Наталья Брашкина - Полтинник

Макарычу всегда хотелось пьесы писать. Он, помню, написал пьесу про Рубцова по просьбе какого-то тетра. Но театр так ничего и не ответил на текст. Он-то и заразил меня желанием написать пьесу. Втолковывал про единство места и времени действия, про минимум персонажей…

Мне понравилась пьеса «Никола Рынин» своей темой и своим героем. Рубцов к тому времени был очень избит, в смысле темы. А Рынин – страдалец и помощник народный – никому не известен. Кроме того, это максимально выражало личность Макарыча, бесконечно доброго и гуманного человека. В Рынине он видел спасение для обиженных жизнью людей. Да и форма – пьеса в стихах – ему была по плечу. Что делает Рынин? Пророчествует, но не для себя. Не для вящей славы, а для людей. Очень это подкупает, к тому же сработало учтенное автором железное правило драматургии – хороший человек в тяжелой ситуации, а именно в тяжелые ситуации Рынин попадал постоянно. Важно и то, что это историческая личность. Об этом есть в аннотации.

Содержание пьесы: деяния Николы Рынина, чудеса. Начинается с того, что бывший вор спрашивает: «Что за звон?» А заканчивается тем, что вор молится Рынину, как святому. По моему мнению, тема личности и толпы, выраженная в этой пьесе, до сих пор не устарела.

Я говорила о его первой книге «Сон на заре», которая состоит из исторических баек, только стихотворных. Некоторые действительно трогают, не при Фаустове говоря. Говорили и другие о пьесе Леднева «Никола Рынин», которая передает в иносказательном историю святого.

Нина Писарчик написала хорошую рецензию на эту пьесу (Н. Писарчик: Юрий Леднев НИКОЛА РЫНИН: рецензия на пьесу https://www.proza.ru/2012/10/19/637):

«Короткая пьеса Юрия Макаровича Леднева об юродивом Николе Рынине настолько масштабна по заполненности сцены (приезд губернатора, сцена похорон), что вряд ли она постановочна в театре. Возможно, она задумывалась как киносценарий. Но прописанные диалоги слишком коротки, материала явно мало для художественного фильма, даже если будет вставлена масса красивых картинок «с натуры».

Интересно, что клиповость мышления (что удивительно для человека прошлого века), которую я наблюдаю у молодых авторов, в данном случае помогает сделать произведение выпуклым, стереоскопичным. Объёмные говорящие фигуры на фоне жанровых картинок дают представление об историческом периоде, о провинциальных нравах и ментальности народонаселения. Это может быть любой российский угол, не обязательно Вологда. Обыграно, конечно, реальное историческое лицо – Никола Рынин – в канонической манере «жития святых». То есть, история семьи, в которой родился будущий святой, причины, по которым герой отказался от рутины обыденной жизни и стал юродивым (иноком, страстотерпцем, монахом), жизнь его в миру с гонениями и непониманием, основные подвиги – в данном случае – дар предвидения и дар целительства, смерть на миру и возвеличивание его, как святого.

Возможно, пьеса и не предназначалась автором для постановки, она просто оказалась удобной формой. Такое произведение нуждается в пояснениях. И короткие авторские ремарки дают представление о героях и событиях. Сами же диалоги полностью отвечают языку описываемого времени (по крайней мере, нашему представлению о том времени). Язык губернатора отличается от языка простой бабы, вор-бродяга начала двадцатого века отличается речью от бродяги-юродивого века предыдущего. В языковых характеристиках (в данном случае) и заключается мастерство автора. Читается пьеса легко, у автора замечательная техника. Это своего рода «Житие», но в новой, неординарной форме».

Офелия вологодской поэзии

О книгах М. Суворовой «Город об одном дне» (2012 г.), «Маленькие Марии» (2017 г.)

Вы знаете, что после медового Спаса есть Спасение как понятие? Само понятие Спаса-Всеграда стоит в Яндексе прямой цитатой из Суворовой, мне это очень понравилось. В древней славянской мифологии есть понятие Славянского Спаса. Это были люди, владеющие Славянским Спасом. Основой этого боевого искусства является способность человека к переносу своего сознания на более тонкие уровни Бытия. Эти эффектные понятия, осознанно или нет, в книге» Город…» есть, но волей автора упрятаны глубже. Стихи этой книги как раз отражают поиски души, ее метания, ее существование на разных уровнях духовного развития.

В Городе у Суворовой так холодно, что начинаешь мечтать о чем-то теплом. Лирическая героиня все время стынет и ищет тепла. Посему создается невольная мечта о чем-то утраченном, которая и связана с этим мифическим городом… Когда среда недодает тепла и жизни, воображение переносит все это в мифический город.

Авторская речь этой книги зашифрована, в ней тоже есть мифология, не древняя, а новая. Интересно описаны явления природного мира, например, в стихотворении «В городах на горах» (а какие тут города, если речь идет о зелени и о воде?) – но зелень и травы подминаются огненным змеем, все сгорает, желающие прочесть о страсти так и расшифруют, а если более общо – зной, сжигающий все живое.

Город может быть и об одном дне, как чемодан, но многие образы, напротив, очень странные, с двойным дном, иногда выглядят как оговорки по Фрейду.

Обращает на себя внимание многозначное понятие воды:

«Город, построенный на реке» – у воды, обозначение традиции;

«Как и в других городах на воде» – на воде, которой полна атмосфера;

«Лучшее время – дождь»;

«Девушки сушат у моря ласты

ждут, когда вернутся их рыбаки» – у моря, у воды, и как у пропасти, отнявшей моряков;

«В Спасе-Всеграде – городе об одном дне,

Помню, гуляли по самой холодной воде» – по воде, обозначающей холод, ну по вологодской площади, где был Спасо-Всеградский собор;

«Там, где стоял дом, и над домом текла река» – вода, которая похоронила;

«Летом кругом лишь трава, а зимой – вода» – снова природная лакуна;

«Спускаться к воде, холодной осенней воде» – возвращение в родную стихию;

«Озёрная вода по цвету брод напоминала» (а какой цвет именно – не сказано, отсыл к воображению);

«Когда мы маленькими были-жили» – вода из детства, будит воспоминания;

«На воде, на реке ты становишься рыбой, а я водолей» – среда обитания, возврат к изначальному;

«Следить, как вода изменяет свой цвет от апреля к июлю» – вода отображает течение времени;

«Заброшенный корабль давно затих,

И ждёт новоявления реки.

И ждёт, начнётся вдруг прилив» – символ возрождения.

В книгеесть любовная лирика, хотя она и не выглядит таковой.

Поэтому в книге как-то чужеродно выглядят тексты о маме и бабушке, написанные прозой, это для совсем другой книги, наверное. Но зато они изображают особый срез памяти. А может, так и надо, чтобы внутри одной книги росла другая, как заложено в моем любимом стихотворении «Сливовая косточка»… Это означает, что внутри книги поэзии уже растет понемногу книга прозы. И жанровые рамки становятся второстепенными, когда автору есть, что сказать. А Суворовой есть, что сказать читателю. Ее слово давно уже переросло рамки лирического дневника, оно становится более масштабным, задевая вопросы памяти, веры, обретения себя и своей родины. Лирический герой Суворовой не желает быть «Иваном, не помнящим родства», наоборот, герой обретает себя через сложные родственные и общественные связи.