Анна Аверьянова - Сделка

Часть 1

(Часть 1-я, в которой инженер Затюкин под давлением обстоятельств в порыве отчаяния продаёт свою душу, время действия 1984 год.)

Вступление

Первое слово – это так важно. Первая интонация – и Вы загубили свой труд, если она неверна. А если же она не фальшива, то Вы легко летите от начала своего повествования к его концу. Кажется, всё уже продумано до мельчайшей детали, до едва уловимой морщинки на лице героя. Но нет же, рука не поднимается. Будто бы и не рассказывать вовсе нужно, а из хрупкого мраморного монолита извлечь прекрасную Галатею, чтобы потом полюбить её. И дни проходят.

Но сколько можно ждать?.. Вот уже они, мои герои, по вечерам возникая передо мной, призывно смотрят на меня: «Ну что же ты медлишь?» А бывает даже уже и то, что они избегают смотреть мне в глаза. Нельзя более медлить. Час пробил. Вперёд!

Итак … Итак, с чего же начать рассказ об этом необычном дне в жизни моего героя. С утра? Но утро было совсем обыкновенным. Погода разве что была особенной: снег, ветер. Хотя в феврале много таких дней случается.

В общем, все было как всегда, как у многих из нас. Погревшись и даже вздремнув в тёплом автобусе, стоя как птенец императорского пингвина, забравшийся в центр стаи, наш герой вынырнул из ставшего таким родным автобуса навстречу освежающему февральскому ветру. Арка, под которую ежедневно проходил он, превратилась в аэродинамическую трубу. Двери его родного института не хотели открываться, да и закрываться не особенно хотели. Вахтерша устало-снисходительно приказывала: «Закрывайте за собой двери!»

Но вот, наконец, он благополучно засвидетельствовал своё своевременное появление на рабочем месте.

– Нет, Затюкин! – (К моему стыду, я должна сознаться, что фамилия героя моего была Затюкин. Не Алмазов, не Богомазов, а просто: Затюкин. Да и работал он не «завом» и не «замом», а простым инженером, даже не старшим. Так было угодно судьбе.) – Вы только посмотрите, что здесь написано! Завтра, то есть уже сегодня, ожидается потепление, местами небольшие осадки, туман. Я Вас спрашиваю, где – туман? – обратилась к моему герою дама.

Она, вероятно, пришла немного раньше, потому что в комнате пахло рижским лаком для ногтей, духами «Агат» и ещё чем-то то ли болгарским, то ли французским. Миловидное личико с негодованием вопрошало Затюкина.

Но Затюкина в данный момент более волновало другое. Он наивно-заинтересованно заскользил взглядом по бёдрам своей собеседницы, которые были упакованы во что-то необычное, но фирменное. «Бешеные деньги,» – подумал было Затюкин, но мысль его была прервана новым восклицанием молодой дамы.

– Где потепление, где туман? За что им там деньги платят?!…

Она, видимо, еще хотела что-то сказать, но Затюкин, более неожиданно для себя, чем для неё, начал нечто говорить извиняющимся голосом.

– Наталия Константиновна… Вы… Я… но, как сказать… Скажите, а вот эти брючки, как называются? Ну, я хотел спросить, это что, и есть те самые «варёные», о которых Вы, давеча, по телефону говорили?

– Они, они. Ах, как Вы оригинальны, Затюкин, даже в таком деле как комплименты дамам! Я люблю Вас, Затюкин, в Вас нет банала! – она уже потянулась поцеловать смущенного инженера, но непредсказуемая её мысль продолжала работать. – А самое главное, что эта прелесть досталась мне совсем даром – всего сто пятьдесят. Вы не поверите, это счастливый случай! Только я подумала…

Затюкин так и не узнал, что же подумала Наталия Константиновна, потому что зазвонил телефон, и его вызвали. Вызывать могли только Затюкина, потому что Наталия Константиновна была женщиной практичной и совсем не глупой. Выполняли они с Затюкиным почти одну и ту же работу. Но она сумела поставить дело так, что все, кому нужны были её услуги, приходили к ней и оставляли свои бумаги. А начальство само заглядывало к ней и, что надо, подписывало. Она всем улыбалась лучезарною своею улыбкою и непременно вводила в мир самых последних печатных и непечатных событий. На неё нельзя было не то, что повысить голос, но и нельзя было в душе осердиться.

Более того, многие начальствующие персоны с удовольствием заходили к ней просто так, наоборот, даже используя предлог спросить лишний раз: «Нет ли чего для подписи». И всем, всем она была рада. Она могла помочь страждущим подписать любую бумагу у самого грозного и непробиваемого чинуши, будь он в самом что ни на есть скверном расположении духа. Все были влюблены в Наталию Константиновну, и мужчины, и женщины, все по-разному, но все – очень.

Совсем не то было с инженером Затюкиным. Ему постоянно кто-то что-то выговаривал, выражал недовольство. Он мог пробегать за день десятки километров с одною и тою же бумажкою, так и не подписав её. Он всегда видел перед собою либо спины, либо закрытые двери. Но больше всего он вредил себе тем, что время от времени рождал очередное изобретение, в котором никто не мог (читай – не хотел) разобраться. Всеобщему раздражению не было бы конца, если бы не Наталия Константиновна, с которою он вместе сидел в одной комнате. Она была его добрым ангелом. Поговаривали даже, что ей удалось однажды подписать Затюкинские прожекты, правда, без упоминания этой неблагозвучной фамилии. Но Затюкин, в общем-то, был бескорыстен, и эта удача окрылила его.

Вот и в этот день происходило всё, если так можно выразиться в общем смысле, по расписанию. Ничего особенного. Вот только погода после обеда заметно изменилась. Ветер стих, и как-то сразу потеплело. А немного погодя и туман появляться стал. Хотя, пожалуй, было ещё одно событие – получение аванса.

Затюкин и забыл бы о нём, да Наталия Константиновна заботливо напомнила ему про аванс. А деньги Затюкину нужны были, денег ему хронически не хватало. Подбежав к кассе, он испуганно стал стучать в закрытое окошко. Оно распахнулось, и у Затюкина даже отлегло от сердца.

– А, Затюкин, небось, денежки не нужны, что не торопишься, никак богатенький стал, – ехидно пропела кассирша института Глафира Матвеевна, которая наизусть знала у кого какая зарплата и могла это сказать в любое время и в любом состоянии. – На, расписывайся!

Затюкин взял ведомость и поглядел исподлобья на кассиршу и на её нереально огромный бюст.

– Здесь только сорок, а у меня всегда сорок пять было.

– Ну, Затюкин, ты точно с Луны свалился. Всем ясно было объявлено. Что взносы теперь бухгалтерия высчитывать будет.

– Ну почему пять рублей?

– Нерадивый ты наш… почему-почему. Для круглого счету, остаток к получке приплюсуют.

– А-а, ну если так…– бормотал Затюкин, пересчитывая синие бумажки.

– Ну что, все? – хихикнула кассирша и закрыла окошко.

– Все, – вздохнул Затюкин и побрёл собираться домой.

Что и говорить, деньги греют душу. Затюкин медленно шёл по улице и отважно присматривался к витринам магазинов. Он даже зашёл и купил пачку бутербродного масла, а потом, проходя около «Даров природы», растратился на баночку мёда. «Ну и что, два двадцать, десять копеек баночка, баночку можно сдать. Что же это я, с аванса ничего для Дунечки и купить не могу?»