Олег Моисеенко - Мы люди

– А как же иначе, это же пожар.

Отлежал Парамон в лазарете почти неделю, получились у него ожоги на спине, а на руках в нескольких местах и один на обратной стороне правой ладони возле пальцев. За то время, пока он лечился, пришла к одному офицеру целая толпа местных жителей с благодарностью к солдату полка, который спас дитя и помог с тушением пожара. А среди солдат шли разные разговоры: одни говорили: «Дурак, чего в огонь полез, теперь в лазарете лежит», а многие молчали, думая о себе: «Смог бы я так в огонь пойти?» – и не было ответа, потому и молчали. О случившемся и о благодарностях жителей на совещании доложили командиру полка, тот выслушал, встал и, ни к кому не обращаясь, заговорил, как бы взвешивая каждое слово:

– А молодец солдат, для полка это большая честь иметь такого солдата, полку здесь долго стоять, а местные люди – это наш тыл, наша опора, мужественный поступок совершил солдат, и его надо поставить всем в пример.

О том было объявлено в батальонах на вечерней перекличке. Перед сном в разговоре среди солдат, которые заканчивали службу, один то ли с завистью, то ли с осуждением произнес:

– Скажи ты, везет же этому молодому, далеко он пойдет, а то может и голову свою потерять.

А другой, сидя на корточках и поджаривая на костре кусочек хлеба, нараспев отвечал:

– Ты, Хома, уже скоро домой направишься, а что ты вспомнишь о нашей службе? Да ничего, а об этом Парамоне помнить будешь и завидовать будешь, что сам так не смог за всю службу в пример полку быть поставлен.

А вскоре снова заговорили в полку о Парамоне.

В один из дней стояла команда караулом у моста, где был и Парамон. Тепло уже было, солнце только спряталось за горой, что возвышалась, казалось бы, рядом за селом, которое протянулось вдоль речки на той стороне моста, как вдруг на дороге показалась скачущая лошадь, запряженная в выездной возок с укрытием. Лошадь неслась вскачь, и ею никто не управлял, а с возка раздавался испуганный женский голос и визг. Солдаты и фельдфебель застыли в оцепенении, а дорога перед мостом сужалась, и дальше был крутой обрыв, куда и неслась лошадь. Когда возок почти поравнялся со стоящими солдатами, вдруг птицей взлетел Парамон и оказался плашмя на лошади, ударил ее между ушей, она метнулась туда-сюда и замедлила бег, а после второго удара наездника совсем остановилась, мелко дрожа. Все произошло в одно мгновение, Парамон спрыгнул с лошади, держа ее за уздцы, в возке визг прекратился и были слышны всхлипывания двух женщин. К возку бросились фельдфебель и несколько солдат, отчего лошадь снова проявила беспокойство, и солдаты остановились. На дороге показалось несколько верховых, скакали полковые офицеры. Солдаты сразу отбежали, а плачущая женщина, всхлипывая, стала объяснять, что с ними произошло, а другая, закрыв лицо руками, плакала навзрыд. Парамон держал лошадь под уздцы и гладил ее одной рукой между глаз, отчего та стояла смирно, чуть опустив голову. После сбивчивого рассказа женщины стали смотреть на стоящего впереди солдата, который, казалось, о чем-то разговаривает с лошадью. В тот же день Парамон был представлен командиру полка, тот вспомнил солдата, который так бойко отвечал ему на том смотре перед убытием на летнее полевое обучение, оказалось, что это тот солдат, что спас дитя на пожаре и захватил в плен горца. В возке, который понесла лошадь, были жена и дочь полковника, и получалось, что солдат спас им жизнь. О случившемся говорил весь городок, и с каждым днем добавлялся то один, то другой эпизод о смелости женщин и их спасителе.

Жена просила мужа о поощрении отважного солдата, она хотела его видеть. Парамон был одет в лучшее солдатское обмундирование, доставлен к домику, где проживал их командир полка и представлен спасенным им женщинам. После встречи, когда женщины остались в своем кругу, было высказано предположение, что этот солдат мог бы заменить денщика, который уже всем здесь надоел, о чем жена сказала мужу вечером. Полковник и сам понимал, что солдата надо отблагодарить, это была его честь. Через три дня его приставили денщиком к командиру полка.

Вначале Парамон оробел и покрылся потом, пересыхало во рту, мысли путались, он несколько раз отвечал невпопад, за что получил кулаком в зубы от фельдфебеля. Этот удар придал ему сил и вернул уверенность. Дальше все пошло как нельзя лучше. Ему помог освоить неожиданно свалившееся назначение денщик полкового врача. Он уже был немолод и потерял счет летам службы, да и незачем их было считать, он так привык к полковому врачу и его семье, что другой жизни уже и представить себе не мог.

Так круто изменилась солдатская жизнь у Парамона, а ему уже виделись и другие изменения, не менее важные и значимые. Он внутри замер, отбросил прочь или загнал глубоко-глубоко свои мысли, а стал служить, не вызывая никаких нареканий, быстро научился понимать, чего от него хотят, а порой чувствовал, что делать надо так, и выходило правильно и удачно. Он увидел другую жизнь, его удивляло, зачем так много проводят времени женщины за книгами, и ему захотелось научиться читать. Однажды жена полковника увидела, как Парамон внимательно листает книгу, заметив рядом Антонину Зиновьевну, так все называли жену полковника, он покраснел и закрыл книгу. Она улыбаясь спросила, умеет ли он читать, Парамон замотал головой. С того дня его стали обучать грамоте. Жил Парамон в маленькой комнатке, похожей на конуру, к нему туда никто не заходил, ему нравилось там находиться, это было его убежище. Однажды он увидел, как Катя, дочь полковника, всматривается в бабочку, что сидела на столбе крыльца. Она ее рассматривала так, будто то была диковинка или что-то невообразимое, так же она рассматривала жука, что полз по скамейке, а то вдруг она сорвется с места, побежит, подпрыгивая и смеясь. Дивился такому поведению Парамон и никак не мог найти сравнения. Дитя, так дети этих жуков видят вон сколько, а потом спохватился и пот выступил на лбу. Что он думает, это же дочь командира их полка, для него это был другой мир. Когда он встречал Антонину Зиновьевну, то вытягивался как перед полковником и старался угадать, что она хочет или что ей надо, полковник и его жена были для него одно лицо, что-то непостижимое и далекое. Грамоте Парамона обучал наставник, который давал уроки Кате и другим детям, за это он выполнял все его просьбы-приказы. Возле Антонины Зиновьевны и ее дочери почти всегда находились две девки, которые им прислуживали. Одна из них, встретив Парамона, загадочно улыбалась и все старалась обратить его внимание на себя. Только разве мог допустить он какую-либо мысль в отношении этой девки, если она, по его пониманию, была из того непонятного для него окружения. Прослужив с полгода, Парамон стал тяготиться службой денщика, он все больше прислуживал по дому и маленькими шажками приближался к той тайне, которая окутывала людей, которым он служил. Однажды перед сном он задумался: а если жена полковника уедет, что будет с ним, куда его отправят, а вспомнив о солдатах, с которыми уже почти два года нес рекрутскую службу, тут же успокоился. Там было просто и ясно, а здесь не знаешь, кому служишь. Только напрасно Парамон беспокоился и переживал, судьба или чья-то воля уготовила ему крутой поворот. Приближался день рождения Антонины Зиновьевны, все чистилось и убиралось, к вечеру Парамон устал и завалился спать в каморке как сноп. Ожидали важных и влиятельных гостей, аж от самого царя-батюшки. Парамон был неожиданно вызван к полковнику, и тот стал говорить, что его хочет видеть один очень важный человек, он знает о его геройских поступках, и Парамону перед ним надо предстать достойно солдату его полка. Он стал объяснять, что говорить и как отвечать на вопросы, только в такие минуты Парамон терялся и все забывал, чему его учили, с тем он и ушел от командира полка. Парамон в тот день был в новенькой солдатской амуниции и исполнял столько поручений и команд, что, казалось, скоро упадет, но стали съезжаться гости, и откуда только взялись те силы и та прыть у него? Уже почти все собрались, ожидался выход хозяев. Парамон направился в сторону каморки, как из своей комнаты вышла Антонина Зиновьевна, сначала он не понял, кто это, потом застыл на месте, глаза расширились, дышать стало тяжело. Шла женщина с почти полностью обнаженной грудью, невообразимой прической, открытыми руками и плечами. Парамон не мог оторвать взгляда от белоснежной груди, женщина остановилась, и он поднял глаза, взгляды их встретились, краска залила его лицо, тело вспотело, а у нее на губах скользнула улыбка, которая пронзила все внутри. Парамон вытянулся, как в строю, женщина свернула в зал, где были слышны говор и музыка. Со второго этажа спускался полковник, не доходя до жены, он остановился возле Парамона и приказал, чтобы тот стоял здесь и ожидал, когда его вызовут.