Анна Аверьянова - Сделка

Она повернулась, отшвырнув в бешенстве табуретку, и ринулась к двери вперёд всею своею пышною грудью. Дунечка бросилась за ней.

– Ты – Далила! Да-ли-ла!! – с искренним негодованием восклицала Затюкинская тёща. – А он – Затюкин! Затюкин!! – с остервенением кричала она, будто вытянутым указательным пальцем размазывала по стеклу сонную замешкавшуюся муху.

Через мгновение, даже не глянув на себя в зеркало, не застегнув шубу, резко повернувшись так, что полы шубы взлетели, словно крылья большой чёрной птицы, держа шапку в одной руке, а перчатки в другой, она выскочила на лестницу, ногой захлопнув за собой дверь. Дунечка ткнулась отчаянно в мягкую дверную обивку «под дерево» с золотыми кручёными ниточками, протянувшимися от одной жёлтой шляпки декоративного гвоздика к другой. Отчаянно же ударила по ней своим кулачком, затем, резко повернувшись, отчаянно направилась к своему обидчику.

Он же, то есть обидчик, стоял около плиты, спиной к двери и, согнувшись вопросительным знаком, отправлял целиком в рот ароматную котлету, с которой свешивались луковые колечки с капавшей на плиту подливкой. И полное негодования Дунечкино сердце смягчилось. Какие-то неподдающиеся описанию законы женской логики заставили умилиться нежное Дунечкино сердце и сжалиться над своим мужем. Он же, ещё не уловив перемены в настроении жены, окаменел вместе с котлетой, уже приятно щекотавшей язык.

– Ну ты же опять не вымыл руки! – совсем без гнева в голосе неожиданно для Затюкина произнесла жена.

Он, запихав всё же котлету в рот, медленно, не веря ещё доброму расположению жены, распрямился и, удивлённый, побрёл в ванну мыть руки.

Во время ужина Затюкин сидел какой-то прибитый, ожидая очередной «накачки» после посещения этой ужасной женщины. Но никаких выпадов в его адрес со стороны жены не было. А когда Дунечка заварила чай, он очень кстати вспомнил про мёд, так что Дунечка его даже поцеловала. После этого он совсем отошёл от стресса, приободрился, и в его душе возник целый поток привычных мыслей, оглушивший его подобно Ниагарскому водопаду. Всё было в нём: нежная любовь к жене, восхищение ЕГО гениальностью, расширяющаяся Вселенная и его собственная, Затюкинская, теория гравитационного взаимодействия, а также многое, многое другое, о чём я, не желая раздосадовать читателя, упоминать не буду.

Умиротворенный и даже довольный жизнью, он помог супруге убрать в кухне и вымыл посуду. Разомлев от неживших его мыслей и неожиданного шикарного ужина, Затюкин погрузился в своё кресло напротив телевизора. Дунечка вошла в комнату за ним, включила телевизор, чтобы не пропустить «Сегодня в мире». Это была любимая их передача. Дунечку интересовало буквально всё: в каком платье сегодня выступает Корасон Акино, как это Маргарет Тэтчер удаётся обаять английских львов своей новой причёской, что носят в Париже, как одеты итальянские женщины и многое, многое другое.

Затюкина же интересовала техническая сторона: что где изобрели, какие новинки создали эти пресловутые закордонные корпорации, он даже пытался по внешнему виду определить некие секретные свойства этих новинок, но дизайн, хотя и отображал некоторые свойства, но чаще элегантно скрывал их. Он жадно всматривался в лица представителей корпораций, а вдруг промелькнёт на экране ЕГО лицо, вдруг… Хотя он прекрасно понимал, что личность этого ЕГО должна быть ещё большим секретом, чем ЕГО деяния. Он завидовал и вместе с тем не завидовал ЕМУ. Великий НЕИЗВЕСТНЫЙ, быть может, тоже получал маленькую зарплату, а работать ему приходилось под неусыпным контролем боссов, боясь, кроме того, быть похищенным их конкурентами. Многое отдал бы Затюкин, чтобы познакомиться с НИМ. Он чувствовал, что они очень похожи, что они – родственные души, хотя понимал ЕГО превосходство.

Дунечка села на колени к мужу и обвила его шею своими тонкими, но сильными руками. В этом доме наступил мир и покой. Тихое, ленивое счастье забралось в душу моему герою. Только…Ах нет, не могу, у меня больше нет сил.

ОТСТУПЛЕНИЕ.

Отпустите меня, ведь вам так хорошо вдвоём. Остановите это мгновение! Ну хотя бы дайте мне передохнуть немного! Вот уже вторую ночь вы не даёте мне уснуть. Днём я ещё могу отвлечься, побродить по улицам, потолкаться по магазинам. Поглядеть на газетные киоски. Но нет, вон у книжного прилавка мелькнула черная лисья шапка, из-под которой выплеснулись золотистые локоны. Печальные тёмные бархатные глаза обожгли моё сердце. Далила! Ты и днём не даёшь мне покоя. Мне не уйти от тебя. В море лиц я ныряю на улицу, чтобы скрыться от тебя. Но вдруг навстречу мне идёт двадцатипятилетний старичок. Ну что ты, Затюкин, не горюй! У тебя же есть звёзды! У тебя есть ОН, у тебя есть Дунечка, ты несметно богат, Затюкин. Выше голову, где твои звёзды?

Вот и вечер, туман светится неоновым светом. Пора домой, но я боюсь, боюсь оставаться одна. Я знаю, они снова ворвутся ко мне ночью и не дадут мне покоя. Вот и вторая бессонная ночь на исходе. Вы, вы сами требуете, чтобы я продолжала. Вы так жестоки, а ведь я вас люблю. Ну, что же, я продолжаю.

Итак, Затюкин и Дунечка смотрели телевизор. Не только смотрели, но и даже успевали поцеловаться между репортажами, пока обозреватель смотрел на них негодующим взглядом. Правда, его негодование было адресовано расистам ЮАР, но супруги несколько смущались его прямого взгляда и отворачивались или закрывали глаза.

– Ах! – восклицала Дунечка, – какая прелесть, это настоящий африканский батик, ты посмотри какие павлины, как я обожаю африканский фольклор! Какие краски, никакой химии, учти, феноменально! Ой, ну куда же его потащили-то бедного, прямо в машину!

Репортаж из ЮАР на этом оборвался, обозреватель стал что-то говорить о магнитных бурях, а супруги вновь поцеловались. Вот только этот, нонешний червячочек зашевелился в сердце у Затюкина. «Не добрый вечер этта… – прогнусавил голос Варвары Никандровны. – Бури-то какие?! Маг-нит-ны-я!»

– А сейчас необычный репортаж, – с улыбкой проговорил обозреватель.

На экране появилась какая-то пушистая очаровательная зверятина, а директор то ли английского, то ли американского национального зоопарка с восторгом говорил о невиданном в истории случае появления потомства этой зверятины в неволе. А что же остаётся, не вымирать же! Под неумолчный клёкот кинокамер он взял в руки очаровательный мягкий комочек и стал взахлёб рассказывать о трудностях ухода за этим прелестным малышом.

Дунечкины глаза погасли. Печальку изобразило её лицо. Затюкин знал причину её печали. Но неужели она, всё-таки, не понимает его. Молчание было зыбким. Затюкин не выдержал.

– У меня сегодня аванс был. Вот, возьми, – деланно безразличным тоном произнёс он, протягивая деньги.