Михаил Дорошенко - Коридоры судьбы

– Я на вас в суд подам.

– На-ме-ня!? – прижал кулак к груди простак.

– Нет, на крымский ветер, старый дуралей! – и на него взглянула так, что он задергался весь вдруг и деру дал.

В местном зале киногрез как раз шел «Мюзидоры взор» – французский вздор. Пробегая мимо, старик плюнул «п о дноги» в сердцах, заметив на афише Доменик.

На пляже она оставляла на себе лишь босоножки и шляпу. Невидимые змейки под покровом волны подползали к ее ногам, оставляя на гальке полупрозрачные яйца – розовые, желтые и голубые.

Нежнокожая блондинка с кукольным лицом Мальвины приезжала на автобусе из Ялты. Странницы (от слова «странные») поднимались по тропинке в гору и там, над обрывом, отворачивались неожиданно и так… спина-к-спине… стояли молча с полчаса. С раскрытой книжецей в руках – роман Жорж Санд (по-видимому, так звали блондинку), а Доменик с бинокликом на ручке театральным для обозренья горных панорам.

Доменик провожала приятельницу назад, подталкивая ее под круглый зад настойчивой рукой: загорелое – на голубом, а когда подсаживала в автобус, щипала ее так, что голубоглазая «мальвина» в окно (две пятерни, глаза и губы), словно сквозь дождь смотрела. Слезы!

Однажды на пляже перед Доменик остановилась женщина настолько красивая, что даже спокойное до сих пор море заохало от изумленья. Высокая стройная брюнетка с вороном на бархатном плече. Она бросила к ногам сидящей на шезлонге Доменик толстенную пачку кредиток, сняла с рук искристые перстни и присоединила к пачке. Потянула за нитку жемчужных бус – жемчужины рассыпались с рыпеньем по камням. Вслед за ними – слезы. Рывком разодрала на себе платье до пупка, а в нем алмазный полумесяц и звезда. Тыльной стороной ладоней к Доменик, пальцы растопырив с яркими ногтями, повторила жест блондинки за окном автобуса из Ялты.

Доменик вынула из пачки пару бумажек, а остальные выбросила в море. Красавица из иноземной сказки упала на колени, обнаруживая на спине парчевого дракона, перевернутого вниз головой для обозрения в подобной позе и… зарыдала. Доменик ее за волосы – как Дита голову из Гебра сладкопевца – бесцеремонно подняла, в глаза рассеянно взглянула – так смотрят на часы – и уронила на песок. Перешагнула через Женщину-в-Бархатном-Платье-с-Драконом-на-Спине и удалилась. Сдирая с себя бархатную черноту, прекрасная незнакомка зашла в море и исчезла под водой.

Яркое пятно на фоне бледной синевы – апельсин. В руке Геаманта. Он подбрасывает и ловит его.

– Хотите, я научу вас летать? – обратился он к Доменик.

– Сколько будет стоить обучение?

– Для дамы вашего положения…

– Или пошиба, хотели вы сказать. У меня и рубля не найдется. Но я могу провести с тобой ночь. На том и сочтемся. По рукам?

– Честно говоря…

– Неважно – что-нибудь придумаем на ходу. В венецианском стиле или флорентийском. Пальцы моих фантазий проникают на любую глубину, сказал Пьетро де Аретино своей жене Пьеретте… де Арлекино или… наоборот. На побережье всех морей не найдется женщины, способной превзойти меня в искусстве проницательного взгляда! – она перехватила оранжевый плод на лету и выбросила в море.

– Что нужно делать?

– Необходимо дождаться заката.

Она забралась на указанную Геамантом скалу и дернула за ленту на плече. Марлевая фикция мгновенно слетела с нее. Платье медленно, словно вытканное из воздуха-пуха-и-паутины, спускалось со скалы. Геамант попытался прозрачную птицу поймать, но она вспорхнула неожиданно вверх и улетела с порывом ветра в море.

Доменик сняла чехольчик с японского автоматического зонтика (большая редкость в те годы), прицелилась, нажала на кнопку – распустился перепончатый парус – и полетела, увлекаемая потусторонними ветрами. Она сделала несколько кругов над скалой и улетела с серебристым смехом, словно ведьма, в закат, не исполнив обещанного. Больше ее никто не видел, как если бы она была подставной уткой с того света или лебедем для ободренья провидея.

Барбара первая рассмотрела Геаманта в лорнет и пригласила пройтись с ней по набережной.

Грета попыталась заполучить Геаманта целиком – он был в нее как будто бы влюблен. На террасе Сумеречных Встреч в Ялте она билась в истерике о край мраморного столика головой и сломала (так что пришлось платить), но успеха не добилась. Геамант своим мягким голосом успокаивал ее, не притрагиваясь, ибо достаточно было легкого поглаживания, чтобы хищная и красивая Грета обратила руку целителя в лапу обольстителя.

– Красивая, нет спору, – заявил после ее ухода Геамант, – от ста до тысячи рублей за пять минут, а за секунду три рубля выходит – в таких пределах шлюха! – и он указал на мастера стихосложения и тот, словно метафорическая машинка, сразу же и включился.

– Нельзя простить распущенной Эльмире того, что в целомудренной Элизе – венец поэзии и чистоты.

В одну из бессонных ночей, когда красавица Грета вдруг обмякла и заснула беспробудным сном беспутницы, Геамант воспользовался невинностью спящей, но, может быть, происходило все наоборот, что могла исполнить только Барбара.

Сороколикая и многопозая Барбара, прежде чем что-либо сказать, изображала – наглядный урок пантомимы, которую она преподавала в школе изящного жеста имени Леды-и-Лебедя.

– Когда количество моих любовников достигло тысячи, – сообщала она своим клавесиновым голосом, – начались пожары в Москве, а когда дойдет до десяти… тысяч!.. рухнет Вавилонская башня в Останкине!

Барбара присвоила Геаманту титул Законодателя Астральных Мод, придворного Подсказывателя-и-Предлагателя и ввела его в средний свет – на Чердак Общества.

Неудобства человеческого ради – власти – не разрешают художникам занимать под мастерские чердаки домов, в которых они проживают, а только в других – подальше.

Мика не растерялся: под чердак он подвел квартиру – поменял ловкач.

Рисовальщиком Пустодиев был неплохим, но видеть он мог лишь то, что за окном: там был пустырь с красным пятном телефонной будки на фоне плаката его собственной работы. Плакатных дел мастером он был «в миру», а в мире искусства слыл сюрреалистом.

Витринная живопись Пустодиева имела успех у неискушенной публики. Денег он зарабатывал почти столько же, сколько малооплачиваемый краснорабочий в Италии, что по нашим масштабам – богатей. Прекрасная жена и породистая собака, но вот только за границу его как-и-всех не пускали. Геамант посоветовал ему плевать в зеркало. Мика поплевал и съездил в Италию. Поплевал в привезенное из Италии венецианское зеркало и съездил в Америку.

Геамант забыл его только предупредить, что из венецианского отвечают… вишневыми косточками.