Наталья Брашкина - Полтинник

Но ты, смотрю, не удивлён.

А как закончится «одёжа»,

Я скину на пол скальп волос,

Начну снимать я с тела кожу

И окропляться солью слёз.

Когда к твоим глазам усталым

Волной прихлынет тошнота,

Возненавидь меня, пожалуй,

Но лишь смотреть не перестань!

С тонких веток души облетают последние листья.

В тихом шуме дорожном растворился твой голос родной.

Холст прожжён, краски кончились, высохли кисти,

И портрет наш с тобой не допишет художник чудной.

Улетаешь. А мне оставляешь лишь камни земли,

И шагая по ним я уже все изранила ноги.

Извозила одежду в тяжёлой свинцовой пыли,

Потеряла разметку извилистой мрачной дороги.

Мне так страшно одной в лабиринтах холодной судьбы.

Тщетно ищут тебя мои вдруг ослабевшие руки.

Растворились в кислотном тумане пустые мольбы.

Тихо падают с неба проржавевшие хлопья разлуки.

Я не буду кричать, что тебя больше жизни люблю.

Ведь слова оборвутся, опадут в тишине звездопадом.

Никогда не забуду глаза и улыбку твою.

Пустота повернётся ко мне нескончаемым душащим адом.

Я хотела бы стать твоим лёгким нательным крестом,

Талисманом, лежащим в нагрудном холщовом кармане.

Лишь бы только на этом быть свете с тобой и на том,

Мёртвой призрачной рыбой на волнах в твоем океане.

2019—2020

Дырочки

Разговаривать с вечностью,

лёжа под скомканным пледом,

Без задумчивых слов,

без заученных пафосных фраз.

Исчезая идти

за молчанием путанным следом,

Пропадать в темноте

от назойливых выцветших глаз.

Ночь набросила тряпку

на хрупкую зыбкую сферу.

Дыроватую, чёрную,

только что был день – и нет.

И сочится сквозь дырочки,

чувствуя власть над барьером,

Тонкий, тихий, зовущий, обманчивый свет.

Контур мира распался

и сгинул в сгустившемся мраке,

Слышен стрекот кузнечиков

где-то в уснувшей траве.

Лишь огромное небо

в блестящем отглаженном фраке

Ревизирует мысли

в уставшей от дел голове.

Глаз, увы, не хватает,

чтоб объять всё его превосходство.

Оно давит на память

тяжёлой бетонной плитой.

Ощущать себя пылью,

смириться с незримым господством,

Обнажиться под пристальным взглядом

заботы простой.

Вместо сердца почувствовать

талую чистую воду,

Дать протечь по щеке

набежавшей солёной воде.

Вдох и выдох, как птиц,

отпустить на шальную свободу.

Оказаться на миг

словно время – везде и нигде.

Прошептать, содрогаясь, молитву

простыми словами.

Проводить её взглядом

в дырявую чёрную бязь.

Светлой чёрточкой яркой,

мелькнувшей на миг над полями,

Получить от небес, как надежду,

Обратную связь.

Купание

Намокшие камни. Деревья в росе.

Песок лёг причудливо в змейки

На вновь обретенной прибрежной косе,

Начерченной как по линейке.

Волнение моря заметно едва.

Прибой нежно трётся о скалы.

Расправила спину слепая трава,

Пробилась сквозь ила завалы.

Размыты дороги, и каменных стен

Виднеются скорбные кучи,

А солнце лучами ткёт свой гобелен.

Как раньше. Не хуже, не лучше.

Взволнованный ветер взалкал голосов,

Но тщетно их ищет в купели.

В воде растворились громадины слов,

Растаяли сахаром трели.

Как белые перья летят облака

Промеж заколоченных окон

За горные пики цепляясь слегка

Сплетеньем прозрачных волокон.

Теплом тишина по умытой земле

Течёт как неровный набросок,

И капельки света дрожат на смоле

Обломков гоферовых досок.

День

Скрип сандалей тонет в шуме улиц.

Мутных окон взгляды холодны.

Тихим блеском вдаль летящих улиц

Бьются недосмотренные сны.

Город пьёт дыханья словно водку.

На закуску – запахи шагов.

Захмелев, играет не в охотку

Марш на балалайке проводов.

Лёгких платьев треплются подолы,

Придавая лету новый смысл.

Утро ставит бодрости уколы,

Горизонт сгибая в коромысл.

Пустоту меж небом и землею

Заполняют люди и слова.

Тоненькою ниточкой живою

Сдерживая расхожденье шва.

Тот портной, что мир кроил небрежно

И булавки вынуть позабыл,

Шьёт для каждого из нас одежду

Из прозрачной ткани белых крыл…

Заблудившиеся

Ещё не зачавшись погибли их общие дети.

Как рельсы стальные текут в горизонт жизни их.

Зенит и закат отгремели еще на рассвете,

Слова не сложились в красивый и правильный стих.

Она мыла раму, он звезды топтал в поднебесье.

На книжных страницах искал обходные пути.

Плутала она, заблудившись в чужом мелколесье,

Не в силах дорогу из круга событий найти.

Столкнулись они в коридоре какой-то больницы,

Как шарики Марблс в неловкой ребячьей руке,

И старая память, очнувшись, мелькнула на лицах,

Заставив реальность как струны дрожать вдалеке.

Блестящею каплей, сорвавшейся с кисти небесной,

Впиталась под кожу цветная тягучая слизь,

И радужной кляксой внутри оболочки телесной

Она принялась нарушать их привычную жизнь.

Колючая тяжесть стенала в обжившихся душах,

Вползая, как вор, в полуночные хрупкие сны.

Подбитым крылом отражалась в разлившихся лужах,

Как левиафан наблюдала из их глубины.

В обычном движении дней, пролетающих кучно,

В плацкарте чумного вагона состава «в ничто»

Нарушить куплет, что со скрипом звучит благозвучно,

В нормальном уме не захочет, конечно, никто.

Всем с пулей в груди жить приходится, будто с соседом,

Слагая в уме и на пальцах песчинки-года,

И каждому дышит в затылок жуком-людоедом

То слово, что смерти страшней – НИКОГДА…

Великаны

Смотри, смотри! Шагают великаны.

На стопах – пыль веков и пена дней.

Им нипочем цунами и вулканы.

Они в десятки раз богов сильней.

Ты слышишь? Их шаги шуршат стихами,

Спорхнувшими с расплавленных страниц.

Их головы объяты облаками,

А на плечах – обитель синих птиц.

Они проходят быстро, но заметно,

Сминая время, будто простыню.

Свистит дыханье их прохладным терпким ветром,

Шатает мира яркую мазню.

Ты смотришь ввысь на их прямые спины.

Ты хочешь влезть в их маленький карман.

Не видят нас пришельцы-исполины.

Для них мы лишь оптический обман.

Нам остаётся в их следах огромных

Растить пшеницу, строить города

В калейдоскопе редких дней скоромных,

Текущих, словно мутная вода.

Нам остаётся вслушиваться в эхо