Олег Моисеенко - Мы люди

– Я подумаю и в следующий раз дам ответ.

Судья давал право жить.

В начале лета застучали топоры, тесали лес, закладывали основания построек на новом месте, а в версте с гаком почти у самого леса другая бригада сооружала небольшую хатку и все необходимые для жилья постройки. Это место выбрала Пелагея, недалеко в лесах грушевских и Авдотьином лесу росла знатная черника, и разная другая лесная ягода, и много целебных трав. К зиме были готовы постройки для Авдотьи и Пелагеи. Радоваться бы всем, что происходит, да только Милена вздыхала и печалилась перед сном, не было у нее внука или внучки, а ей очень хотелось, чтобы в новом доме, на новом месте, был слышен детский голосок. В один из дней, когда они с Пелагеей пили вдвоем чай, высказала свою тревогу Авдотья и получила краткий ответ, что еще не время.

На следующий год произошло два радостных события: было освящено новое подворье, а сразу после жнива была свадьба, Полина вышла замуж за знатного жениха и переехала жить в село за несколько верст от Новоселок. Поселилась на новом месте и Пелагея, потянулись к ней люди со всех сторон и мест, всем она помогала, и выздоравливали люди, и скот ходила лечить, но мало к кому. Ходила по церквям, а потом часто ее можно было видеть с молодой монашкой. Пришла радость и к Авдотье, да сразу две, ее дочери под грудью стали носить по ребеночку. Только и беда пришла, откуда ее не ждали.

Не смогли сыновья хозяина простить, что им от отца ничего не досталось, выросли у них дети, наделы надо было раздавать, приданое готовить, а взять неоткуда, и месть их пришла на Никиту. В косовицу ушел он на дальний покос, что почти у речки, и не вернулся. Кинулась Авдотья на поиски, да только никто ей ничего толком сказать не мог. Наказали ей, что в монастырь прибился молодой хлопец, весь избитый, при смерти, там за ним досматривают монашки. Поехала она в монастырь, изменились там порядки, пошло запустение и упадок, принята была Авдотья, обещали помочь ей, только просили вознаграждение, она согласилась.

Торопила Авдотья свою сопровождающую, а та шла мирно и не спеша, а когда Авдотья еще раз поторопила ее, «Бог – он все управит», – был ее краткий ответ. В хатке перед иконой горела свеча, сбоку на скамье кто-то лежал накрытый свиткой, рядом сидела женщина в монашеских одеждах. Авдотья подошла к изголовью и наклонилась, сверху на груди человека лежала рука, она была как лопата, на которой на под печи хлеб выкладывают, лицо перевязано холстом, видны только волосы. Они казались черными как сажа, это был не Никита. Авдотья еще раз осмотрела человека и не находила ничего похожего на мужа дочери.

– Это не он, – тихо проговорила Авдотья, махая рукой перед собой, как бы отгоняя кого-то от себя.

Вернулась Авдотья, увидела ее дочь, закричала немым голосом, и случились у нее роды. Родила Агриппина девочку, и назвали ее Варвара. Снова каждый день возле Агриппины находилась Пелагея, вселяя матери и маленькой девочке надежду и радость, сколько радости прибывало им, столько жизненных сил уходило от Пелагеи. Но каждый день она шла к Агриппине, а когда наступили холода, сил приходить уже не было. С ней все время находилась молодая монашка Марина. Похоронили Пелагею в начале зимы, только беда не приходит одна, простыла и занемогла Авдотья, некому было ее выходить, и она ушла в мир другой, не стало радости на новом подворье, пришлось Агриппине продать его, и поселилась она в небольшом дворе на краю деревни, как ни звала ее сестра Полина перебираться к ней поближе, не соглашалась.

Когда-то здесь жила монашка Пелагея, которая была известна далеко за пределами окрестных деревень, последние дни ее досматривала монашка Марина, и осталась она жить на том подворье. Когда и почему появилась она в этих местах, никто толком не знал. Прислуживала в церкви, когда проходили богослужения, и выполняла там различные работы. Матушка Марина стала ухаживать за больными, а потом оказалось, что она может лечить их. Молва о ее способностях излечивать от разных болезней не только людей, но и животных разнеслась по окрестным деревням. Пошли к ней люди, кто за словом, кто за исцелением, а кто просто побыть с ней рядом. Она стала ходить к больным, если ее просили, и шла в любое время. Лечила словом, настоями и мазями из трав, которые собирала в основном в лесу. Так и жила, всегда одетая в темную одежду. В хатке ее были редкие церковные книги и иконы.

К монашке Марине первый раз Варю, еще совсем маленькую, привела мать. Ей очень полюбилась крохотная комнатка. Глиняный пол в сенях и самой хатке, устланный домоткаными половиками, сразу на входе в углу печь, за ней кровать, отгороженная полотняной ширмой, одно оконце, возле него столик приставлен к стене, слон, на котором могли сидеть три человека, и табуретка. Напротив печи с потолка свисала жердь с крючком, на которой висело ведро с водой и кружкой. В углу напротив двери стояли и висели иконы, возле них лежали большие книги. Варя чуть съеживалась и затихала от ликов икон. Успокаивал ее огонек лампадки у самой большой иконы. С мамой они приходили к тете Марине, как ее называла Варя, больше, когда уже сходил снег и подсыхала дорога, которая вела от деревни к лесу. Мать брала чего-нибудь с собой, как она говорила, это гостинец. В хатке становилось тесно, монашка усаживала Варю на скамью у стены, а они с мамой сидели за столиком. Почти всегда тетя Марина угощала чаем на травах. Комнатка наполнялась запахами лета. Летом Варя была возле матери и помогала ей, как ей казалось, очень-очень, а больше играла сама с собой. От их дома до жилища монашки была почти верста, очень далеко, как считала маленькая Варя.

Чем больше она подрастала, тем чаще Варя заходила к монашке. Разговаривали они мало, монашка показывала ей церковные книги, рассказывала о святых, потом замолкала, и Варя продолжала листать книги сама. Летом они проводили время возле хатки, монашка подводила ее к забору и показывала желтые цветочки, она почему-то их хорошо запомнила, они назывались зверобой, а когда почти у тропинки Варя вырвала большие темно-зеленые листочки, тетя Марина назвала их подорожником и еще сказала, что эти листочки очень помогают, если приложить их на ранку, тогда она быстро заживает. Они вместе находили и другие травы и цветочки, но Варя их все сразу не запоминала. Они обычно отдыхали за хаткой в тенечке, тетя Марина вдруг тихонько скажет: «Послушай, это поет птичка, она не маленькая – это дрозд», а потом послушает и уже ведет разговор о других птицах, пение которых слышалось рядом в лесу. О птицах, лесных жителях и травах монашка знала очень много, и когда начинала рассказывать, Варя замолкала, у нее округлялись глаза, и в них можно было видеть и птичек, и их гнезда, и все, о чем ей тихим голосом, который, казалось, лился с неба, повествовала эта уже немолодая женщина. Когда становилось тепло, они подолгу ходили в лесу. Так постепенно Варя постигала тайны леса, цветов, трав и птиц. Потом некоторое время, когда у Вари появились подружки-сверстницы, перестала заходить к тете Марине. Однажды уже взрослой девушкой летним днем, после того как выгнали коров на пастбище, после обеденной дойки, повстречалась с монашкой на улице, засмущалась, покраснела. Монашка несла воду с колодца, раньше Варя ей старалась помочь поднести ведро, и, взявшись за дугу ведра, они так и несли его вдвоем, и неизвестно, как помогала Варя его нести.