белой койке, а рядом со мной стоит капельница.

Я лежу в состоянии богомола несколько минут, а потом кричу своим ужасно охрипшим голосом. Бужу всех, кто был в палате, кто-то подбегает меня успокаивать, а кто-то зовёт врача. Я не хочу видеть все эти фальшивые лица. Мои глаза снова покрываются белой пеленой, мне страшно, мне очень страшно, я не могу себя контролировать. Я раздираю тугую повязку, которая у меня на голове, срывая её вместе со своими волосами, я поджимаю ноги под себя и бью по ним, мои руки кто-то хватает и зажимает рот, но я рыпаюсь так, что даже бы самый дикий и свирепый зверь убежал от испуга, увидя моё бешенство. Ко мне подбегает врач, но я не позволяю делать ему мне укол успокоительного, и тогда ко мне подбегает мама, моя мама, она отталкивает врача, и поднимает меня утешая, а я лишь кричу, но я слышу слова, которые в этот момент переворачивают моё состояние верх дном.