Лариса Прокошина - Мотыльки, порхающие над пламенем

Мои подружки больше не приходили ко мне играть. Я никогда их не встречала. Наши дворы были рядом, но наши дороги не пересекались. Возможно ли это? Скорей всего они, завидев меня, обходили меня стороной, а тот крик отчаяния и боли, который они слышали убегая, рассказал им о том, что они совершили нечто ужасное. Я забыла их лица, я не помню их имен. И я никогда не хотела бы их встретить. Это не потому, что я не могу их простить, я им сочувствую, ведь я их считаю ещё более несчастными, чем я. Я обнимала мою Машеньку хотя бы несколько минут, им не дано было такого счастья даже на минуту. Начиная писать эту историю, я не предполагала, что мне будет так больно вспоминать об этом.

Прошло около двух лет, прежде, чем мой отец снова подарил мне куклу. Я без всякой радости осмотрела её. Единственно, на что я обратила внимание, это то, что у неё были сиреневые волосы. Я удивилась, тогда разноцветных волос ни у кого не было. Я смотрела на неё, а видела мою растерзанную Машеньку и, чтобы поскорее забыть страшное видение, посадила куклу то ли на стул, то ли на комод и больше не подходила к ней. Наверное, в глубине души я боялась повторения той страшной истории. Больше мне кукол не дарили, а я и не хотела их. А куда делась та кукла, я не знаю. Я никогда этим не интересовалась. Когда я бывала в магазинах игрушек, на кукол не смотрела. Они мне были не нужны.

Прошло очень много лет, может быть двадцать или двадцать пять. Как-то мы с моим мужем зашли на огонёк к нашим знакомым, с которыми я дружила еще с юности. За чашкой чая посидели, поговорили, потом они сказали:

– У нас есть интересные тесты. Хотите узнать о себе лучше?

Мы, конечно, согласились. Тестов было несколько, но я хочу рассказать лишь об одном: "Каким ты видишь озеро?"

– Я тут же начала описывать представшую передо мной картину.

Вечер. Солнце у самого горизонта. Озеро чистое, гладкое, как зеркало. Вокруг озера заросли из деревьев и кустов. Всё освещено таинственным закатным солнцем. Такая красота вокруг! Я плыву по озеру в маленькой лодочке, осторожно гребя веслами. Я одна в этом загадочном мире. Птицы не поют, не шелохнется ни один лист. Эта тишина рождает во мне тревогу. Тревога нарастает, переходит в страх, это озеро такое прозрачное, но дна не видно. Оно слишком глубокое. Эта черная бездна меня ужасает. Что там водится, в этой глубине? Какое чудовище? Оно может меня поглотить вместе с моим суденышком. Надо скорее бежать отсюда. Да… Скорее, скорее к берегу! Вон там видна тропинка… Бежать, бежать отсюда! От этого страшного и опасного места!

Я закончила, друзья переглянулись. Было видно, что они озадачены, даже растеряны. Было понятно, что ничего подобного они не ожидали услышать.

Я спросила: "Что такого я сказала?" Они ответили: "Такая ты в любви!"

Я задумалась. А ведь это правда. Я избегала глубоких чувств. Была очень осторожна в контакте с людьми. Среди парней я прослыла девушкой холодной, неспособной ни на какие чувства. Я действительно вежливо оставляла своих поклонников одного за другим, я боялась разочарования и снова, и снова убегала в одиночество. Я боялась любви и сама уже считала, что одиночество мой удел. Почему? Как? Неужели за всем этим стоит лежащая на земле моя растерзанная Машенька? Неужели так глубоко запряталась в сердце моя, казалось бы забытая, детская боль?!

Странным мне кажется то, что после той истории никто ни разу не поднял на меня руку. Можно подумать, что моя Машенька, услышав мои жалобы, пожалела меня и пожертвовала собой ради спасения меня от всех возможных экзекуций. Знала бы моя куколка, как она была нужна мне в то время! Я бы никогда не согласилась на такой обмен!…

Серебряная ложка

Папа вернулся с фронта, и его, как инженера-строителя, направили на строительство завода в Туле. Этот завод, и сейчас находится по маршруту трамвая номер 12, остановка Хоперский рынок. Он стал прорабом. Как только он получил жилье, мы с мамой приехали к нему.

Я с интересом знакомилась с моим новым домом. Комната была большая. Четыре больших окна давали много света. В комнате стояли две кровати, одна большая, другая маленькая, для меня. Посередине большой круглый стол. В кухне была плита с конфорками, которую топили дровами. Стоял стол и стулья. Но больше всего мне понравился кран, из которого текла вода прямо в раковину. А ещё был туалет. Ничего подобного я никогда не видела! А ещё был коридор. Моё внимание привлекла дверь в коридоре. Она никогда не открывалась. Что же там за этой дверью? Какая тайна? Почему меня не пускали за эту дверь? Но вопросы эти я не посмела задать, потому – что часто на мои вопросы отвечали:

– Много будешь знать, скоро состаришься.

Я не хотела стариться, поэтому вопросы задавать не торопилась.

Мама с энтузиазмом осваивала наше жилище: мыла, чистила, вешала занавески на окна и двери, постелила скатерть на стол, покрывала на кровати.

Я тоже не была забыта. Мне купили альбом для рисования, четыре цветных карандаша у меня уже были. Правда они давно кем-то использованы, поэтому были разной длины и продавались на рынке по одному. Но особенно меня порадовала коробка, в которой были листочки из тонкого картона. На них была изображена девочка в нижнем белье и целое приданое для неё: платья, сарафаны, кофточки, халатики, пальто зимнее и осеннее, всякая обувь и шапочки. Нужно было самой вырезать все эти наряды, чтобы одеть куклу. Но самое увлекательное было то, что я сама могла нарисовать всякие наряды. Ведь у меня были цветные карандаши!

Я подружилась с девочкой с первого этажа. Мы жили на втором. Мы были с ней ровесницы. Однажды Оля привела меня в свою квартиру. Жилище поразило меня своей роскошью. Блестящая темная мебель, кругом ковры, а в стеклянном шкафу очень красивая посуда. Я всё рассматривала, как в музее, ничего подобного я не видела. Ничего удивительного, ведь её папа был военным. За моей подружкой следила бабушка, которая меняла ей одежду по три раза в день. А моя мама меняла мне платье один раз в неделю. Но долго мне не пришлось любоваться этим чудом, Оля как будто испугавшись чего-то, потянула меня за собой. В коридоре она остановилась, сунула мне в руку большое яблоко и втолкнула меня в кладовку:

– Ешь пока здесь. Я за тобой приду,– сказала она мне шёпотом и закрыла дверь.

В кладовке было темно. Я нащупала стул, присела на него и вонзила зубы в яблоко. Фрукты мне перепадали очень редко. А яблоко было сочное и ароматное. Оно так громко захрустело, когда я его надкусила, что я испугалась. Вдруг кто-нибудь из взрослых услышит этот хруст? Что тогда будет?! Олю накажут, ведь она тайком угостила меня яблоком, а меня с позором выгонят.

В кладовке было темно, но мне было не страшно, так как мысли мои были заняты только тем, как съесть мне хотя бы то, что я только что откусила. Второй раз откусить от яблока я не решилась. Я ждала Олю. Наконец, она открыла дверь, молча вытянула меня в коридор и мы стремглав бросились из квартиры. Только на улице, найдя укромный уголок, я доела яблоко. Чем мы питались? Я помню картошку, пшено, хлеб, растительное масло, молоко. И это ещё хорошо. Я слышала, что некоторые ели так называемые кавардашки. Это картофельные оладьи, испеченные из картофеля, случайно оставшегося в поле на зиму. Мы такой картофель не искали, а это уже показатель зажиточности. Думаю, что были и капуста, и морковь, и лук. Иногда делали лапшу и пекли пирожки. Но это было редко.