Калле Каспер - Уроки Германии

– Но несмотря на это, Кандинский – художник с мировой славой.

– Чихала я на его славу!

Рипсик презрительно повернулась к картине спиной. Я знал, что теперь последует: обмен мнениями на тему деградации современного искусства. Один мой приятель как-то сказал обо мне, что мои вкусовые предпочтения в области кинематографа остановились на французской новой волне, я рассматриваю это как комплимент; что касается отношения Рипсик к изобразительному искусству, то ее вкусы так основательно застряли на Ван-Гоге, что будь я художником, у меня наверняка возникло бы желание отрезать себе ухо. Кстати, в данном случае это тоже скорее похвала, потому что если уж быть откровенным, ничего достаточно важного двадцатый век к Ван-Гогу не добавил.

– Для меня вообще осталось непонятным, на основе чего одному художнику достается всемирная слава, а другому – никакой. Что это за критерии? Кто их вырабатывает? – напала Рипсик на воображаемых оппонентов, чьи точки зрения я иногда, к ее радости, стараюсь озвучивать.

– Наверно, критики, искусствоведы.

– Они не бескорыстны, поскольку заинтересованы в том, чтобы хоть кого-то восхвалять. Нет шедевров, нет хлеба. Широкая публика же вторит тому, что говорят так называемые «специалисты».

– Возможно, создатели абстрактного искусства просто предугадали сущность нового демократического человека. Демократия ведь превратила его в существо без лица и без души.

– По-моему, выражение «абстрактное искусство» вообще нонсенс. Абстрактной может быть только мысль, искусство же всегда конкретно. Абстрактное искусство – такой же оксиморон, как…

Рипсик на секунду задумалась в поисках сравнения.

– Гениальный скакун, – предложил я.

Она удивленно на меня взглянула.

– Это сказал не я, а Музиль, – уточнил я скромно. – Его поражало, что его современники в высшей степени неразборчиво пользуются столь значимым словом, как гениальный, что они говорят: гениальный теннисист, гениальный журналист, гениальный скакун. Особенно его раздражало последнее. «Как это скакун может быть гениальным», – возмущался он.

– Я думаю, что гениальный критик звучит, по крайней мере, столь же нелепо, – ядовито резюмировала Рипсик.

Черные стриженные «под котелок» волосы, обрамляющие продолговатое лицо, полные темно-красные губы, растянутые в широкой улыбке… Антуанетта стояла на перроне и махала нам рукой, а мы смеялись и махали ей в ответ. Это продолжалось довольно долго, в конце концов прозвучал мелодичный звуковой сигнал, над выходом зажегся красный свет, двери закрылись, поезд сдвинулся с места, и длинная, худая и почему-то вызывающая сочувствие фигура в черном драповом пальто исчезла из виду.

– Как тебе понравилась Антуанетта? – спросила Рипсик, – Не правда ли, обаятельная? Я думаю, уж про нее-то ты не можешь сказать, что она тебя сексуально не привлекает.

– Да, но Антуанетта не немка. В ее жилах течет французская, итальянская, венгерская и мало ли еще какая кровь, но не прусская или баварская. Я это выяснил. А что касается привлекательности, то она курит. Терпеть не могу курящих женщин. И, как говорят в Эстонии, «наливает в себя вино».

Рипсик кивнула.

– Это они делали обе. Не только Антуанетта, но и Ульрика. Надеюсь, они все-таки доберутся домой живыми и здоровыми. А взбучку им там вряд ли зададут. Как я понимаю, ни та, ни другая не замужем.

– Как будто нет. Хотя на синие чулки они тоже не похожи. Синий чулок в моем представлении это создание холодное и совершенно лишенное женского начала, а обе наши редакторши весьма грациозны. Да и третья дама, завотделом, тоже.

– А ты не спросил, почему у их издательства такое странное название? «Цурюк», по-моему, означает назад. Это намек на то, что лучшие дни литературы позади?

Я улыбнулся.

– Основателя издательства звали Эрнст Цурюк. По словам дам, он был большой любитель книг и меценат.

– Когда он жил?

– В первой половине века.

– Двадцатого?

– Двадцатого.

– Смотри как интересно, – оживилась Рипсик. – Значит, тогда издательским делом еще занимались мужчины. Теперь, как я понимаю, женщины захватили эту сферу полностью.

Издательство «Цурюк», выпустившее в свет немецкий перевод романа Рипсик, недавно перебралось из бывшего западного сектора в Восточный Берлин. Я сперва подумал, что решение было принято с целью экономии, но мне объяснили, что я ошибаюсь, что район, в котором оно ныне располагается, один из самых модных, а следовательно, дорогих. Мне сразу припомнился анекдот про нового русского, который перекозырял приятеля, хваставшего обошедшимися ему в сто долларов часами, сообщением: «Дурак, здесь за углом, такие же продают за двести!» Почему так высоко ценилось место, находившееся прямо напротив S-бана, в эстетически сомнительном окружении, для меня так и осталось тайной; но почему именно туда перебрался «Цурюк», я догадался, услышав, что это не просто издательство, а целый концерн с филиалами в каждом крупном немецком городе: естественно, столь солидное предприятие не могло экономить на месте расположения. Отдельный отдел занимался восточно-европейской литературой, что можно было назвать и литературой бывшего Варшавского пакта, именно с этим отделом довелось общаться и нам. Работало там три действительно весьма грациозных женщины, которые внешностью мне больше всего напоминали три семафора. Они были высокие и худые, именно худые, а не стройные. Двое из них, Оэ и Ульрика, вряд ли очень уж мучили себя диетой, если кто-то этим и увлекался, то самая младшая, Антуанетта, иными словами, они были попросту недокормлены. Ну а кто должен был заниматься их кормежкой? Из-под крылышка родителей семафоры выпорхнули давно, до эпохи домохозяев Европа еще не дожила, а в ресторане еще ни один человек не разъелся до полноты. Да и маловероятно, чтоб они ходили по ресторанам каждый день, наверняка обычно грызли бутерброды, запивая их апельсиновым соком, почему иначе их так обрадовал наш приезд, давший им право сводить нас в ресторан за счет издательства. Правда, отправились мы туда вчетвером, Оэ извинилась, отговорившись тем, что у нее еще много работы. Она была самой важной из трех граций, заведовала отделом.

– Добро пожаловать в Берлин. Вы у нас часто бываете? – спросила она при знакомстве.

Я объяснил, что Рипсик проехалась однажды по Восточной Германии в составе туристической группы, я же в этой стране впервые.

– Надеюсь, это путешествие доставит вам удовольствие, – сказала она сердечно. – На следующей неделе мы свозим вас в Лейпциг. Там состоится презентация романа вашей жены. Еще мы подготовили для вас поездку в Мюнхен, но это позднее. А пока отдыхайте, гуляйте по Берлину. У нас быстро развивающаяся столица, многие сравнивают ее с Нью-Йорком.